class="p1">Если исследования будут продолжаться такими же темпами, не за горами то время, когда я смогу сказать вам, что правильно обученный врач, имеющий соответствующее оборудование и около десяти ассистентов, вполне вероятно, сможет подвергать данной процедуре по несколько сотен женщин в день, если не тысячу.
В итоге Клауберг получил то, о чем просил, и даже больше. Об одной из его великих мечт – репродуктивном центре – объявили в статье в «Краковской газете» от 21 сентября 1944 года словами, вызывающими замешательство:
Под руководством профессора Клауберга, который с начала войны ведет борьбу с материнской и младенческой смертностью в Верхней Силезии, будут открыты 22 прекрасных центра на 800 матерей, родильные дома и центры отдыха.
В январе 1945 года русские войска посетили эти центры. Клауберг попал в руки советской власти. Он был приговорен к двадцати пяти годам заключения, затем освобожден в соответствии с германо-советскими соглашениями. Но на этом его история не закончилась. Почти десять лет спустя, в 1955 году, берлинцы прочитали следующее объявление.
СРОЧНО
Профессор Карл Клауберг, доктор медицины,
Ищет
Первоклассных машинисток
Безработных (что маловероятно) или имеющих свободное время по вечерам, в частности желающих работать у него по два-три часа в день. Просьба обращаться сразу (с 9 до 10 утра или с 7 до 8 вечера, включая воскресенье), университетская клиника, хирургическое отделение (личный кабинет, комната 1). Для лучших может быть предоставлено постоянное место. В этом случае они будут сопровождать его на машине в поездках по Германии с оплатой всех расходов[30].
Врач даже не удосужился сменить фамилию! Еще более удивительно то, что комитету бывших лагерных пленных и ассоциации жертв нацизма пришлось приложить невероятные усилия, чтобы добиться повторного открытия дела Клауберга, которому всячески помогали друзья в высших эшелонах власти, равно как и фармацевтические компании. Арестованный в 1955 году, Клауберг был сначала помещен в психиатрическую лечебницу, а затем признан «ответственным за свои действия». Наконец в 1957 году состоялся суд, но было поздно: Клауберга нашли мертвым в своей камере. Хотя это был конец для доктора Мабузе, история так и не получила завершения, а жертвы и их потомки не обрели покоя и справедливости: как он смог вернуться в Германию? Почему суд состоялся так поздно? Была ли его смерть случайной? Наконец, какова роль фармацевтических компаний, с которыми он контактировал и которые, вероятно, помогали ему, прежде чем избавиться (чтобы не заговорил?). Так много вопросов, на которые, возможно, никогда не будет ответа.
13
«Она не была плохой»
Герта Оберхойзер
Голова наклонена на одну сторону. Нежный голос. Почти дрожащий. Женщина, которую мы видим отвечающей на вопросы президента на Нюрнбергском процессе над врачами, вызывает почти жалость.
Что делает эта испытывающая явную неловкость миниатюрная дама на скамье подсудимых?
Герта Оберхойзер пытается защищаться.
Как может.
Она должна ответить на обвинения тех, кого сопровождала в руки нацистских хирургов. Не все kaninchen, «маленькие кролики», умерли в результате ужасных процедур, которым их подвергали. Владислава Каролевская, Мария Брольплатер и София Мачка – женщины, поскольку лагерь Равенсбрюк отличался тем, что был предназначен только для женщин. Это единственное исключительное отношение к ним, поскольку жизнь в других лагерях была не менее ужасной: те же страдания, та же жестокость, те же угрозы и отчаяние, тот же дым газовых камер и та же мерзость крематория, который в Равенсбрюке работал на полную с апреля 1943 года.
О повседневной жизни в Равенсбрюке мы знаем, пожалуй, больше, чем о других местах, не в последнюю очередь благодаря Жермене Тийон, которая с ноября 1938 года была «администратором» в этой адской дыре (Le Verfügbar aux Enfers, «Служанки в подземном мире» – так называется оперетта – да, именно оперетта, – которую она написала во время заключения), построенной в болотистой местности к северу от Берлина. Я хотел бы остановиться на этом, чтобы, читая книгу, вы не забывали: жертвами нацистских медицинских экспериментов были и те, кто не испытал на себе их ужаса.
Давайте послушаем, как одна из соратниц Жермены Тийон описывает типичный день в Равенсбрюке:
Летом просыпаешься в половине третьего утра, зимой – в половине четвертого, от воя сирены. Надо встать после бессонной ночи, быстро одеться, заправить койку по установленному порядку, ровно и без складок, протолкнуться в waschraum (душевая комната с примерно двадцатью умывальниками и тазами или круговыми фонтанами на несколько сотен женщин), через суету которой не все успевают пробраться. Приходится выбирать между очередью к умывальникам, чтобы помыться без мыла и зубной щетки, и очередью в туалеты. В среднем на тысячу женщин приходится десять туалетов, и все они хотят воспользоваться ими одновременно и до переклички. Туалеты представляют собой длинные скамьи с двадцатью отверстиями. Страшные рассадники инфекции и паразитов. […] Суета продолжается и при раздаче «кофе»: четверть литра желудевого отвара, едкого и без сахара, причем не всегда горячего. Времени на все не хватает, и вот уже снова звучит сирена, призывающая к перекличке.
[…]
Два с половиной часа стояния и ожидания – тяжелое испытание для тех, кто только что провел несколько месяцев в камере, отчего болят почки, ноги и ступни – ужас для здоровых, ужас для слабых, страдающих дизентерией и отеками, безымянное орудие пыток и возможность для орды сторожевых псов устроить разгул и парад. Во время перекличек, где погибло много заключенных, особенно пожилых, когда какая-нибудь женщина падала, ее никто не поднимал; она оставалась лежать на земле до конца, либо ее начинали бить сапогами или палками. После переклички по номерам (zählappell) начиналось трудовое распределение (arbeitsappell), во время которого формировались, подсчитывались и пересчитывались рабочие колонны.
[…]
Большинство заключенных были одеты в лохмотья с нарисованными на спине крестами, чтобы их нельзя было использовать для побега. Полосатый костюм стал привилегией и вызывал уважение даже у надзирателей: такой человек был «при должности»; все остальные – это люмпен-пролетариат. Разумеется, белье не стиралось и не дезинфицировалось, хлебный паек был сокращен, одеяла в дефиците. Лазареты постоянно переполнены[31].
Лазареты, которые в теории должны были быть больницами, на практике чаще всего оказывались предсмертными пристанищами. Жаклин Флери, член разведывательной сети «Митридат», так описывает один из них в Равенсбрюке:
Однажды, страдая от тяжелой дизентерии – самой распространенной болезни в лагере, а также самой унизительной, – я попала в барак с высокой температурой. Там тоже теснились по трое-четверо на соломенных матрасах. Чтобы добраться до туалета, нужно было бежать… что невозможно, и мы буквально жили в экскрементах. Никаких лекарств, разве что
