обратился к моему мужу и произнес: «Все, что обо мне говорят, – ложь. Не верь ни единому слову. Я не сделал ничего плохого».
Не знаю, обманулся ли его товарищ, как и совесть Менгеле (что вообще он считал плохим?), но кажется невероятным, что один из главных олицетворений нацизма мог вот так спокойно перемещаться, совершенно не переживая, по региону, в котором в это время проходил судебный процесс! К счастью, по мере того как хаос войны затихал, доктору становилось все труднее жить в Германии безнаказанно. Наконец, в 1949 году он был вынужден отправиться в изгнание. Для копьеносца «арийской расы» это, несомненно, стало трагедией, однако горевал он недолго.
Пробыв какое-то время в Риме, благодаря помощи Алоиса Худала, настоятеля немецкой церкви в Ватикане, 20 июня 1949 года новоиспеченный Гельмут Грегор прибыл в Буэнос-Айрес после неспешного путешествия на борту парохода «Норт Кинг». Среднего роста, с круглым лицом и глубоко посаженными тревожными глазами и странной линией челюсти, он был как две капли воды похож на Менгеле. Не дело таможенника устанавливать подобные связи, особенно в Аргентине времен Перона. Режим генерала демонстрировал фасад нейтралитета, но никогда не испытывал проблем с приемом столичных и бывших нацистских «сановников». Менгеле был далеко не единичным случаем. К моменту его приезда в городе уже находились известные беженцы: от Эдварда Рошмана, «рижского мясника», до Эриха Прибке, ответственного за массовое убийство в Ардеатинских пещерах. В общем, Гельмута Грегора ждала подходящая компания, которую через год пополнил Адольф Эйхман.
Средняя температура в июне в Буэнос-Айресе составляет всего 16 градусов, влажность терпимая (все туристические справочники скажут, что это лучшее время для посещения города), однако Гельмут Грегор был мокрым от пота. В порту, который, по моим представлениям, кишит чайками, жизнью, шумом и запахами, таможенники заинтересовались содержимым багажа человека, который в документах значится «техническим механиком»: портфель с записями и биологическими образцами, часть которых содержит человеческую кровь. Они, может, и стали задавать вопросы, однако Менгеле вряд ли мог их понять, так как двух слов по-испански связать не мог. Его будущее зависело от их решения: тот, кто в Освенциме получал удовольствие от тщательного отбора подопытных кроликов и тех, кого отправляли на смерть, теперь в кои-то веки оказался в положении жертвы. Таможенники внимательно смотрят и переглядываются. Паспорт 100.501, выданный Международным Красным Крестом, в порядке.
Взмахом руки таможенники приглашают его пройти дальше: вздохнув с облегчением и цокнув каблуками, Ангел смерти начинает новую жизнь.
Вскоре эта жизнь приобретает светский оттенок. Прожив несколько месяцев в убогой гостинице, Грегор переезжает к Мальбранкам, богатой немецкой паре. Глава семейства возглавляет банк «Алеман Трансатлантико» и является получателем средств, переведенных нацистами в Аргентину во время войны. Через них Менгеле познакомился со всем нацистским бомондом, обосновавшимся в регионе. Несомненно, благодаря им Гельмуту Грегору удалось открыть свое дело по продаже развивающих игр для детей и при этом плести свою паутину, придумывая собственный мир, в котором он снова станет доктором Менгеле. Страсть не покинула его. Не забывал он и о семье в Германии, включая сына Рольфа, которого почти не знал. Будучи врачом до мозга костей, он, хотя и не мог вести практику, давал медицинские советы не только соседям, но и представителям высших эшелонов местной промышленности, включая фармацевтическую компанию Wonder, а возможно, и еще более высокопоставленным лицам. Рассказ журналиста Томаса Элоя Мартинеса о президенте Пероне поистине поразителен:
Однажды утром в сентябре 1970 года Перон с восторгом рассказывал мне о специалисте-генетике, который во время второго срока его правления часто приходил к нему в президентскую резиденцию в Оливосе и развлекал рассказами о чудесных открытиях. «Как-то, – добавил Перон, – этот человек ушел, потому что один парагвайский селекционер нанял его для улучшения поголовья. Они собирались заплатить ему целое состояние. Он показал мне фотографии коровника, принадлежавшего ему в этом районе, недалеко от Тигре, где все рожали близнецов». Я спросил, как зовут этого кудесника. Перон покачал головой: «Я не очень хорошо помню. Он был одним из тех хорошо сложенных, культурных баварцев, которые гордятся своей страной. Постойте… если я не ошибаюсь, его звали Грегор. Да, точно, доктор Грегор»[26].
Память часто бывает обманчивой, и я поостерегусь принимать за чистую монету слова аргентинского правителя. Однако следует отметить: в 1954 году Менгеле получил соответствующие документы, позволявшие ему путешествовать, в частности, в Швейцарию, где встретился с сыном и соблазнил жену брата, который недавно скончался. Этот случай не просто демонстрирует, что в личной жизни Менгеле был не менее отвратителен, чем в публичной: он имеет более широкое значение. Вскоре, официально разведясь с женой Ирен, он женился 25 июля 1956 году в Нуэва-Хельвеции (Уругвай) на Марте Марии Вилль и впервые подписал все документы на настоящее имя.
Йозеф Менгеле вернулся и в 1958 году стал акционером лаборатории Fadro Farm, которая в то время специализировалась на производстве противотуберкулезных препаратов. Днем Менгеле II вел жизнь честного мужа, соблюдавшего распорядок дня, любившего шоколад и воспринимавшегося всеми как заурядный меценат, помогающий в меру сил бороться с болезнью, которая все еще оставалась смертельно опасной. Ночью все менялось: Менгеле перевоплощался в героя в тени, избавлявшего от отчаяния некоторых женщин, помогая им сделать аборт: благородное дело. Но лишь отчасти, поскольку если данный эпизод из жизни Менгеле и известен, то только благодаря полиции, которой поручили расследовать смерть девушки после операции, проведенной врачом, явно потерявшим хватку. С 1958 года Менгеле по закону не имел права заниматься врачебной практикой, поскольку его ученая степень была аннулирована Ученым советом Франкфуртского университета. Хотя Менгеле и вышел в очередной раз сухим из воды, заплатив крупную сумму продажному полицейскому, в Германии правосудие уже стучалось в двери. Международный комитет Освенцима, состоявший из людей, переживших его ужасы, официально обвинил Менгеле в геноциде. Комитету, изначально вооруженному лишь терпением и мужеством, которые помогали его членам рассказывать об увиденных и пережитых зверствах, удалось добиться запроса об экстрадиции. Если Менгеле и не было никакого дела до обвинений в геноциде, то решение медицинской ассоциации о лишении его докторской степени он официально оспорил. Это говорило не только о высокомерии, но и реализме: у Менгеле были все основания полагать, что обвинения в его адрес никогда не дойдут до Южной Америки.
Он не ошибся. У подонков тоже есть счастливая звезда. У Менгеле было два ангела-хранителя. Первый – это местная администрация, которая дьявольски затягивала рассмотрение дела и лишь спустя год начала заполнять бумаги, так что у Менгеле было достаточно времени, чтобы собрать вещи и покинуть Аргентину.
Второго звали Эйхман. Архитектор «Окончательного решения», ответственный за уничтожение шести миллионов человек, прошел тот же путь,
