Нужно уличить момент и остаться с матерью наедине. Довольно усмехнулся, понимая, что сделать это будет несложно, так как из-за угла дома показалась высокая фигура папиного армейского друга.
Отлично, мысленно потер ладони. Двух зайцев одним ударом: и с мамой наедине останусь и батю с дядей Толей прикрою, пока они чачу распивать будут.
— Рассказывай. — Послышался голос родительницы.
— Лена, дай ты парню передохнуть. Он только приехал, поди голодный, глазами на кастрюлю с пельмешками так и стреляет.
Действительно, жрать хотелось неимоверно. Тем более, запах домашних, ароматных пельменей с лучком, базиликом и настоящей телятиной, вызывали густое слюноотделение. Это вам не магазинная дрянь.
Мама смилостивилась и усадив меня за стол, начала потчевать.
Отец с дядей Толей, не отставали, уминая уже по второму десятку кругляшей и подмигивали, делая кивки с сторону матери.
— Стас, так что у тебя с работой? — Увидев, что моя тарелка опустела, спросила мама.
— Да, что с работой? — Поддакнул отец.
— Нормально все. С завтрашнего дня на новую выхожу. Давайте, я вам потом расскажу, когда освоюсь и пойму, что к чему.
— Что значит потом? — Возмутилась мать. — Знаю я тебя, каждый раз одно и то же, лишнего слова не вытянешь. В кого только такой уродился?
Пожал плечами.
— Какой есть, но, если тебе так хочется все знать, пойдем на крылечко выйдем, поговорим. Погода-то, вон какая хорошая стоит. Последние летние деньки.
— Отец, давай поднимай свой зад с табурета, и ты Толя тоже, пойдемте.
— А? Что? Зачем?
Растерянно произнесли мужчины и умоляюще посмотри на меня, мол выручай.
— Мам, чего ты мужиков дергаешь, пусть сидят, ты же потом все равно бате расскажешь.
Ага, только вряд ли все, о чем я тебе поведаю.
Мать посмотрела на меня, потом перевела взгляд на дядю Толю с отцом, прищурилась, явно не зная, что предпринять. Было видно, что ей не терпелось поговорить со мной, но и мужчин оставлять одних, тоже не хотелось. Чуйка сработала моментально, но любопытство перевесило, и она, погрозив бате пальцем, потащила меня на улицу.
Выйдя на свежий воздух, поплелся к беседке. Чем ближе становился момент разговора, тем больше я нервничал.
Может, зря я это все затеял? Соврать, что взяли в конкурирующую фирму с бОльшим окладом и повышением в должности?
Нет, нельзя. Кем я после этого буду? Да и дневник прабабки позарез нужен.
— Стас, что происходит? — Взволнованно произнесла мать, заметив, как я напрягся.
— Кое-что, что я должен тебе рассказать.
— Ну, так чего молчишь? — поторопила родительница.
— Давай хоть сядем, не стоя же разговаривать.
Мама в нетерпении закатила глаза и опустилась на скамью.
Я же потоптался на месте и сел напротив, не зная с чего начать.
— Долго мне еще ждать, Стас? Что с тобой сынок? Ты поделись, легче станет, а то вон на тебе лица нет.
— Ой, мама, не знаю, станет ли легче, но от разговора все равно никуда не деться. — Набрал в грудь побольше воздуха. — Меня берут в ДМБ. Ты же наешь, что такое ДМБ?
Глаза матери округлились, рука взметнулась вверх, прикрывая рот, не давая вырваться из него отчаянному крику.
— Нет, нет, нет. — Прошептала она. — Господи, за что? Только не это! Стасик, миленький, скажи пожалуйста, что ты остался обычным человеком, а не превратился в проклятого колдуна?
Вот и все. Вот и открылось отношение матери к происходящему.
Криво усмехнулся.
— Я все тот же Стас, каким был раньше, за одним маленьким исключением…
— Не продолжай. — Поджала губы мать. — Это все бабкино наследие. Чертова ведьма! Сыну жизнь испортила, теперь тебя обратить на свою сторону решила. Даже после смерти угомониться не может.
Никогда я еще не видел мать такой отчаявшейся, нуждающейся в утешении и одновременно разочарованной. Это я понял, когда заметил взгляд, направленный в мою сторону.
Хотел обнять, но она не позволила, отшатнулась, словно я какой-то монстр из страшилок.
— Что с тобой не так, женщина? — Хотелось крикнуть мне, но я смолчал. — Ты меня родила, воспитала, любила и заботилась. Неужели в один миг материнские чувства могли исчезнуть? Так не бывает. Не должно быть. Из-за чего?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ладно бы она не знала, что подобное возможно, но ведь знала, всю жизнь знала и могла предполагать, что я или мои дети унаследуют ведьмовской дар.
Было обидно и горько, но не стал показывать эмоции.
— Когда это случилось? — Глухо спросила мать.
— Сразу после аварии.
— И ты молчал?
— Лучше бы вообще не говорил, чтобы не видеть твоей реакции.
В глазах матери мелькнуло раскаяние, через секунду сменившееся арктическим холодом.
— Что, теперь со всякими уродами якшаться будешь?
Это она сейчас намекает на нелюдей?
— Не думал, что ты расистка, мама.
— Это не расизм. Я прекрасно отношусь к представителям любой национальности, но то, про кого ты говоришь, НЕ ЛЮДИ!
— Этот факт не меняет того, что они живут среди нас, так же дышат, ходят по земле, любят, страдают. Не вижу, в чем отличие?
— Значит, у тебя близорукость. — Съязвила мать.
Уже хоть что-то. Все лучше, чем страх и ненависть. Если начала ехидничать, значит со временем успокоится, пусть не поймет до конца, но примет таким, какой есть.
— Я понимаю, что тебе сложно все это осознать, но пойми и меня. Ничего уже не изменить.
— Сложно? — покачала головой мать. — Твой дед до самой смерти глаз с меня не спускал, боялся, что во мне начнет прорастать ведьмовское семя. Я тоже боялась. Каждый день молилась Господу, чтобы сберег, не позволил коснуться меня этой мерзости. Тебя вон, в детстве в церковь водила. Не стоило Сергея слушать, нужно было тебя туда каждый день таскать и вымаливать, что бы подобная гниль обошла стороной нашу семью. Расслабилась, опустила руки, думала, пронесла нелегкая, а вот погляди-ка, как вышло. Не нужно было тебя рожать, ох не нужно.
Меня пробил озноб от последних произнесенных слов.
— Ну, спасибо, мама. — Процедил сквозь зубы. — Чего ты тогда о внуках радеешь, если так боишься прабабкиного дара?
— Не дар это, проклятие, а внуки, чем больше, тем лучше. Может, хоть один из них нормальным человеком уродится.
— Не ожидал от тебя, мама. Честно, не ожидал.
— Я вот тоже не ожидала, что так получится. Ты не подумай, Стас, я не стала тебя меньше любить. Ты мой сын и всегда им будешь, только дай мне время смириться, что мой ребенок перестал быть человеком.
— Вообще-то, я человек: ни вампир, ни оборотень, ни гуль… Тьфу, тьфу, тьфу. — Сплюнул через левое плечо.
— Думаешь колдуном быть лучше?
— Я пока ничего не думаю, так как еще мало что понимаю. Вот когда разберусь, тогда посмотрим. Мама, мне дневник Ирины Петровны нужен. Он у тебя? Ты его сохранила?
— Не дам! — Резко ответила родительница, глядя на меня исподлобья. — Нечего тебе читать эту ересь.
Эх, вот как убедить упрямую женщину?
— Ты пойми, ее записи помогут мне быстрее сориентироваться в новом мире.
— Нечего тебе там ориентироваться, и в ДМБ работать тоже нечего. Без тебя обойдутся. Забудь о том, что у тебя есть дар, живи, как обычный человек, не лезь к этой заразе. Испачкаешься, потом не отмоешься.
— Да, мама, похоже дед в детстве тебе мозги хорошо прополоскал. Я понимаю, он был зол и обижен на свою мать, но ты-то, должна была понять мотивы его поведения, особенно когда выросла.
— Все я прекрасно поняла и очень боялась стать такой же бездушной тварью, как твоя прабабка.
Устало потер виски. Нет, такими темпами мы ни до чего не договоримся.
— Я не знаю, какой она была, и ты не знаешь, потому как лично с ней не встречалась. Так что, давай, не будем говорить о Ирине Петровне. О мертвых или хорошо, или никак, а дневник мне позарез нужен. Если хочешь, чтобы твой сын был жив и здоров, то отдашь. Я ведь тоже не особо обрадовался, когда понял, что отличаюсь от других людей: и паника была, и страх, а затем пришло осознание и принятие. Мир, он очень сложный, многогранный, чтобы его хоть немного понять, нужно учиться всю жизнь, да и то, этого времени не хватит, чтобы постичь хотя бы частичку бытия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
