И разбойство русских, и самое решение по этому поводу со стороны гетмана вызвало у запорожцев большое негодование и поддержало враждебное настроение против Москвы.
В это же время произошло и другое обстоятельство, сделавшее немалое волнение между запорожцами. В конце апреля месяца в Запорожье открылось моровое поветрие, не прекращавшееся в течение всего лета. От того поветрия в Новобогородицкой крепости поумирало много московских ратных людей, в том числе и сам воевода крепости Алексей Иванович Ржевский с сыном[147]. Соседний с Новобогородицким городом, Новосергиев, или Вольное, весь вымер и навсегда остался в запустении. От Самары моровое поветрие спустилось ниже и коснулось самой Сечи.
Гетман Мазепа узнал о моровом поветрии, открывшемся в Запорожье, от своего дозорцы Ивана Рутковского, которого известил о том мая 10-го числа 1690 года Китайгородский сотник Семен Ревенко.
Вслед за моровым поветрием появилась в августе месяце в Запорожье саранча. Страшная масса ее заслонила солнце, помрачила небо, наполнила воздух невыразимым смрадом и задушила своим зловонием множество лошадей, волов и коров[148].
Узнав об открывшейся в Запорожье моровой язве, гетман Мазепа поспешил сообщить о том в Москву. Он писал, что многие из реймента гетманского люди, ужаснувшись моровой язвы, «повтикали» из Новобогородицкой крепости в разные стороны. Многие из великороссийских ратных людей также бежали из города; они «тулялись» по степям, по байракам, по лугам и по островам днепровскими в тех разных местах одни поумирали, другие, хотя и остались живы, скрывались друг от друга. Тела умерших оставались долго в тех «пустых» местах и наводили великий страх на живых людей. Ввиду такого страха гетман, желая прежде всего сохранить царскую казну в городе Новобогородицке, приказал послать в дикие поля возле города тысячу человек казаков Полтавского полка и на смену его столько же казаков Миргородского полка. Но казаки тех полков, не раз бывавшие в бою с неприятелем, не решались идти на явную смерть в Новобогородицк. Тогда Мазепа распорядился послать за реку Орель самого полтавского полковника Федора Жученка. Федор Жученко повиновался воле гетмана, но скоро донес ему, что половина злосчастного города сделалась добычей страшного пожара, и потому спрашивал, как поступить ему с уцелевшим в нем имуществом. Гетман велел полковнику наблюдать город от окончательного со стороны неприятелей разорения, а самим полчанам предписал отнюдь не брать никаких вещей умерших от моровой язвы людей – ни одежды, ни денег, которые бы нашлись в диких полях и байраках; людей «поветренных» к себе не пускать, рыбы у запорожских промышленников не покупать[149].
Это распоряжение, в связи с прежним обстоятельством, еще более возбудило запорожцев против гетмана Мазепы.
А между тем московское правительство, уже давно знавшее о намерении запорожского войска отдаться под протекцию польского короля и заручиться постоянным союзом с крымским ханом, решило во что бы то ни стало отклонить запорожцев от такого дела. Гетману Мазепе вновь предписано было, чтобы он приложил всякое старание привести запорожцев к послушанию и к разрыву с татарами. И гетман приложил свои старания, действуя то увещаниями, то деньгами. В этом случае весьма много помогла Мазепе та неустойчивость и в мыслях, и в действиях, которая составляла характерную черту казаков запорожского низового войска и которая обыкновенно проявлялась как раз в самые решительные моменты их намерений: запорожцы всегда любили пошуметь, наговорить много угроз по адресу своих зложелателей, любили «покуражиться», как они сами говорили о себе, а потом внезапно смирялись и приходили совершенно к другому решению. Так у них бывало зачастую. Так произошло и на этот раз.
Гетман Мазепа, получив царское предписание, выбрал самого ловкого и самого хитрого из своих сподручников казака Горбаченка и, вручив ему письмо и денежные подарки для кошевого атамана и старшины, отправил его в Сечь. В своем письме Мазепа поздравлял все запорожское низовое войско с праздником светлого Христова Воскресения, объявлял кошевому атаману Ивану Гусаку о посылке ему подарка в 20 левов, всей старшине в 8 левов на человека и за то обращался к ним со словом убеждения отстать от басурман и пристать по-прежнему к своим православным царям[150].
Посланец прибыл в Сечь мая 12-го дня и в тот же день вручил войску гетманский лист, а кошевому атаману и старшине передал гостинец левами. Гетманский лист, по обычаю войска, прочитан был на раде, и через два дня после того на него написан был ответ. В ответном письме запорожцы писали, что гетман ничего им нового не сказал, кроме того, чтобы казаки разорвали с неприятелями мир и взялись за военный промысел против них. Убеждая в этом запорожское товариство, гетман сам не только для того никакой помощи войску не оказывает, – ни деньгами, ни хлебным продовольствием, но даже охотного люда из Украины на Запорожье не пускает и только сладкими своими обещаниями запорожцев, точно малых детей, утешает. От этого он красноречиво собой напоминает известную пословицу: «Доки зийде сонце, жебы роса очи их выисть». А чрез это может выйти вместо старой, добытой отвагой добрых молодцев войсковой славы, столь дорогой для всего казацкого народа, одна пагуба для запорожского низового войска. «Много раз мы писали до вашей вельможности, требуя от вас, чтобы вы прислали нам все необходимое и все потребное для военного предприятия, денег на сторожу, хлебных запасов на войско, свободного к нам прохода охочим людям, но вы, ваша вельможность, того не делали и теперь не делаете, а только, утешая своей ласкою, тем нас впевняете. Поэтому нам, не видящим от вас никакого внимания и расположения, зачем же власне с неприятелями розмириться и какое нам от того будет потом утешение и награда, разве сами себе уменьшим пожитку? Да и можем ли мы с нашими малыми силами возстать против такого воинственного неприятеля? Если, вельможность ваша, потребуете от нас, чтобы мы розмирились с неприятелями, то нам нельзя будет после этого не только распространиться, но и носа высунуть. Другое дело будет, когда вы учините досыть все так, как мы просили в первом и в теперешнем просим письме: тогда мы не будем больше причинять вам в этом дел никакого безпокойства. Если же вы не исполните согласно нашей просьбы, то не утруждайте больше ни себя, ни нас, и подобных писем к нам не присылайте. А что пишете, ваша вельможность, о том, что пресветлые монархи наши указали быть нам сим летом на военной службе, то мы всегда готовы к военному промыслу, и за нами это дело не станет, да и сборовнам болыцих не прийдется чинить: как скоро зачуем о сближении сил монарших, не замешкаем того ж часу и перемирие с неприятелем разорвать. А на сей час сообщаем вести, какие имеем о неприятельском положенья: крымский хан находится в Ядерном, вся орда повернула до Крыма, сын хана находится в Белограде»[151].
К листу от всего запорожского низового войска особо приложено было письмо к гетману Мазепе от кошевого атамана Гусака и от всей «за ним» войсковой старшины. Кошевой от себя и от всей старшины благодарил гетмана «упавши до ног его» за присланные в подарок левы и обещал с своей стороны всяким добром «отдячити и зичливыми услугами отслужити», но при этом покорно просил гетманскую ясновельможность исполнить просьбу всего запорожского низового войска: принять жалобу на уряд, то есть на начальников переволочанских: на сотника и на шапара за то, что они невыносимые кривды, убытки и бедствия людям причиняют, над войском запорожским насмехаются, говоря торговым людям, чтобы они не возили в Запорожье ничего другого, кроме дегтю да горилки. Такие слова – большая скорбь и обида для войска, и кошевой со старшиной просит гетманскую вельможность не оставить втуне таких слов переволочанских начальников[152].
После этого гетману ничего не оставалось сделать, как задобрить запорожцев. Он послал им при самом любезном письме годовое борошно и деньги с Переволочанского перевоза от прошлого года, обещал, кроме того, прислать деньги от царской казны и малороссийского скарба. Но за все то настоятельно просил низовое товариство разорвать перемирие с басурманами, которые, не опасаясь запорожцев и считая их своими друзьями, успели сделать несколько на христиан нападений под Белой Церковью, на Миус и Кальмиус и увести немало людей православных в поганскую неволю. Гетман убеждал запорожцев вспомнить рыцарскую отвагу и чинить на татар нападение, как делали это полковые есаулы малороссийского войска Рубан у Мотронина и Иван Искра на вершине Вовчей, отнявший взятый татарами ясырь под орельскими городками, и полковник Семен Палий с молодцами Переяславсксго полка под Белой Церковью за Гнилым Текичем[153].
