Даниил так же благополучно и быстро уложил свою тройку.
Оставалось расправиться с водителем и его сменщиком, которые всё так же оставались в кабине.
Убивать тут оказалось неожиданно легко. Куда легче, чем обычно. Зная, что все убитые мной вернутся в строй уже следующим утром, их ликвидация воспринималась как игра, учения — не более. В нормальном мире мне каждый раз приходилось себя перебарывать, отключать часть сознания. Это походило на сделку со временем; после боевых операций меня ломало, но это было уже вне опасности и поля зрения руководства.
Мы синхронно метнулись в сторону кабины грузовика. Водители, очевидно, не наблюдали за разгрузкой — были слишком заняты разговором между собой. Поэтому, когда я рванул дверь кабины на себя, никто даже не пытался оказать сопротивление.
Я уже приготовил вакидзаси, чтобы уже испытанным приёмом вонзить клинок в сердце шофёра. Но тут мозг отреагировал на его внешность.
Передо мной сидел Михалыч. Не двойник, не похожий человек — а именно он; у меня не возникло ни малейших сомнений. Слишком много деталей сразу. Те же глубокие морщины на лбу. Совершенно те же глаза — глядящие на меня в недоумении.
Я замешкался на секунду. Достаточно для того, чтобы Михалыч успел прокричать: «Диве!..» — видимо, имея в виду «диверсия». Но его крик оборвал кинжал Даниила, вонзившийся в горло.
Напарник глянул на меня с укором и недоумением, но ничего не сказал. Вместо это жестом указал на вход в складские помещения.
Как ни странно, но камер во внутреннем дворе не было. Возможно, из-за соображений секретности. Как бы то ни было, это позволило нам выиграть пару драгоценных минут.
В нашем распоряжении был план складов отделения, пятилетней давности. Скорее всего, за это время были перепланировки, и наши аналитики попытались угадать, какие — сделав несколько альтернативных схем, которые мы изучили во время брифинга.
Благодаря такой тщательной подготовке нам удалось добраться до самой защищённой части без единого выстрела, что, безусловно, было большим успехом.
Последний барьер на пути к предполагаемой цели, стальную сейфовую дверь, мы преодолели самым простым и эффективным способом — используя три специальных кумулятивных заряда, которые прожгли главную силовую ось запорного механизма.
Конечно, была опасность, что кумулятивная струя вызовет пожар в самом хранилище и уничтожит плёнки. Но тут приходилось рисковать.
От взрыва заложило уши. Это было не только неприятно, но и опасно: теперь я лишился возможности слышать приближение противника. Надеюсь, что временно. Дальше приходилось полагаться только на зрение.
Напарник сделал знак: «держи периметр!», а сам скрылся в задымлённом помещении сейфа.
Я снял револьвер с предохранителя. Расфокусировал взгляд, чтобы среагировать на малейшее движение. И оно не заставило себя долго ждать: боец, должно быть, из дежурного отряда на полной скорости вылетел в коридор. Удивительно, но его оружие было в кобуре. О чём он думал? Что тут простая нештатная ситуация, а не вражеские диверсанты? В любом случае, до следующего утра ему думать больше нечем.
Два других бойца были более осторожными. Увидев участь товарища, они стремительно скрылись в ближайших нишах, где были двери в другие помещения. Достать их я не успел.
Даниил тронул меня за плечо. Я бросил быстрый взгляд назад. Напарник держал в руках небольшую пластиковую коробку. Неужели удалось? Я невольно улыбнулся. Он сделал знак «на выход!»
Возможно, охрана здания не ожидала такой наглости. Или просто не просчитывала наши действия. Но во двор с грузовиком мы вернулись совершенно спокойно. Я только выстрелил пару раз наудачу, стараясь, чтобы пули рикошетом попали в ниши. Убедиться в результатах стрельбы у меня не было никакой возможности.
И только когда мы были уже у грузовой рампы, главный свет в здании погас, сменившись тревожными красными проблесками. Наконец кто-то догадался врубить общую тревогу.
Но остановить нас это уже не могло.
Я метнулся к воротам; установил ещё один заряд у основания опор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тридцать секунд замедления.
Даниил уже сидел за рулём, выкинув из салона трупы водителей. Я не удержался — бросил быстрый взгляд на Михалыча. Без сомнения, это был он. Снова мёртвый. Но в этот раз его лицо не пострадало. На нём застыло выражение бесконечного удивления. Мне хотелось думать, что боли он почти не почувствовал — слишком быстро мозг лишился кровообращения.
Запрыгнув в кабину, я перехватил сдержанно-заинтересованный взгляд Даниила. Заметил то, как я глядел на Михалыча? Плохо. Но не время думать об этом.
Рвануло. Ворота выгнулись наружу, под углом сорок пять градусов.
Напарник дал газу и отпустил сцепление. Я прикрыл лицо от осколков.
Грузовик был достаточно тяжелым, чтобы снести внешние ворота. К тому же они были более хрупкими, чем внутренние — скорее, декоративные, чем реальная защита. Но капот всё равно помялся прилично, и левая фара разбилась. Хорошо хоть радиатор уцелел — у него, похоже, стояла специальная защита.
Сквозь «вату» в ушах я расслышал лёгкие щелчки. Нас обстреливали. Но хорошо, что слух возвращался так быстро.
Мы проехали пару кварталов, до большого парка. Тут Даниил выключил фары и свернул в технический съезд, возле вспомогательного прохода в ограде.
На улицах было всё так же пустынно. Нам везло.
Мы синхронно выпрыгнули из кабины и скрылись в парке. Конечно, план не предусматривал длительную погоню на угнанном грузовике — потому что исход такой гонки был заранее предрешён.
Метрах в трёхстах от входа, у подножия небольшого холма, в парке протекал ручей. Мы спустились к нему и дальше трусцой побежали вверх по течению. Полностью от погони с собаками это нас не защитит — они обследуют все берега — но позволит выиграть драгоценное время.
Дальнейший план предусматривал два варианта действий. Первый предполагал длительную игру в «кошки-мышки» по окрестным лесам с перспективой выхода в море и дальнейшей эвакуацией на подлодке. Для этого у нас даже были сверхкомпактные жилеты, которые позволили бы отплыть достаточно далеко от берега.
Второй… о втором варианте я старался не думать. Слишком уж был он безумным. Но чем дальше мы двигались — тем больше я убеждался в том, что Даниил выбрал именно его.
Мы бежали в сторону ближайшего аэродрома.
Бежать пришлось долго. Практически, всю ночь. И за всё это время мы всего один раз остановились на короткий привал и перекусили питательными концентратами.
— Отличная форма, — одобрил напарник, глядя, как я подтягиваю шнуровку на тактических ботинках, — мало кому так везёт. Мне вот приходится себя в порядок приводить по физухе после каждого возвращения.
— Повезло, — согласился я, тоскливо глядя на небо, где редкие звёзды проглядывали сквозь вдруг набежавшие тучи.
— С погодой, похоже, повезёт. Двинем в облаках на разведчике.
Я внутренне содрогнулся, но согласно кивнул в ответ.
Авиация тут развивалась… странно. Первые прототипы реактивных двигателей, как мне случайно стало известно в кадетке, только проходили испытания в лабораториях. Но, кроме традиционных самолётов на поршневых двигателях, неожиданно бурное развитие получили ракетопланы. Правда, не совсем такие, какие были у нас на заре авиации. Здешние использовали сбрасываемые твердотопливные ускорители.
Чаще всего ракетопланами были фронтовые бомбардировщики. Несколько реже — разведчики. Последние делали из материалов на основе дерева и ткани, пропитанных какими-то полимерами. После сброса ускорителей они почти не засекались радарами, да и другими средствами оповещения тоже. Их единственным недостатком был относительно низкий радиус действия и крайняя зависимость от погодных условий. Так, при перемене ветра разведчик-ракетоплан мог просто не долететь до своих. Ведь на пути обратно аппарат, по сути, превращался в обычный планер. Но в нашем случае этот недостаток был вторичен — всё, что нам требовалось — это пересечь линию фронта.
