class="p1">Двух недель не прошло, как узнал, наконец, как меня зовут! Никакая я не Метла! Хотя, правда оказалась тоже не очень лицеприятной.
Длинный звонкий ряд звуков имени моего означал следующее: Наследник владычного рода, избранник Золотого Змея Земли, сын Сытого Орла… а в конце добавочка: Хуакумитла. Что означает — Сухая Рука. Вот так. При посвящении в мужчины меня так прямо и назвали: Урод, Инвалид. Поэтичнее — Сухая Рука. Приятно познакомиться: «император» Сухоруков… Сын Орла Сытого.
Я, честно говоря, был раздосадован открытием. Сам от себя не ожидал такой реакции. Даже Соловушка вечером ушла расстроенная, ибо не было между нами прежней легкости и веселости, которую она одна во мне всегда будила. Дождавшись полной темноты, полез я на крышу. Махал дубинкой, ломая воображаемый череп папаши-покойника, который меня таким именем одарил. Или жрецы имена придумывают? Тогда есть за что пообщаться с товарищем Медработником.
За минувшие дни я уже изучил, где по ночам стоит стража, какими маршрутами ходит. После очередной смены, пока я тихонько отсиживался у края крыши, мне вдруг бросилось в глаза, что на одном посту никого нет. Непорядок! Это за что же я их кормлю, пою?! Подполз поближе: ни воина, ни плаща, ни деревянного шлема. Зато на самом видном месте лежит мака.
Мака (она как-то длиннее называется, но мне лень выговаривать) — это страшная вещь. Длинная плоская доска с ручкой, а вдоль обоих краев доски на смолу были посажены полоски каменных сколов. Острых, как бритва! При этом, неровных, слегка зубчатых. Вот всё это и есть мака: меч, дубина и пила в одном флаконе. Только у воинов Глыбы были такие.
А ту смотри-ка: какой-то болван бросил свое оружие. Поди, сбежал куда-нибудь в кусты с плащом, спит сейчас. А вверенное ему казенное имущество валяется!
«Нет, это так оставить нельзя! — заявил я сам себе. И добавил. — Да и мака мне пригодится».
Быстренько спустился вниз, тихонько прокрался за угол, подобрал дубомеч — и назад.
— Это не кража. Это в воспитательных целях, — успокаивал я себя, хотя, мне совсем не было стыдно. Скорее, весело.
Мака оказалась раза в два тяжелее моей дубины. Я еще мог замахнуться ею, послать вперед, а потом тяжеленная дура неслась сама, следуя лишь законам физики и напрочь игнорируя мою волю.
«Как они вообще ею дерутся?» — недоумевал я, ныкая дубомеч в прелых старых пальмовых листьях, что в изобилии валялись на крыше. Настроение мое не то, чтобы поднялось, но тело так умаялось! Я только и смог, что пять раз отжаться — кинул в чашку заветный десятый камушек и провалился в глухой мертвый сон.
А вот утром встал пораньше. Несколько дней назад я выяснил одну интересную вещь: каждое утро Хозяин сидит на моем троне (том, что на улице) — и все на это смотрят! Приходят толпой, о чем-то увлеченно спорят. Я, как увидел это, аж замер. Хозяин тоже увидел, как я увидел — и сам замер. Как я. Потом спросил что-то. Я уловил общий смысл: вроде разрешение спрашивает. На всякий случай разрешил. Но стою, не ухожу.
И понимаю, что передо мной судилище! Кто-то приходит: просит или предъявляет, а Хозяин выносит вердикт. Иногда сразу, иногда долго чего-то выспрашивая. А сидит он на моем стуле (и ест из моей миски?) — потому, что, видимо, судит от моего имени. Ну, тогда ясно, чего мужик напрягся. Неуютно, поди, судить людей от моего имени и при мне. Он ведь не знает, что я одно слово из трех понимаю.
Хотя, какое одно из трех! Во дворце все темы одинаковые, а деревенские с такими вопросами приходили! Я вообще мог ни слова не понять. И это меня зацепило. Отличный дополнительный способ наращивать словарный запас! Слушать разные выговоры и произношения. Прости, Хозяин, но я теперь продолжу тебя смущать по утрам!
Вот и сегодня, быстро перекусив тушеными овощами с долгожданной солью (!), я не спеша пошел на судилище. Как и прежде, занял место в дверном проеме. Не сильно бросаюсь в глаза, но всё вижу и слышу. А Хозяин чует спиной мой взгляд и нервничает — что не может не доставить радость!
Сегодня я слегка опоздал. Хозяин уже кого-то осудил, что вызвало, кстати, недовольное гудение втолпе. Началась новая тяжба. Вперед вышел Глыба — матерый начальник дворцовой стражи. Двое воинов в стеганых рубаха вели под руки третьего — практически голого. Глыба что-то хмуро стал объяснять Хозяину. Мол, воин «плохой». Воин что-то нарушил. Я вслушался и пару раз услышал слово «мака».
«Погодите! — вскинулся я. — А не тот ли это нерадивый лентяй, что оставил дубомеч на самом видном месте и пропал в каких-то кустах? Наверняка он! Надеюсь, его выпорют за это».
Стыдно признаться, в тот момент я даже смаковал ситуацию. Я же не знал, что будет дальше! А дальше произошло следующее: Хозяин признал парня виновным. Воины растянули несчастного за руки в разные стороны, а Глыба достал свой экзекуторский прибор. Нет, это была не какая-нибудь банальная плеть. Это было… то ли толстой веревкой, то ли бесформенным поясом, из которого торчали толстенные длинные иглы! Видимо, шипы с местного кактуса. Да таким ладонь можно насквозь пробить!
Глыба обошел виновногои встал ему за спину. Я, весь похолодевший, перевел взгляд на парня — а он смотрел прямо на меня и улыбался. Улыбался! По его лицу я в одно мгновение понял всё: он знал, что маку украл я. Знал, но всем своим видом говорил, что не расскажет об этом. Господи, почему?! Его же сейчас располосуют этими биогвоздями! Зачем он молчит?! Неужели боится, что меня, «императора» накажут за кражу какой-то палки?..
Или накажут? Я на миг замер в нерешительности. Но как раз в это время Глыба картинно размахнулся и нанес первый удар. Я не видел, но ясно почувствовал, как толстые твердые иглы впились в спину стража. Парень сжался, но не произнес ни звука. Даже улыбку на лице удержал. Командующий медленно потянул веревку на себя, шипы, видимо, начали рвать кожу и мясо — и воин издал стон, полный боли.
Блин, я не переживу второго удара! Особенно, под его взглядом. Парень как бы говорит своими глазами: всё норм, государь-батюшка, я не выдам военную тайну. Но мне-то от этого только тяжелее! Одно дело, если соню и растеряху отшлепают, другое, когда кого-то рвут на куски из-за моей глупой шутки!
Глыба еще только заносил руку, а я, позабыв о величественности, выскочил на солнце и заорал:
— Стой!
Кажется, я
