— Не говорит. Но будет ведь ужин…
— Вот именно! Самое уязвимое время.
Васильев велел всем ужинать с оружием под рукой. И на этот раз велел всем оставаться в кают-компании, когда будут открывать двери и носить еду. Поезд двигался по косогору еле-еле, надсадно лязгал, визжал и скрипел всеми деталями. Все сидели в напряженном ожидании, сами не зная чего; как-то сами собой смолкли разговоры, даже Бубих не нес обычной демагогии про Будду. Вот унесли последнюю посуду, и как бы облегченный вздох пронесся по кают-компании.
— Ну вот и не постреляли! — радостно возгласил Каган, встал, энергично потягиваясь.
— А тебе бы хотелось? — лениво спросил его Васильев.
Иван просто тихо ухмылялся.
Вдруг Петя увидел то, чего не могло быть вообще: в окно заглядывала какая-то широкая, нагло ухмылявшаяся рожа, да еще свисающая вниз. Мозги пытались понять: что такое?! А тело действовало почти само: поднимало винтовку. Рожа мгновенно исчезла.
— Куда стрелять собрался?!
— Там… За окном была чья-то физиономия… Самого разбойничьего вида.
— И откуда она там взялась?
— А я знаю?!
К этому времени подъем сделался более пологим, поезд тут начал разгоняться, пошел и залязгал живее. Нападение извне окончательно казалось дурным сном, все недоумевающе уставились на Петю.
…И тут поезд словно налетел на каменную стену. Петя кубарем полетел в переборку. Над ним стул словно танцевал какой-то причудливый танец, врезался в стену и развалился. Глиняная пепельница с грохотом врезалась в стену, разлетелась буквально в пыль вместе с окурками и пеплом. Запорошило все лицо, набилось в волосы.
Поезд как-то ехал еще, кое-как шкандыбал с диким визгом и воем, еле полз, останавливаясь на глазах: потому что при сорванном стоп-кране все колеса всех вагонов тут же блокирует намертво. Установилась тишина, — только что-то потрескивало под полом, где проходит тормозная система.
Поезд не совсем остановился, а из леса уже вышли какие-то люди. Одни, и много, чуть обозначили себя, замелькали между стволов, трое же пошли по лугу, деловито двигались к тамбуру последнего вагона.
Что-то в их неровной походке показывало опытных, матерых лесных жителей. Передний нес белую тряпку на палке. На шаг позади двигался громадный дядька в шинели с погонами. Крест-накрест на груди у дядьки перекрещивались ремни двух винтовок, висевших на спине дулом вниз. Третий был бритый, и двигался он не так уверенно.
Сколько шли они, эти трое? С полминуты? А ведь все уже поднялись с пола, уже заняли позиции у окон. Васильев шепотом орал, требовал следить за лесом, но как-то сам собой глаз упирался в идущих.
Троица остановилась буквально метрах в трех. Стоящий впереди помахал белым знаменем. И стоят, не особенно торопятся.
— Товарищ Васильев! — прошипел Каган. — Может, пару гранат, и в атаку?
— К чертовой матери! К чертовой матери! В атаке нас всех и положат.
Наступила нехорошая, очень тревожная тишина… та самая, «между двумя выстрелами». В этой тишине сытый басок прозвучал особенно рельефно:
— Эй! Русские есть?
Путешественники буквально оцепенели от этого дичайшего вопроса. Молчание длилось так долго, что басок повторил с нетерпением:
— Русские есть?! Или никого, кроме жидов?!
— А сам ты кто?! — провопил Каган.
— Я-то кто? Я из Апостольской Святой Православной Церкви, русский казак я… — явственно выделил заглавные буквы тот же голос. — Ежели русские есть, то не бойтесь.
— Как же тебя, детинушка, не бояться?! — почти орал Васильев. — На полной скорости поезд остановили, чуть нас тут всех не поубивали.
— Хотели бы поубивать, уже поубивали бы, — внес ясность голос. — Я вас, может, еще и спасаю. И от жидов спасаю, и от немчуры. Доходит?
— Не доходит! — орал Васильев в ответ. — Мы люди служивые! Мы задание правительства исполняем! А вы мешаете государственным делам!
— Вы от бесов с красным молотом другим бесам привет везете! Знаем мы! Идите к нам, мы вас крестить будем! — орал уже не один голос — из лесу старались сразу несколько.
— Мы государство укрепляем! — орал Васильев. — Мы выполняем задание товарища Сталина!
— Служивые? Это хорошо… Жидов нам выдайте и валите, свое задание выполняйте!
— Какие вам тут жиды! Мы приказ выполняем! Мы служивые! Сами идите и смотрите!
С четверть минуты никто ничего не орал. Наконец, от парламентеров донеслось:
— К вам придешь — голову потеряешь.
— Пошли смотрящего!
— А ты тогда дай своего!
Петя давно прислушивался к своим ощущениям и убежденно сказал Васильеву:
— Какие-то они не опасные… Не по-настоящему опасные.
Василев кивнул.
— А они не сами по себе… Кто-то их на нас напустил: то-то речей про «служивых»…
И заорал стоявшим у полотна:
— Давай своего человека!
— Отворяй…
Васильев кивнул… Петя вставил ключ, повернул… Отступая в вагон, Петя ждал — кто-то из трех полезет сейчас по ступенькам. А раздалась какая-то шумная возня… что-то сильно ударило, словно кто-то спрыгнул с крыши вагона… И лица у троих стоящих у вагона были, словно они за кем-то наблюдали. Опять возня, шорох… И тут из коридора просунулась вдруг здоровенная немытая лапа с гранатой.
— Ежели что, себя не пожалею, а рвану! — веско заявил парень, выходя из-за стенки. Вид у парня был дикий и неухоженный, лесной какой-то. И голос странный, сиплый — такой голос появляется от многих ночевок на голой земле, от никогда не леченных простуд, от забывания слов «тепло», «горячая еда» и «медицина».
— Не рванешь — потребности такой не будет, — заверил Васильев. И скомандовал: — Иван, бери гранату!
Иван тоже встал с гранатой. Деловито, чтобы видел чужой парень, он разогнул усики предохранительной чеки, взял гранату в правую руку так, что пальцы правой руки Ивана прижимали рычаг к корпусу. Так же спокойно, аккуратно Иван продел указательный палец левой руки в кольцо чеки и выдернул ее. Теперь граната могла оставаться в руке Ивана сколько угодно, пока не отпущен рычаг. Но если Иван бросит гранату или даже просто выпустит ее из руки, граната взорвется. В тесном помещении почти наверняка поубивает всех стоящих.
По знаку Васильева все положили оружие.
— Заходи! — проорал чужой парень. Тут опять застучало…
— На вагоне ехали… на крыше?! — восхитился Васильев.
— А то…
Васильев на мгновение показал большой палец Пете: вспомнил, кого видел Петя недавно…
А в вагон лезли и лезли еще какие-то рожи: семь-восемь людей самого дикого, какого-то пещерного вида. Винтовки они демонстративно держали на плече, дулом вниз, но остались увешаны оружием: пистолеты, ножи, топорики на поясе, в голенищах сапог, во внутренних карманах тужурок.
Всклокоченные бороды, стриженные «под горшок» головы, странные резкие запахи, невероятная одежда, какой и названия нет, непередаваемое никакими звуками выражение быстрых черных глаз. И голоса, как у первого, — навек посаженные голоса людей, годами живущих в лесу.
Вошел и главный: средних лет казак, в бороде посверкивает серебро, могучий, неуклюже-ловкий, как медведь.
— Казаки?
— А кто ж тут могет еще быть? Казаки. Где у вас золото?
— Какое золото у государевых людей? Кто ж возит золото вот так?
— А может, и могут, — туманно отозвался казак. — Клянешься, что золота нет?
— Могу и поклясться… но давай лучше так: ищи золото. Найдешь — будет твое.
— Ох, найду!
— Ох, не найдешь! Что делать будем, когда не найдешь?
Казак раздумывал…
— А если не везете золота, для чего едете?
— У нас свое задание, секретное.
— Коммунисты дали задание? Жиды? — неприязненно вопросил старшой. — Коммунистов нам отдай, мы их повесим.
Васильев устроил великолепную истерику:
— Коммунистов отдать?! — орал он. — Ну, я коммунист, меня бери!!! Так меня возьмешь, кто задание будет исполнять?! А?! Жидов тебе отдать! Так нету жидов! Какой я тебе жид, скажи на милость?! А?! Я тут задание выполняю!
И, только набрав нового воздуха в легкие:
— Я фронтовик! — орал Васильев. — Я инвалид!
Тут внезапно вылез Каган, внятно обратился к атаману:
— А вот я и есть еврей… Жид, по-вашему.
— А вот и врешь, парень. Что, думаешь, мы совсем дураки? Ай, врешь… У тебя, парень, рогов нет. Не притворяйся.
Атаман говорил сердито, строго — но видно было, очень убежденно. Каган так и застыл с открытым ртом. Еще спорили, выясняли, кто тут русский, а кто враг русских, кого обманули и зачем и кому надо, чтобы русские всаживали друг в друга пули и взрывали друг друга гранатами. Видно было, что боевики никакой враждебности к группе не испытывают, что Васильев им скорее симпатичен, понятен, что выполнение задания для казаков — признак правильного поведения. Становилось понятно, что договориться удается. Может быть, казаки и поломаются, и захотят взять выкуп — но пропустят.
