утопили.
Он удивился и жадно спросил.
— Сколько?
— Да все что были, — я пожал плечами, — простите, что вам не оставили, ваше императорское величество.
Его глаза расширились.
— Все?
— Остальные ушли в глубь реки, часть мы настигли здесь. Если хотите, догоним и тех, кто ушёл от нас.
Он задумался и перевёл взгляд на одного из сановников, которые быстрее молнии бросился к нам.
— Гу Дань? Что скажешь?
— Если корабль вашего знакомого обладает такой мощью, — ответил тот с низким поклоном, — то мы можем покончить со вторжением очень быстро.
Император повернулся ко мне.
— Витале?
— Оставьте тогда необходимый минимум стражи и советников, поскольку у нас довольно тесно, — предложил я.
Чжао Ко отмахнулся и быстро оставил только тридцать человек, остальные сошли на другие корабли, которые тронулись за нами, едва мы подняли стаксели, чтобы набрать небольшой ход.
— Пойдём медленно, мы не знаем здесь глубины, — предупредил его я.
— Тогда вернёмся за доску? — предложил он и я тут же согласился, позвав Марко, чтобы нам приготовили закуски.
Когда их подали, он пробовал и удивлялся, спрашивая, что это и откуда. Когда я стал рассказывать ему о своём путешествии, он забыл даже про игру, с жадностью выспрашивая подробности, когда я закончил, была уже тёмная ночь, и мы продолжили разговор и игру в моей каюте, откуда незаметно убрал девушек к себе, мой весьма предусмотрительный капитан.
* * *
Врага мы нагнали спустя сутки, тем некуда было двигаться дальше, поскольку впереди ждала узкая, бурная протока с камнями и мы, сами боясь посадить корабль на мель, просто расстреляли оставшиеся корабли противника издалека. Император сам участвовал в стрельбе, вернувшись с нижней орудийной палубы, настолько счастливый, насколько это было вообще возможно для человека, у которого есть всё, что он не пожелает.
Это, плюс наши игры, привели его в отличное расположение духа, поэтому он упросил меня по возвращению в столицу, сразу составить ему компанию во дворце, а не переодеваться и ждать приглашения, как это было прошлый раз.
Тысячи слуг и сановников ожидали нашего совместного купания, когда мы забрались в горячие источники, и отмокали там после суток погони. Причём были в его личных купальнях и только мы вдвоём.
— Я теперь понимаю тебя, — неожиданно тихо сказал он, отфыркивая воду, и чуть приподнимаясь над водой, от которой шёл пар.
— В чём ваше императорское величество? — удивился я, плеская воду себе на плечи.
— Почему ты не захотел остаться, — продолжил он, — построил новый корабль, открыл новые земли, где никого, никогда не было. Ходишь где хочешь и свободен, словно ветер.
— У всего этого ваше императорское величество, есть и обратная сторона, — не согласился я с ним, — сначала я чуть не умер от жажды, когда оказалось, что наши бочонки с водой дали течь, затем меня едва не принесли в жертву чужому богу, и всё это происходит с завидной периодичностью, так что я до сих пор удивляюсь, как я вообще жив до сих пор.
Он задумался.
— Да, внешняя часть твоей жизни, выглядит совершенно иначе.
— Ваше императорское величество, а я завидую вам, — хмыкнул я, — вы правитель огромной империи, самой просвещённой и цивилизованной из всех, что я знаю. От ваших слов и поступков зависят жизней сотни миллионов людей. Как вы можете говорить, что ваша жизнь скучна?
Он задумался над моими словами.
— Знаешь, пожалуй ты прав, — сознался он, — это я воспринимаю всё, как данность, поскольку родился и рос с этим, а для иных людей, это и правда непосильная ноша.
— Я именно об этом и говорю ваше императорское величество, — кивнул я, — каждый должен заниматься своим делом. Я, как не наследник рода, могу путешествовать и рисковать своей жизнью, вы, как император великой державы, себе этого позволить не можете.
Он закивал головой, и повернулся ко мне.
— Мне дедушка говорил то же самое, что и ты сейчас, странно, что я начал осознавать ценность этих слов, слыша их от тебя, а не его.
Я пожал плечами, вызвав всплеск воды.
— Уж не буду рассказывать, что я творю у себя дома, и как не слушаю родителей.
Он улыбнулся и жадно спросил.
— Расскажи!
Когда я поведал ему историю, как женил дядю Джованни, он хохотал так, что вода постоянно выходила из берегов от его смеха, а когда я закончил, он даже вытирал слёзы с глаз.
— Получается, я ещё был послушным ребёнком! — сообщил он мне сквозь слёзы, снова расхохотавшись, когда я печально пожал плечами.
* * *
15 ноября 1202 года от Р.Х., Линьань, империя Сун,
— Я вижу, как ты снова собираешься в путь, — однажды вечером признался он, когда мы снова играли, — ты не говоришь, но я вижу и чувствую.
— Меня ждут дома ваше императорское величество, — признался я, поскольку особенно сильно это и не скрывал. Имея золотую пайцу, закупался днём только лучшими китайскими товарами, и наконец восстановил запас своего любимого сорта чая, лишь вечерами составлял компанию императору, в играх и беседах.
— В этот раз, я сам не попрошу тебя остаться, — с грустью признался он, — наши разговоры позволили мне лучше понять тебя, и осознать, что пытаться усадить ветер в клетку, столь же безнадёжно, как просить тебя быть на одном месте.
— Вы становитесь мудрецом, ваше императорское величество, — я удивлённо покачал головой, — следующий раз вы будете удивлять меня своими рассказами, а не я вас.
Он грустно покачал головой.
— Когда ты отбываешь?
— Через три дня, как раз сегодня хотел вам сообщить об этом, — сознался я, — и поскольку в этот раз при встрече не подарил ничего, то решил оставить вам два подарка уже на прощание.
— Показывай, — он отодвинул от себя доску, перестав играть, что было для него непривычно. Такой игроман, как он, мог это сделать только в периоды, когда настроение было совсем уж плохим.
Позвав Марко, я поставил перед ним две шкатулки. Открыв которые он с удивлением увидел там песок.
— Что это? — удивился он.
— Ваше процветание и возможность содержать большую армию, — я пальцем разгрёб верхний слой и показал десять картофелин, а во второй лежали зёрна кукурузы, киноа и перца чили.
— Здесь инструкции, как их выращивать. Это крайне неприхотливые растения, дающие обильный урожай, — я вытащил из-за пояса свиток и передал его ему, — займитесь этим лично и через пять лет, вы накормите всю страну.
Он взял бумагу, пробежался по ней глазами, и с потрясением посмотрел на меня.
— Каждый раз Витале, ты меня поражаешь. Ведь если бы
