– Ах, Мампо! Неужели они и вправду приходили к тебе?
– Иногда.
– Но ведь теперь у тебя есть мы, верно?
– Конечно, сейчас все хорошо. Вот только Кесс нет… – вспомнил юноша.
– Мы найдем ее, – сказал Бомен. – Или она нас.
Во внутренний двор опять зашли клерки, и пленники обнаружили, что их размещают на новом месте. Отныне им предстояло спать в специально построенных двухэтажных бараках, расположенных на окраине поселения. Семью Хазов вместе с многими другими поместили в семнадцатый барак, в миле вниз по холму, недалеко от озера.
Длинное здание делилось перегородками на множество закутков без четвертой стены, посередине оставался проход. Комнаты были обставлены очень просто, на окнах не висели занавески, полы не покрывал ковер, тем не менее помещения создавали некое подобие уединения, а самое главное – в них стояли кровати. Деревянные рамы кроватей были перетянуты веревками, а жесткие матрасы набиты соломой, однако усталым рабам эти ложа показались роскошными. В каждой комнате близко друг к другу стояло восемь кроватей. В ногах каждой был написан номер. Некоторое время люди бродили взад-вперед в поисках своих номеров, сверяясь с запястьем. Семью Хазов, Мампо, Скуча, Креота и временно отсутствующую госпожу Холиш разместили вместе. Бомен, которому предстояло работать ночью, съел свой ранний ужин и прилег на кровать. До наступления темноты оставался еще целый час.
Креот, сияя от счастья, объявился позже остальных, когда наступили сумерки. Он присоединился к прочим рабам в большой кухне на первом этаже и между ложками супа рассказывал всем, кто желал слушать, про день, проведенный на ферме.
– Коровы! – восклицал Креот. – Чудные создания! Что за превосходный день, клянусь бородой моего предка!
Затем он принялся показывать, как доят коров.
– Поймите, здесь нужна особая ловкость. Нельзя давить или тянуть. Ни в коем случае! Нужно сложить пальцы вместе, вот так… – Креот пошевелил пальцами.
Все рассмеялись, и бывший император захохотал с остальными.
– Смейтесь сколько угодно, – радовался Креот, – но попробовали бы вы сами! Это совсем не так просто, как кажется!
Экс-император оказался не единственным, кому понравился первый рабочий день рабов. Мико Мимилит пребывал в изумлении от тканей, которые обнаружил в пошивочной мастерской.
– Никогда не видел такого превосходного шелка! Легкий, словно воздух, уверяю вас. Нет, даже лучше – легкий, словно мысль!
Доктору Бачу, который в Араманте был учителем, доверили класс в школе, где обучались дети рабов.
– Должен признать, у меня есть все, что нужно. А что касается дисциплины – поверьте, с этим здесь полный порядок. Нашим хозяевам удалось создать атмосферу уважения к власти, и я не могу осуждать их за это.
Мампо рассказал, что его приняли в школу манахов. Пинто ужаснулась.
– Ужасно! Не смей! Тебя убьют! Я не хочу, чтобы тебя убили!
– Я не намерен умирать.
Юноша собрался уходить, чтобы прилечь, но Пинто последовала за ним.
– Тебя заколют до смерти! Ты не должен этого делать. Ты нужен нам.
Девочка вцепилась в руку приятеля.
– Скажи, что не станешь драться на арене.
– Я хочу этим заниматься, – отвечал он. – И стану.
– Мампо, пожа-а-а-алуйста.
– Отстань.
– Я не дам тебе уйти, пока ты не пообещаешь мне, что не сделаешь этого.
– Отстань!
Юноша попытался стряхнуть Пинто, но она крепко вцепилась в его рукав. Смутное понимание того, что, возможно, девочка права, еще больше злило Мампо.
– Слезь с меня, тощий крысенок!
Он с силой дернул рукой, и Пинто свалилась на пол. При падении она ушибла локоть и заплакала. Однако вид свернувшейся на полу плачущей девочки еще больше разозлил Мампо.
– Чего ты все время виснешь на мне? – крикнул он, словно Пинто сама виновата в том, что ушиблась. – Не хочу видеть тебя. Оставь меня в покое.
Девочка отползла к стене. Позднее мать нашла ее свернувшейся в комочек в уголке. Глаза у Пинто были заплаканы, но она так и не призналась, почему плакала…
Джессел Грис, которого разместили в соседнем здании, вызвал Анно перед наступлением темноты. Бывший экзаменатор был уверен в том, что большинству мантхов первый день показался гораздо более терпимым, чем они ожидали.
– Ну, что ты скажешь теперь, Анно? Все еще будешь призывать к восстанию?
– Не так-то просто тут устроить восстание.
– Совершенно верно. Не просто и, возможно, не умно.
– Я думаю, мы должны каждый день откладывать часть пищи. Что-то, что можно долго хранить, – для нашего путешествия.
– Ах, для путешествия? Только сначала мы должны бежать отсюда. И каким же образом?
– Не знаю.
– Вот что, пока ты не разбередил всех, послушай, что я скажу. Мне дали работу в Департаменте снабжения. Именно я помог найти еду, которую ты ел сегодня вечером. Они должны понять, что у меня врожденный талант организатора. И вот еще что: оказывается, мой начальник, заправляющий снабжением целого участка, тоже из рабов! Он показал мне свой номер!
Анно непонимающе смотрел в сияющее лицо Гриса.
– Неужели ты не видишь? Они продвигают рабов! Рабы даже получают власть! Мы сможем неплохо здесь устроиться.
– Джессел, – проговорил Анно, наморщив лоб. – Эти люди убивали наших близких и сжигали наши дома.
– Да-да, конечно, я понимаю. Но какой смысл оглядываться назад? Теперь мы здесь, давай же смотреть вперед.
– Неужели ты не видишь, что здесь все построено на силе и жестокости? Само сердце этой страны отравлено.
На мгновение Джессел Грис почувствовал беспокойство, затем он вздрогнул и произнес:
– Нет в мире совершенства. Мы живем здесь и сейчас. Поэтому наша обязанность – сделать жизнь лучше. Подумай сам, что нам остается? Путешествие неизвестно куда?
Удовлетворенный тем, что ему удалось выиграть спор, Джессел поспешил поприветствовать доктора Бача и поделиться с ним наблюдениями по поводу первого дня.
Анно Хаз поделился своей тревогой с женой.
– Не знаю, как заставить их слушать.
– Они услышат тебя, – сказала Аира. – Придет время, и тебе поверят.
– А когда оно придет?
– Еще до наступления зимы.
Глава 10
Гость в ночи
С приходом темноты начиналась работа Бомена. С фонарем в одной руке и посохом – в другой он отправился на берег озера, где паслись коровы и телята. Работа Бомена заключалась в том, чтобы отгонять волков, рыщущих рядом со стадом в надежде украсть теленка. Сарай, построенный для того, чтобы защитить стадо от дождя и холода, представлял собой маленькое здание без окон, где Бомен и должен был нести свою вахту. Юноша уселся на земляном полу, через открытую дверь виднелись озеро и стадо.
Бомен наблюдал за коровами, мирно пасущимися в траве. Когда голоса в ближайшей деревне умолкли, он мысленно обратился к Кестрель, ища ее в ночи. Один или два раза юноше почудилось, что он почувствовал сестру, однако так слабо и далеко, что Бомен невольно усомнился. Неполная луна взошла на небо, слабый свет заливал дворец на озере. Один за другим огни в прекрасных зданиях погасли.
Бомен не мог следить за временем, и ему казалось, что оно остановилось. Звезды скользили по темному своду, луна пересекала небосклон, однако эти изменения происходили незаметно. Ночь выдалась холодной. У Бомена была длинная накидка из овчины, и он плотно закутался в нее. Поднялся ветер, рябь побежала по поверхности воды. Теперь дворец скрылся в тени. И вот все успокоилось.
Затем Бомен услышал звук – тихий шорох травы и низкое мелодичное гудение. Кто-то приближался. Юноша взял посох и вышел из сарая, гадая, кто бы мог идти в такой час. Гудящий звук приблизился. Из темноты в свете фонаря медленно возник уродливый одноглазый человек.
Человек направлялся к сараю. Руки его были скрещены на груди, прячась внутри свободных рукавов мантии. Мантия представляла собой простое одеяние из практически вечной шерсти, хотя и недостаточно толстой для такой прохладной ночи. Человек был бос. Бомена заинтересовало, кто этот незнакомец и что ему нужно. Возможно, бедняк, надеющийся обрести кров под крышей сарая. Или один из тех безумцев, что встречаются на заброшенных дорогах, безумцев, что живут и умирают как звери. Кроме мелодии, которую гудел человек, не было слышно никаких других звуков. И мелодия казалась довольно приятной на слух. Позади человека, едва видимый в свете фонаря, вприпрыжку бежал серый кот.
Постепенно пришелец приблизился. Он прекратил гудеть и молча смотрел на Бомена, а Бомен в ответ глядел на него. Лицо странника казалось печальным, один глаз был молочно-белого цвета. Не шевелясь, незнакомец внимательно изучал Бомена единственным зрячим глазом, словно желая удостовериться в чем-то.
– Так ты и есть дитя из пророчества?
– Я? – Бомен страшно удивился. – Какого пророчества?
– А что, разве их несколько?
Пришелец прошел в сарай и уселся на пол. Затем, глядя на Бомена, постучал по земле перед собой.
