Они добрались до Угла, тут дорога на ферму с большака сворачивала. Семь ржавых почтовых ящиков криво торчали рядом, по одному на каждый дом по пути.
— ДПО Первого Класса, — усмехнувшись, заметил дядя Виллис. Это была их привычная шутка с тех пор, как они купили ферму, потому что они были городские и считали настоящих фермеров очень смешными.
Теперь Дональд чувствовал себя на знакомой почве и решился сказать:
— Деревенское Почтовое Обслуживание. — Он тщательно выговаривал слова, потому что первое не всегда ему давалось. Но он все произнес верно, и дядя Грег, не поворачиваясь, завопил:
— Правильно! Ты уже ходишь в школу?
— Да. — Продолжать ему не хотелось — он следил за изгибами дороги, которую знал наизусть. Но все было так не похоже на его воспоминания, и ему с трудом верилось, что он уже здесь был. Земля потеряла свою близость, стала голой и незащищенной. Даже в близких сумерках за безлиственными кустами видны были обычно скрытые пустые поля. Ноги уже согрелись, но руки в шерстяных варежках под буйволовой кожей окоченели.
Показалась ферма; во всех окнах на первом этаже горели свечи и висели венки из падуба. Дональд наклонился и натянул ботинки. Это оказалось непросто, пальцы болели. Когда он снова уселся, сани остановились. Распахнулась дверь кухни, кто-то выходил. Все кричали «Привет!» и «Счастливого Рождества! По пути от саней к кухне он заметил только, что его целовали и похлопывали, поднимали, опускали и говорили, как он вырос. Дедушка помог Дональду снять ботинки и скинул крышку с конфорки на плите, чтобы он погрел руки над огнем. Кухня, как и летом, пахла дымом поленьев, простоквашей и керосином.
Как чудесно, когда вокруг много людей. И каждый защищает от непреклонной бдительности матери и отца. Дома были только он и они, так что каждый раз за столом начиналась пытка. Сегодня на ужин собралось восемь человек. На стул положили огромный словарь в кожаном переплете, чтобы Дональд смог дотянуться до стола, а сидел он между бабушкой и тетей Эмили. У тети карие глаза, она очень хорошенькая. Дядя Грег женился на ней год назад, и Дональд знал из подслушанных разговоров, что все остальные ее недолюбливают.
Бабушка говорила:
— Луиза и Айвор до завтра не доберутся. Мистер Гордон везет их до самого Портерсвилля в своей машине. Они все переночуют в гостинице, а с утра пораньше надо будет их забрать.
— И мистера Гордона тоже? — спросила его мать.
— Видимо, да, — ответил дядя Грег. — Он не захочет один проводить Рождество.
Мать, похоже, рассердилась.
— Могли бы и обойтись. Все-таки Рождество — семейный праздник.
— Ну так и он теперь член семьи, — криво ухмыльнулся дядя Виллис.
Мать Дональда ответила с вызовом:
— По мне, так это ужасно.
— Он совсем плох в последнее время. — Дедушка покачал головой.
— Все на огненной воде? — спросил отец.
Дядя Грег поднял брови.
— Не только, еще хуже. Ты знаешь… И Айвор тоже.
Дональд знал, что это из-за него они говорят намеками. Он сделал вид, что не слушает, и стал рисовать черточки на скатерти кольцом для салфетки.
Рот его отца открылся от удивления.
— А где ж они берут? — спросил он.
— По рецепту, — проворно отозвался дядя Виллис. — Есть там один польский докторишка.
— Ну и ну, — вскричала мать. — Не понимаю, как Луиза это терпит.
Тетя Эмили, до сих пор молчавшая, внезапно заговорила:
— Ну не знаю, — протянула она раздумчиво. — Они оба к ней очень хорошо относятся. Мне кажется, мистер Гордон очень щедрый. Ведь это он ей оплачивает квартиру и почти каждый день дает машину с шофером.
— Ты в этом ничего не смыслишь, — отрезал дядя Грег сердито, пытаясь заставить ее замолчать. Но она продолжала, с легким вызовом, и даже Дональд понял, что они могут поссориться.
— А я прекрасно знаю, что Айвор готов ей дать развод, стоит ей захотеть: она мне сама сказала.
За столом воцарилась тишина; Дональд не сомневался, что не будь тут его, все принялись бы это обсуждать. Тетя Эмили сказала что-то, не предназначенное для его ушей.
— Ну, — добродушно произнес дядя Виллис, — как насчет еще одного кусочка торта, старина Дональд?
— Как насчет баиньки, ты хочешь сказать, — произнес отец. — Ему пора в постель.
Мать не сказала ничего, помогла Дональду слезть со стула и отвела наверх.
Маленькие стекла в окне его спальни затянуло инеем. Открыв рот, он подышал на стекло, пока не растопил дырочку, за которой появилась тьма.
— Не делай так, зайчик, — сказала мать. — Бабушке придется мыть окно. А теперь-ка марш в постель. Тут лежит теплый кирпичик под простыней, так что ножки не замерзнут. — Она подоткнула одеяла, поцеловала его и подняла лампу со стола. С лестницы донесся раздраженный голос отца:
— Эй, Лаура! Что ты там возишься? Спускайся.
— А что — в моей комнате вообще не будет света? — спросил ее Дональд.
— Иду! — крикнула она. И посмотрела на Дональда. — Дома ведь ты тоже спишь без света.
— Да, но дома я могу включить, если нужно.
— Ну так сегодня ночью он тебе не понадобится. Твой папа в обморок упадет, если я оставлю лампу. Ты ведь знаешь. А теперь давай-ка спать.
— Но я не смогу уснуть, — несчастно сказал он.
— Лаура! — завопил отец.
— Да подожди минутку, — с досадой крикнула она.
— Мамочка, пожалуйста…
Ее голос был непреклонен:
— Здесь свежо, так что сразу уснешь. А теперь давай-ка спи.
Она взяла лампу и вышла, закрыв за собой дверь.
На столе стояли фарфоровые часики, тикавшие очень громко и быстро. Через неравномерные промежутки снизу доносились приглушенные взрывы смеха и тут же стихали. Его мать сказала: «Я чуть приоткрою окно, этого хватит». В комнате с каждой минутой становилось холоднее. Он прикоснулся пяткой к теплому кирпичу в середине кровати и услышал шуршание газеты, в которую тот был завернут. Ничего не оставалось — только спать. На пути через пограничные полосы сознания у него возник один образ. На горе за фермой появился волк: безмолвно несся по насту, перепрыгивая через камни и кусты. Он бежал к ферме. Добравшись до нее, он будет заглядывать в окна, пока не отыщет столовую, где за большим столом сидят взрослые. Дональд вздрогнул, увидев его глаза во тьме за стеклом. А теперь, идеально просчитав каждое движение, волк прыгнул, разбил окно и вцепился отцу Дональда в горло. И в одно мгновение, так что никто не успел крикнуть или ахнуть, исчез, зажав в зубах добычу, мотая головой, быстро волоча обмякшее тело по снежному покрову.
Свет зари заливал комнату, когда он открыл глаза. Из глубины дома доносился шум, двигались люди. Дональд услышал, как захлопну ли окно, затем — размеренный стук топора о поленья. Теперь шум послышался рядом, и он понял, что в соседней комнате проснулись родители. Дверь распахнулась, и вошла мать в коричневом халате из толстой фланели; волосы у нее были распущены.
— Счастливого Рождества! — воскликнула она, протягивая огромный красный чулок, набитый фруктами и сверточками. — Посмотри, что я нашла у камина! — Дональд огорчился, потому что надеялся пойти и забрать чулок сам. — В доме холод, как в конюшне, так что я сама принесла, — объяснила она. — Ты бы не вставал с постели, пока не станет теплее.
— А когда будет елка? — Елка была важным ритуалом: самые интересные подарки лежали под ней.
— Не гони лошадей, — сказала она. — Ты ведь получил свой чулок. Елки не будет, пока сюда не доберется тетя Луиза. Ты же не хочешь, чтобы она ее пропустила, верно?
— А где мой подарок для тети Луизы и дяди Айвора? Дядя Айвор ведь тоже приедет?
— Конечно, приедет. — Она ответила тем слегка необычным тоном, которым всегда говорила о дяде Айворе. — Я уже положила подарок под елку вместе с другими. А теперь лежи тут, накройся хорошенько и смотри на свой чулок. А я пойду оденусь. — Она поежилась и поспешила в свою комнату.
За завтраком следовало поблагодарить только дедушку — за коробку цветных карандашей, забившуюся в самый низ чулка. Остальные подарки были подписаны «Дональду от Санты». Дядя Виллис и дядя Грег рано позавтракали и отправились в гостиницу в Портерсвилле забрать тетю Луизу и дядю Айвора. Когда они вернулись, Дональд подбежал к окну и увидел, что мистер Гордон тоже приехал. О мистере Гордоне все говорили так таинственно, что не терпелось на него посмотреть. Но тут как раз мать позвала его наверх — помочь застелить постели.
— Мы все должны помогать бабушке, — сказала она. — Ей и так бог знает сколько приходится возиться на кухне.
Но наконец он услышал, как с лестницы зовет тетя Луиза. Они спустились; его расцеловали, и тетя Луиза спросила:
— Ну как мой мальчик? Ты ведь мой мальчик, верно?
Потом его поцеловал дядя Айвор, и он пожал руку мистеру Гордону, расположившемуся в кресле, на которое никто, кроме дедушки, никогда не садился. Мистер Гордон был пухлый и бледный, на одной руке у него сверкали два огромных перстня с брильянтами, и сапфир еще больше — на другой. Дышал он с легким присвистом и время от времени вытаскивал из кармашка на груди огромный желтый шелковый платок и вытирал лоб. Дональд сел в другом углу комнаты и стал листать журнал, пытливо поглядывая на мистера Гордона. Тот называл Дональда «мой парнишка», что звучало очень странно, словно кто-то разговаривал в книге. В какой-то момент он заметил, что Дональд за ним наблюдает, и поманил его. Дональд подошел к креслу, а мистер Гордон сунул руку в карман, извлек массивные часы с маленькой кнопочкой, и у них внутри зазвенели колокольчики. Через несколько минут мистер Гордон подал ему знак снова, Дональд опять подскочат и надавил кнопочку, И тут же мать сказала, чтобы он перестал надоедать мистеру Гордону.
