У Арно Адольф видел Скриба на вершине его славы и множество других знаменитостей разных размеров — Жуи, Пиша, Руссо, Ромье, Теалон, не говоря уже о художниках, скульпторах, актерах во главе с Тальма и мадемуазель Марс. Александр оглушен, удручен: он-то никого, кроме Рабба, не знает. Адольф заливается соловьем: он тоже написал пьесу и имел честь прочитать ее директору театра «Жимназ». Разумеется, ему отказали, но зато он побывал за кулисами, и это незабываемо. Александр поднимает голову. Пока они не завоевали Париж, почему бы не организовать здесь их собственный театр, играли бы «Гамлета», «Hariadan Barberousse», где он мог бы продолжать играть дона Рамира, и, само собой, пьесу Адольфа, может, и другие? Адольф заглатывает наживку: ну да, например, все пьесы, которые они напишут вместе. Он сказал то, чего не осмелился произнести Александр. Адольф же видит лишь выгоду в том, чтобы вынести свои первые опыты на суд жителей Виллер-Котре, прежде чем показывать их пресыщенной столичной публике. Многие, и среди них самые славные, имели смирение и мудрость поступать именно так. И Дюси? Насчет Дюси Адольф не знает, но зато абсолютно уверен в Мольере. Это имя смутно о чем-то говорит Александру, и все же он не удивился бы, если бы и карьера Дюси повторила их собственную.
Энтузиазм Александра заразителен. Аглая, Альбина Арди и Луиза Брезет быстро уверились в их врожденном таланте и неизбежной славе. Участие этих хорошеньких девушек заставило проявить активность и будущих актеров, прежде всего — Пайе. Театр устраивают на втором этаже дома, расположенного за гостиницей. Торговец лесом дает доски. Арпен изготавливает скамейки для зрителей, ближний лес поставляет элементы декораций, а семейные шкафы и чердаки — костюмы. «Дюма был незаменим. Исполнитель, режиссер, преподаватель манер и дикции. <…> Именно он задавал актерам верную интонацию, следил за выходами, подсказывал необходимые движения. Он указывал, какие именно слова должно выделить, уточнял направление взглядов, продолжительность улыбки, короче, всем нам давал понимание роли, которую каждый должен был выполнить»[23],— чувство мизансцены, удивительное для мальчика восемнадцати лет, который заявлял о своей необразованности и почти не бывал в театре. Обогащенные спектаклями, увиденными в Париже, Ля Понс и Адольф выполняют функции технических ассистентов. Поскольку в Виллер-Котре нет никаких развлечений, зал никогда не бывает пустым. Настроение Александра колеблется в зависимости от реакции публики. Если звучат аплодисменты, он похож на ангела. Если же их недостаточно, он обрекает своих актеров на адское существование.
И опять-таки именно он выбирает пьесы вне всякой зависимости от парижского влияния, от парижского эха. Так, например, либеральный поэт Казимир Делавинь торжествует в «Одеоне» со своей «Сицилийской вечерней». Александр заказывает текст, начинает читать его труппе, и ко второму акту все его очаровательные актрисы засыпают. Вывод из эксперимента: отныне играть только Дюма-Лёвена (авторы упоминаются в алфавитном порядке), хотя бы «Майора из Страсбурга», патриотический водевиль, трагическая, но возвышенная история старого служаки. Итак, майор, ставший после Ватерлоо простым хлебопашцем, бросает однажды свой плуг посреди борозды, чтобы погрузиться в чтение «Побед и Завоеваний». Увлеченный чтением, он не замечает графа и графского сына, которые случайно проходили мимо.
«Граф:
Смотри, дитя, я не ошибся:
В полях Германии витает его сердце!
Надеется он вновь французов победителями видеть…
Жюльен:
Отец! Читает о последнем он сраженье,
И потому из глаз его, я вижу, стекают слезы».
Второй водевиль — «Дружеский ужин» — не так патетичен, но от него, к несчастью, не осталось ни строчки. И, наконец, драма «Абенсерраги» на сюжет, заимствованный из «Gonzalve de Cordoue» Флориана, дополняет репертуар, который полностью заставляет забыть о смерти Наполеона, последовавшей 5 мая 1821 года.
Два-три раза в неделю Александр бывает у Аглаи в ее спальне. Собаку Муфти он приручил не без помощи куриных костей. Стоит ему появиться, как Муфти и Аглая в порядке очередности демонстрируют ему свою радость. Несколько месяцев проходит без сучка, без задоринки. Но однажды ночью на обратном пути какой-то человек с лицом, зачерненным сажей, нападает на него с палкой. Александр отнимает палку, бросает его на землю. Агрессор пытается достать свой нож. Александр скручивает ему руки, укладывает его на месте и уносит палку и нож в качестве трофеев.
«Событие это имело для особы, которая была к нему непричастна, последствия достаточно серьезные и привело меня к совершению единственного скверного поступка, в котором я мог бы себя упрекнуть за всю мою жизнь».
Нигде Александр своего обидчика не называет, а ограничивается лишь утверждением, что узнал его, несмотря на маску. С тех пор как Аглая стала его любовницей, она отказала нескольким претендентам, и видимо, то был один из них. В целях обороны при новых засадах Александр одалживает у Ля Понса два пистолета, забыв, очевидно, что со времен дела братьев Лаллеман одной парой он уже обладает.
«Было нелегко их попросить, не объяснив причины. Я объяснил. Но чтобы перед ним предстал театр военных действий, следовало как-то, прямо или косвенно, назвать ему дом, из которого я вышел, и я назвал не тот». На самом деле, «случайно взятым» оказался переулок Виллер-Котре, где находились дома Ипполита Леруа, Лёвенов и Лебегов. Случай много чего творит. Поскольку из двух первых домов Александр не мог выйти в два часа ночи, Ля Понс и все, кому он не преминул рассказать об этом приключении, сделали вывод, что он — любовник Элеоноры Лебег.
Это дочь Девиолена, рожденная в первом браке папаши Кнута, и, следовательно, не состоящая ни в каком родстве с Александром. Жена нотариуса, она хороша, умна, кокетлива. Александр был влюблен в нее, хотя она не давала ему для этого ни малейшего повода. В маленьком городке слухи распространяются быстро. «Мне следовало немедленно с возмущением развеять этот слух; мне следовало обратить клевету в справедливость, которой она заслуживала. Я виноват, что боролся с клеветой не в полную силу, из-за чего как раз и получилось, что мои тщеславные запирательства обрели тяжесть признания».
Никогда Элеонора Лебег не простит ему этого бахвальства, напоминающего аналогичную историю с племянницей аббата Грегуара. И блистательный директор театра Виллер-Котре увидит вскоре, как одна за другой станут закрываться перед ним двери домов его детства. Дверь Девиоленов вслед за дверью замка Виллер-Элон. Напрасно Мари-Луиза будет просить о снисхождении папашу Кнута. Его только что назначили хранителем лесов герцога Орлеанского, и он вот-вот получит в Париже в управление весь лесной департамент. Он отказывается взять Александра к себе на работу, во всяком случае, не сейчас, когда дочь его пребывает в такой ярости, пусть пройдет время, потом посмотрим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
