Сегодня – день Икс.
Если бы я могла хоть как-то повлиять, я бы многое отдала, чтобы у него все получилось.
Утром Горелов был спокоен, как танк. Внешне.
Но я же чувствую, что внутри него бушуют страсти.
Слышу шаги, и сердце пропускает удары через раз. Обычно Димка взлетает по лестнице за секунды… Неужели провал?
Невозможно! Если кто и мог добиться успеха, то это он.
Моя вера в Горелова безгранична.
Бесконечная минута выворачивает меня на изнанку, прежде чем я заглядываю в любимые глаза.
Боясь даже пикнуть, я жадно ищу на его лице хоть какие-то признаки: каких новостей ждать?
Мне плевать, если у него не вышло в этот раз, получится в другой, Димка не из тех, кто опускает руки, но он заслужил…
Я робко касающего его щеки кончиками пальцев и вижу, как в глубине его бездонных глаз вспыхивает триумфальный огонь! Не успеваю даже оценить выражение его лица. Я визжу, потому что Димка рывком подхватывает меня, подбрасывает и кружит, смеясь, заражая меня своей эйфорией, своей космической мощью, делясь шлейфом упоительной победы, вайбом всесильности.
Мой герой! Мой победитель!
Он щекочет меня до немого смеха, мы сплетаемся в единое целое, падая на постель и катаясь по ней в глупейшей тискотне двоих, поглощенных только друг другом.
Только мы ведь – кремень и кресло, стоит нашим сердцам ударить друг в друга, и фейерверк освещает своими цветными искрами все вокруг. Неизбежно шутливые укусы в шею перестают быть невинными, сменяются жаркими поцелуями, его требовательными, моими жадными.
Температура растет, потребность в Димке неумолима, в его руках, в его ласках. Навечно раствориться в его жажде мое предназначенье.
Стихает смех, и тишину комнаты наполняет лишь интимные звуки грядущего шквала.
Мои судорожные вздохи, когда горячие ладони Димки пробираются под домашний свитерок и сжимают ничем не скованную грудь. Сминая податливую плоть Горелов втягивает шумно воздух, вжимаясь в меня бедрами. Чувствую каменный член, готовый вырваться и заполнить меня.
Кровь закипает в венах, контроль покидает меня вместе с одеждой, и я сдираю с Демона футболку, чтобы вжаться, врасти, пропитать его собой.
Сумасшедший взгляд одурманенных глаз срывает мне крышу. Голова идет кругом, вакуум в мыслях, сплошные инстинкты, буйство гормонов порабощает.
Все. Баста!
Нет ничего, кроме нашей раскаленной кожи, оголенных нервов и безудержного полета над пропастью.
Кто-то алчный и дикий внутри меня, разбуженный зверем Демона, требует, жаждет сплестить, пропустить в свою сердцевину, где жарко, влажно и невыносимо пусто. Это животный зов плоти, пронизанный нотками неотвратимой тяги именно к нему, неизбежности слияния, к которому мы несемся на всех парах.
Лихорадочно целуя порочные губы, бесстыдно цепляюсь за ремень джинсов Димки, стараясь ни на секунду не прерывать телесного контакта.
Мне нужно, мне необходимо чувствовать его всей кожей.
И я, как в шторм, хватаюсь за широкие плечи, впиваясь пальцами в перекатывающиеся мускулы, исследую жгуты мышц на спине, толкаю его на спину и веду языком вдоль блядской дорожки убегающей от пупка туда вниз, где меня ждет главное.
Стоит, облизнув распухшие мгновенно от жестких поцелуев губы, прижаться ими к багровой головке, как мир переворачивается, и меня накрывает горячим телом, под кожей которого жидкий металл.
Бесстыжие руки Демона не оставляют мне никакого шанса, оставить свои чувства при себе.
Грубоватые пальцы уверенно скользят вокруг пульсирующей и уже такой скользкой от моей смазки горошине, вырывая откровенные стоны, заставляя без всякого стеснения подаваться им навстречу, растапливая мою суть прямо на наглые руки.
Обжигающее дыхание на напряженных сосках, обласканных сначала нежно, а затем беспощадно втянутых в пылающую бархатистость рта, вызывает у меня лихорадку.
Влажная дорожка из поцелуев по подрагивающему животу – причину моей острой нехватки кислорода. Я хватаю ртом воздух, легкие разрывает. Золотая искрящаяся огненная спираль, берущая начала в центре меня, из тяжелого сладкого шара внизу живота выстреливает насквозь, обвиваясь вокруг позвоночника.
Наглый рот прижимается к скользким влажным складочкам, и меня выгибает. Язык… О, демоны…
Я сейчас умру.
Умру, если гладкий толстый член Демона, прижатый к моему бедру, не пронзит мою цель. Хнычу, тяну Димку к себе, не особенно церемонясь, царапаю плотную гладкую кожу его шеи, запускаю пальцы в волосы, кусаю капризную нижнюю губу, и Горелов сжаливается…
– Так будет всегда, – обещает он, заполняя меня одним мощным толчком. – Я сделаю все, чтобы тебе было меня мало…
Выплывая из бесстыжего воспоминания с горящим лицом, я проклинаю себя и Демона.
Это больно, но я не готова забывать.
Но я попробую сбежать.
Положив в последнюю коробку чертову рамку, я вызываю такси.
Глава 30
Демон
Я почти оглох, пот катится градом, но я не останавливаюсь.
Нельзя останавливаться.
Цепи, на которых подвешен боксерский мешок, жалобно скрипят. Тяжеляк грохочет из колонок на максималках.
Но ни он, ни бешеный стук сердца, ни шум в ушах не могут заглушить слов Маськи, до сих пор звучащих в голове, словно эхо в горном ущелье.
Не могут. Не утихают. И сход лавины, вызванный ими, неизбежен.
На остатках контроля я добрался до домашнего спортзала и выплескиваю боль и ярость привычным способом, чтобы удержать себя от поспешных действий. Сбрасываю бешеную горячку ударами.
Хватит. Уже наломал дров так, что от леса пеньки остались. Нагорячился, что все выжжено.
Мне нужна холодная голова.
Казнить всех буду так же изощренно, как они продумали эту подставу.
Я жду Рэма. Блядь, я должен его дождаться, и вот тогда… Тогда я выпущу палача.
Все получат то, что им причитается.
По Гореловской традиции щедро и неотвратимо. Полновесно.
Маська права – кровь не водица. И все прочувствуют это на своей паршивой шкуре. Каждая тварь. И даже… Маша Кравцова. Теперь называть ее сестрой или ласковым домашним прозвищем язык не поворачивается. Тот, кого я считал близким человеком, оказался обычной ебливой завистливой сучкой с течной пилоткой.
Сраный подкидыш, который решил, что ему все сойдет с рук.
Сука, где Рэм?
Гребаный хрен, откуда он тащится так долго?
Я вот-вот сожру себя за бездействие. Я раз за разом вспоминаю ту нашу последнюю встречу с Ингой, и сам наматываю собственные кишки на кулак. Я знаю, что стоит мне отпустить вожжи, и через пять минут я буду гнать к дому Воловецкой.
Только мне не с чем к ней идти.
Пустые слова извинения, просьбы о прощении? Идиотские оправдания?
Бред. Ересь.
Не после того, что я сделал в ту ночь.
Она воткнет мне каблук прямо в сердце, и будет права.
Как я посмею смотреть Инге в глаза, если я еще не покарал тварей?
Мрази, осмелившиеся встать между мной и моей одержимостью, горько пожалеют.
«Ты был единственным». И сердце заходится, толкая кровь в голову. Обрушая самообладание, заливая нутро облегчением и стыдом.
Горько-сладкий яд.
Легче было бы жить, думая, что она предала. Легче, чем понимать, что обосрался тут я. Только это не жизнь, я пробовал это дерьмо. Миражи в пустыне, где мозг обманывает тебя, обещаниями, что вот там впереди – облегчение, а на самом деле все внутри иссыхает. Без нее.
Ну уж нет.
Лучше гореть на костре собственной совести, но рядом с ней.
И так оно и будет.
Главное сейчас – не думать о моей девочке, потому что тогда лютая зверюга сорвется с цепи.
И сцепив зубы, я луплю по мешку.
