— А ты предпочла, чтоб он тебя заманил в сети?
— Нет.
— Вот и радуйся, может она нас в скорости покинет, и мы опять начнем перебирать секретарей и найдем свой идеал.
— Вы думаете, она уйдет?
— Уйдет, не знаю только через неделю или две, но уйдет или я ее уйду. Опять буду злыдней, но мне не привыкать. Завтра вечером совещание будет, придется задержаться до ночи, если хочешь, приходи к обеду.
— С утра прибуду, а то Устинья забудет про работу, и будете вы здесь одна.
— Боитесь, что не справлюсь?
— Справитесь, и все решат, что я здесь не нужна.
— Если кто-то так скажет, им придется иметь дело со мной. Собирайся и домой.
Я выпроводила Катю и засела за кучу срочных бумаг, скинутых на меня Ковиным пять минут назад. Разобралась я с ними быстро, еще время осталось на чашку кофе.
— Николь, вы еще здесь?
— А где я должна быть? Еще только полвосьмого. Кофе будете?
— Да, спасибо. Просто Катя и новенькая уже ушли, я думал и вас нет.
— Мне исчезнуть после разлива кофе?
— Если есть дела, работайте.
— Да я уже все сделала, ведь знаю ваше отношение к работе в неурочное время.
— Мне приглашения на юбилей прислали. Вы пойдете?
— Конечно, если получится. Мне тоже прислали.
— Получится, составите мне компанию.
— Приглашение на два лица, можно кого-нибудь взять еще для компании.
— Видно будет.
— Поздравительную речь готовить?
— Приготовьте, хотя я выступать не очень хочу.
Я встала, налила Андрею Владимировичу кофе, и он устроился за моим столом, пришлось распотрошить свой запас пирожных и конфет, а руководство-то мое сладкоежка.
— А мы можем слегка опоздать на юбилей?
— А что так? Хотите, чтоб нас торжественно ожидали?
— Я не хочу, чтоб нас ждали, пусть будет сюрприз. Просто если приедем вовремя, меня все это вести заставят, я терпеть не могу эти публичные выступления, чувствую себя клоуном на манеже.
— Не замечал за вами этого.
— Я хорошо маскируюсь.
— Опоздаем, ведь на мероприятия принято опаздывать.
— Спасибо.
Через полчаса Ковин отправил меня домой, а сам остался в офисе. Хозяин — барин. Вечер был теплый для осени, и я прогулялась до дома пешком. Ладочка и Челе радостно встретили меня дома, котенок стал напоминать шарик, если Лада будет продолжать его кормить так и дальше, то скоро он лопнет. Но в маленьком организме все сгорало как в топке и через некоторое время шарик сдулся. Засыпала я под веселое бурчание Челе. Снилась мне полнейшая галиматья — я все бегала и бегала, все искала и искала, в итоге я оказалась на сцене, а вокруг куча людей, и все чего-то от меня ждут, что ждут я так и не могла понять, потом я с треском провалилась сквозь сцену и долго летела (если верить рекламе я росла), а потом темнота, спокойный сон и звук будильника.
Я встала и пошла в ванную, но вместо того, чтобы полежать в теплой воде, мне пришлось заново драить ванну, и я ограничилась душем. Они, что специально ночью встают, чтоб ее угваздать? Я вчера ее помыла, уходила, все чисто было. Гады! Настроение с утра зашибись. Кого бы зашибить и успокоиться?
Как и предрекала Екатерина, Устя появилась после десяти. До обеда она рассказывала Екатерине о том, как ей повезло с любовником и что Катюха должна учиться у нее устраивать личную жизнь. Екатерина молчала, а мне хотелось Устю уволить вот прям сейчас, чтобы она не отнимала у нас время и мы могли спокойно искать человека, которому эта работа действительно нужна. Один прогул уже документально оформлен, еще парочка и уволю, хотя теплилась надежда, что она и сама уйдет к своему обеспеченному будущему.
«Господи сделай так, чтоб она уволилась, сама, без моей помощи, и дай мне терпения этого дождаться».
Совещание закончилось за полночь, я совершенно убитая притащилась домой и рухнула в постель, а утром меня разбудил Челе своими истошными воплями, котенок залез в пакет и никак не мог выбраться, хорошо хоть Ладочку не разбудил. А можно же было еще целых сорок минут спать. Это время я потратила в кондитерской, выпила чашку горячего шоколада и съела сэндвич с курицей и накупила кучу пирожных на работу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ковин очень удивился моему приходу с утра, ведь он же милостиво разрешил мне приехать к обеду. Но в прошлый раз, когда он мне разрешил «потратить утро», я была уволена, так что рисковать не стала.
И все же он сладкоежка, за эклер родину продаст.
— Все очень вкусно. Я постоянно вас объедаю, но мимо сладкого я пройти не могу.
— Особенно с утра, особенно мимо эклера.
— Да.
— Ну что ж в следующий раз, когда у вас будет взрывоопасное настроение, я сначала эклер вам кину с порога, а уж потом минут через пять зайду за раздачей.
— Боюсь, это не слишком поможет, но можно попытаться.
— Как-нибудь проведем эксперимент, а сейчас работать.
Наверное, мои молитвы были услышаны, с божьей помощью и стараниями Чистина в пятницу был последний рабочий день Усти. Мы с Екатериной старательно скрывали радость. Меня больше всего радовало то, что Устинья всем и каждому говорила, что покидает эту убогую конторку, так как нашла себе богатого Буратину и работать ей теперь незачем, то есть я к ее увольнению не имею никакого отношения. Екатерина все еще мне сочувствовала. А я была вся в организации юбилея для издательства, вечерами приходилось помогать Елене все организовывать, девочка смирилась с мыслью, что вести это торжество я не буду, хоть это было для нее и нелегко.
В субботу придется тащиться с Ковиным на очередную выставку, ужасно не хотелось тратить день на общение с сильными мира сего, но согревала мысль, что вечером приеду домой и меня будет ждать праздничный ужин, я наконец-то смогу поговорить с мамой, Иваныч был на рыбалке, и мы как в старые добрые времена потреплемся за жизнь.
Субботнее утро прошло как обычно в уборке и беготне по магазинам, потом под байки Лады и бурчание Челе я восстанавливала изрядно потрепанный в борьбе за чистоту маникюр. Я решила не утруждать себя платьем и остановила свой выбор на шелковом брючном костюме винного цвета. Он был слишком ярким для работы, а вот для выставки в самый раз. Ковин как всегда не предупредил, чему посвящена выставка, и я не смогла должным образом подготовиться.
Аллергия у меня на «сынков» и ведь свято верят, что им все позволено. Вот очередного отправила в путь эротишный без оргазму. Одно дело, когда меня по пятой точке Бизончик шлепнул, которого я давно знаю и дружу, совсем другое молодчик, которого впервые вижу, и надеюсь, больше не увижу. И что к старой тетке лезут, тут вон молодые есть, знатоки искусства. Стоят, восхищенно рассматривают квадратики картин, делятся впечатлениями, обсуждают, что же хотел этим мазком сказать автор. Цвет он никак не могу выбрать, вот мое мнение, нам такие же квадратики привозили, когда ремонт делали в офисе, выкрасы называются и образцы венецианской штукатурки, мы тогда тоже с видом знатоков выбирали — этот маркий, этот жуткий, этот уже был, этот блеска много. Жаль, что Розина нет, он бы новый цвет для кабинета выбрал.
Я стояла около какой-то скульптуры, по замыслу творца это была «Страстная любовь», так, по крайней мере, сообщала табличка, а по мне это был цветной дуршлаг со свисающими из него макаронами. Я старательно делала вид, что любуюсь этим творением, хотя больше всего мне сейчас хотелось сбежать отсюда. Не мое современное искусство, не мое.
— Здравствуйте, Николь.
— Добрый вечер, Ирэна Витольдовна.
Ирэна была близкой подругой матери Ковина, я с ней познакомилась во время подготовки похорон Оксаны Борисовны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Как поживаете?
— Хорошо. А вы?
— Я, слава Богу, не жалуюсь.
— А как наш мальчик?
— Наш мальчик, справляется лучше, чем мы предполагали, только вторая часть семейства ему нервы оголяет.
— Но я думаю, что вы уже придумали как решить эту проблему.
— Почти, но мне нужна ваша помощь…
