Старые датские газеты пестрели военными карикатурами Бидструпа. Одна из них звалась «Цена мира»: красивая женщина на диване закрыла лицо руками — плачет, рядом стоит Гитлер — поправляет галстук, внизу текст:
«Чехословакия: Ты нарушил свое обещание!
Гитлер: Не плачь из-за этого, крошка, я дам тебе еще одно».
Почему-то Адель совсем забыла, что Ингрид датчанка.
Адель обнаружила удочку, спустилась в заброшенный сад, где в траве терялись пурпурно-лиловые крокусы и желтые нарциссы. Усатый садовник сжигал прошлогоднюю листву. Видимо, он был дилетантом в садоводстве, поскольку устроил костер рядом с тропинкой. Эрик, нанимая прислугу, явно жалел денег.
— Господин… — нахмурилась Адель. Ингрид же называла ей имя усача!
— Эстен, — кивнул ей тот.
— Клод Моне в саду Живерни сочетал маки с голубыми ирисами, а фиалки обрамлял желтой лакфиолью. Выделял тень под деревьями, — рукой Адель указала под кроны лип, растущих вокруг, — высаживая под ними цветы синие и фиолетовые. Он любил закат и подчеркивал его красоту — в западной части сада росли золотисто-оранжевые. На границе сада были сиреневые — Моне добивался углубления перспективы — вдали все предметы приобретают легкий голубоватый оттенок. Ему не важен был сорт, только окраска.
— Этот садовник…Клод… работал у вас? Видно, просил большие деньги, — вступил в диалог Эстен.
Адель попросила у Эстена лопату и накопала червей. «Садовник» Моне написал портрет своей мертвой жены, позабыв об экспериментах с цветом и художественных находках.
За домом было солнечно и пахло тиной. Адель присела у окруженного сухим камышом пруда. Она думала о сыне. Ребенок еще в больнице виделся ей уже взрослым, мальчиком лет семи. Адель не могла представить его красным морщинистым комочком с воспаленной пуповиной. Она будет гордиться им. Она знала, что жизнь большинства — вырасти, выучиться, жениться, сделать карьеру, размножиться, обеспечить старость — не его схема. Его сила потребует концентрации на достижении одного конкретного результата, истинный масштаб которого он даже вряд ли сможет представить.
Она улеглась на молодую траву и стала тренировать пресс. Теперь она не боялась, что шов разойдется, а ей нужны сильные эластичные мышцы. Стрекоза спустилась на ее колено, подрагивая нежно-голубым тельцем и черной сеткой прозрачных крыльев. Возможно, это первая народившаяся этой весной в Стокгольме стрекоза. Потом она метнулась к воде и неудачно присела на плавающую веточку. Один миг, и существо погибло.
Вечером позвонил Эрик и долго говорил о «Заратустре». Высказываемые идеи не могли шокировать Адель, и Эрик тут же изменил тактику и попробовал нападать на гордеца-автора.
— Ты знаешь, как поймать Слонопотама? — спросила она.
— Что? — опешил ее чересчур серьезный собеседник.
— Слонопотам будет гулять, мурлыкая себе под нос песенку и поглядывая на небо — не пойдет ли дождик, вот он и не заметит Очень Глубокой Ямы, пока не полетит в нее, а тогда будет уже поздно.
Эрик прокашлялся и, помолчав, заметил, что через пару дней у Ингрид день рождения. Может, подсказать идею подарка? На раскопках Помпеи в одном из домов обнаружили напольную мозаику «неметеный пол» — на нем изображались брошенные ломтики фруктов, овощи, цветы. Подобный декор в доме утолит страсть Игрид к беспорядку.
Но вместо саркастического предложения Адель посоветовала:
— Она мечтает о ремонте. Можно тайком отделать прихожую.
— Прихожую? — некоторое время он колебался, потом неохотно согласился: — Руководи, я пришлю чек.
И назвал сумму, более чем благоразумную. Адель знала цену деньгам, но подобная скупость всегда оказывалась соседом трусости. Вернее, ее наследницей. А трусливые люди обычно опасны.
Ночью Адель достала из сумки книжку о Пеппи Длинном Чулке, она купила ее в аэропорту в подарок Ясе. Страниц через сто Адель заснула, улыбаясь.
15
Berkano, перевернутая руна.
Внешние препятствия — всего лишь противодействие собственного Я. Изучите произошедшее, свою роль, свои потребности и надобности других. Не идете ли вы наперекор нуждам других?
Когда убили последнего из мальчишек — Вальтера, Адель выбралась подземным тоннелем в окрестности, ночью прокралась в разрушенный город, прячась от русских патрулей и армейских джипов, передвигающихся среди развалин. На ней были башмаки, успевшие натереть ноги, шерстяное платье, снятое с убитой женщины. Дыру от пули на груди прикрывал шарф. Адель переночевала на лестнице в одном из сохранившихся домов, а с утра отправилась продавать часы-устрицу. Она нашла лавку часовщика, тот долго рассматривал через лупу выгравированные на обороте французские слова.
— Откуда они у тебя?
— Нашлись.
Часовщик отреагировал спокойно — время такое, когда каждый занимается мародерством. Русские и американцы вывозят шубы, картины и старинную меблировку. Немецкие дети снимают с убитых вещи.
— Сколько тебе лет?
— Хватает, — огрызнулась она. — Покупаешь?
— Ты умеешь готовить?
В квартире на втором этаже оказалось пятеро ребятишек, среди них — худенькая неулыбчивая девочка Эльза, хозяйка странного семейства. Часовщик подобрал сироток на улице, с того дня они вместе учились смеяться. Адель помнила расстроенное пианино и «Шутку» Баха в четыре руки, бумажные снежинки на окнах и луковицы в горлышках склянок, выстреливающих зеленью к солнцу. В январе Эльза запекала в пироге боб, и нашедший его принимал почести бобового короля, а весной гадала на дольках огурцов: немного соли и пива, и станет ясно, какого урожая ждать — поднимется ли пена, густая ли? В канун лета шли к реке, мальчишки пускали выскобленные из дерева фрегаты, а Эльза учила плести венки.
— Чем ты так восхищаешься? Что в них такого? Ну цветы, ну красивые, ну пахнут… И это все? — смеялась над ней Адель.
Эльза подобрала незабудку.
— Когда Господь создал мир и дал название всем творениям, то случайно забыл назвать один маленький цветочек. Тогда этот цветочек приблизился к трону Господа и попросил и его не забыть и дать ему имя. На это Господь Бог ответил: «Тебя Я не забуду, не забудь ты Меня. Пусть отныне имя твое будет Незабудка!»
Она оставила Адель у воды и медленно двинулась к мосту, откуда сбросила венки — соломенный и плетеный из барвинка. Быстрое течение понесло их к Адель, ей только следовало поймать. Доставить удовольствие ребенку и выудить кольцо вечнозеленого барвинка? Эльза будет рада, ведь по поверью Адель в этом году выйдет замуж. Или не окрылять надеждой, поймать соломенный? Адель схватила длинную ветку, но сухой венок ускользнул. Оставалось ждать символ скорого супружества.
— Где он? — крикнула она.
Эльза ревела на мосту, Адель со смехом бросилась к ней. Глупая игра!
— Это я виновата! Неудачно кинула. Его приткнуло к берегу.
— Ерунда! Попробуем еще! Сейчас достану.
— Нельзя! — надрывалась плачем девчонка.
Адель пожала плечами. Нельзя так нельзя. С обычаем не поспоришь.
— Ты не понимаешь! — напустилась на нее Эльза. — Это значит!
— Я никогда не найду жениха?
Эльза отвернулась и глухо прошептала:
— Ты умрешь в этом году.
— Обещаешь? — хотела пошутить Адель. Эльза была верна обрядам, знала все праздники, запомнила от бабушки и матери песни и сказки. В ее хрупком тельце сосредоточилась память веков. Казалось, что древняя старуха-ведунья плачет над убогой глупой судьбой Адель.
— Да ведь это ты истинная германка, — обняла ее Адель. — Берегиня моя.
Наутро Адель выбралась в город — поглядеть на зелено-багровые шпили соборов, пурпурную чешую крыш, на стальные ленты мостов, возле которых целый день проводят рыболовы. Море омывало острова Стокгольма, солнечными зайчиками сияло в окнах и фасадах дворцов Гамластан[30], свежим соленым ветром врывалось в легкие. Уличные портретисты использовали красно-коричневые грифели сангины, увлажняли карандаш во рту, выводя абрис незнакомой мордашки. Ателье, ремесленные мастерские, антикварные лавки, старинные погребки, где под низкими сводами чадили масляные лампы, а деревянные скамьи манили мягкими яркими подушечками…
Она побывала у врача, купила упаковку витаминов. На площади квартет исполнял тему из «Парсифаля», и Адель прислонилась к стене, закрыв глаза. Она так давно не слышала Вагнера! Мифический воин Парсифаль, воспитанный в неведении оружия, который не знает, зачем убил священного лебедя… Адель положила ладонь на живот. После изгнания и странствий он возвратится усталым и израненным рыцарем, обретшим высший смысл, достойным испить чашу Грааля.
Она подыскала обои благородной расцветки, люстру и заказала портьеры.
