― Простите моей сестре её эмоциональность, ― чуть смущённо улыбнулся Хавьер. ― Она испугана и ещё носит траур по отцу и мужу. ― Вы пока располагайтесь, а я помогу Лючие накрыть на стол.
― Вы простите меня за то, что всё так наспех, ― продолжала говорить Лючия, ведя Анну и Альфреда по коридору, стены которого были обшиты светлыми дубовыми панелями. ― Просто все слуги после смерти отца, упокой Господь его душу, разом уволились. Что поделать ― суеверия! ― Она прибавила ещё несколько слов на итальянском, которые остались бы непонятными для Анны, если бы Альфред, наклонившись к самому её уху, не перевёл:
― Только и могут, что голову морочить.
― Наш бедный отец в последние годы был совершенно не в себе, ― произнесла Лючия, остановившись возле двери в конце коридора. ― Он и раньше был со странностями, наш милый папа, но перед смертью, как говорят, стал совсем плох. Уж не знаю, что такого он сказал или сделал, что все нас бросили, но какая теперь разница! Обедать будем в маленькой столовой. ― Лючия посторонилась, пропуская Анну и Альфреда в их комнату. ― Вы пока располагайтесь, а потом присоединяйтесь к нам с hermano. Ждём вас через час: всё как раз успеет приготовиться. Как выйдете из комнаты, пройдите по коридору, спуститесь по лестнице, а потом налево. И сразу будет столовая, ― Лючия широко улыбнулась и быстро вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
― Славная женщина, ― произнёс, усмехнувшись, Альфред, присаживаясь на широкую, застеленную стёганым покрывалом кровать и откидываясь на спину. ― Повеселее будет, чем её хмурый брат.
― Она просто занята хозяйством, ― ответила Анна, выглядывая в окно.
Невдалеке покачивались медоносные липы, но вокруг самого дома не росло ничего, кроме выжженной солнцем травы газона. Ни розовых кустов, ни сирени, ни каких-либо других клумб или кустарников. Словно всё, что было в плодородной земле, забрали себе высокие стройные липы.
Или что-то ещё.
― В любом случае, ― донёсся до Анны голос Альфреда, который, встав с кровати, принялся распаковывать вещи, ― они пытаются произвести на нас впечатление. Нам тоже стоит показать себя. ― Он окинул Анну пристальным взглядом. ― Я хочу надеть свой новый белый костюм. Ты же взяла то кружевное платье?
― Конечно, ― улыбнулась Анна, раскрывая чемодан и вытаскивая белое платье с закрытым, как и всегда, трикотажным верхом и кружевной юбкой, три слоя которой частично накладывались друг на друга, спускаясь ниже колена. ― Мы будем замечательно контрастировать с хозяевами.
Когда через час они вышли из спальни и направились вниз, бьющее в окна солнце миновало зенит, и теперь его косящие лучи заливали, пронизывая, весь дом, позволяя рассмотреть обстановку в мельчайших деталях.
Первое впечатление благородного поместья смазалось, и Анне явственно стали видны следы упадка, поразившие, словно смертельная болезнь, этот богатый дом. Их спальня хоть и была чистой, но чуть отстающие у потолка от стен выцветшие обои говорили о том, что ремонт здесь не делали уже давно.
Дубовые панели в коридоре носили следы странных подпалин, подобных тем, что покрывали стены заколоченного крыла. Остальные комнаты на этаже оказались запертыми и, судя по тронутым ржавчиной замкам, не открывались уже давно. Оконные рамы в доме были деревянными, потрескавшимися от перепадов сухости и жары. Из-за этого стёкла кое-где отставали от пазов, и тонкие сквозняки гуляли по всему дому, наполняя коридоры удушливым сладким запахом лип.
В Липовой роще, полностью оправдывая название, росло слишком много лип. Они были везде. Анна, приглядевшись, заметила, что вся резьба на деревянных перилах и панелях складывалась в узор из похожих на сердечки листьев липы, нанизанных на тонкие ветки. Словно неизвестный резчик стремился оградить проклятый дом от того, что жило в нём помимо воли хозяев и привычных законов природы.
Альфред говорил, что липа ― дерево счастья. Может быть, обитатели дома таким образом старались отвадить от себя беду? Наверняка резчик был из местных и знал легенду о Чумном Докторе.
― Национальные блюда, ― с широкой улыбкой радушной хозяйки говорила Лючия, усаживая гостей. К ужину она переоделась: вместо простого цветастого платья, перепачканного в муке, она надела широкую чёрную блузку из кружева и юбку-футляр. ― Гаспачо ― это холодный томатный суп, очень хорошо в такую жару. ― Лючия выразительно сдула со лба чёрную кудряшку. ― Паэлья ― рис с морепродуктами, и на десерт ― торт «Сантьяго». ― Теперь было понятно, что так благоухало корицей и миндалём, когда Анна и Альфред только зашли в дом. ― И ещё кое-что, ― Лючия лукаво прищурилась, ― hermano, ты не поверишь, что я нашла у нашего бедного папы: три бутылки «Бальтазар ― Старая лоза», ― Лючия коротко вздохнула. ― Отец любил хорошее вино. Только мне будут нужны сильные мужские руки, чтобы его открыть.
― Давайте я помогу вам, ― произнёс со всей возможной галантностью Альфред, забирая у обворожительно улыбнувшейся ему Лючии тёмную бутылку со светлой этикеткой. На кончиках его пальцев проскользнули янтарные искорки магии, и плотно сидевшая в горлышке пробка сама собой выскользнула, легонько ударившись о стол. ― Прошу. ― Он протянул открытую бутылку Лючии, поблагодарившей его восторженным возгласом на испанском.
Анна почувствовала, что у неё даже слегка приоткрылся рот, а мысли, казалось, размазались по полной тарелке гаспачо. Альфред всё время называл подобные проявления магии дешёвыми фокусами и даже дома открывал редкую бутылку вина или шампанского по старинке ― штопором. А тут внезапно решил снизойти до того, чтобы произвести впечатление.
«Он даже с клиентами себе не позволял такого, ― подумала Анна, отправляя в рот первую ложку супа. ― Совсем перспективы голову затуманили. Произвести впечатление, надо же. А готовит сеньора Корлеоне чудесно».
Суп и паэлья были восхитительны, а сладкий торт с отчётливыми нотами миндаля буквально таял во рту. Белое сухое вино чуть вязало рот, раскрываясь на языке богатым букетом, что окончательно примирило Анну с выходкой Альфреда.
― Пока ещё светло, ― обратился Альфред к Хавьеру, промокнув рот салфеткой, ― я бы хотел осмотреть нежилую часть дома. А когда стемнеет, можно будет заняться разбором бумаг вашего отца.
― Конечно, сеньор Дрелих, ― кивнул Хавьер, вставая из-за стола. По его сосредоточенному лицу было видно, что он желает разобраться с семейным проклятием как можно скорей. ― Лючия, ты с нами? ― Он вопросительно посмотрел на сестру, с лица которой тут же исчезли все краски.
― Я не пойду, Хавьер! ― замотала головой Лючия. ― Каждый поход в то крыло отнимает у меня столько душевных сил! ― Она молитвенно сложила руки на пышной груди. ― А если вспомнить, что нашего бедного отца нашли там… Если вспомнить, какое у него было выражение лица! ― Лючия сухо всхлипнула. ― Сеньор Дрелих, это было так ужасно! Точно дикая птица оставила на лице папы ужасные раны…
― Всё будет хорошо, сеньора, ― успокаивающе произнёс Альфред. ― Мы сами сходим и обследуем крыло, ― он ободряюще улыбнулся расстроенной Лючии, и Анна вновь поймала себя на мысли, что с клиентами Бюро Альфред так себя не вёл. И дело было явно не в деньгах: Гарсия заплатит им, конечно, немало, но и обычные клиенты не скупились на вознаграждение. Сейчас Альфред видел только цель и шёл к ней.
― Как давно заброшена эта часть здания? ― спросил Альфред, идя следом за Хавьером по широкому коридору со сводчатыми потолками, бывшими явно старше обитаемой части дома. Они ещё не попали в заколоченное крыло: оставалось только открыть массивную деревянную дверь, покрытую, как и следовало ожидать, узором из липовых листьев.
― Сколько себя помню, ― честно ответил Хавьер, отпирая протяжно скрипнувшую дверь. ― После вас, сеньора Дрелих, ― он чуть улыбнулся, и Анна ответила ему улыбкой в ответ. После обеда ей стало спокойнее, хотя отголоски тревоги не спешили покидать.
― Вы часто бывали здесь раньше, сеньор Гарсия? ― спросила Анна, перешагивая порог. Каблуки её туфель с каким-то странным громким стуком коснулись деревянного пола.
