— Упрямый, — сказала она про него. — Надо же! — Так и не отделив этот рубль, она дала нам другой, отсчитала мелочь.
— Вы приходите еще, — сказала Настя. — А много народу будет, скажите, чтоб меня позвали. Я все мигом устрою.
Странная вещь! Я смотрел на официантку, и все-все в ней казалось мне другим. Хотя ничто не изменилось: то же самое лицо, обсыпанное пудрой, та же наколка на голове, чуть сдвинутая набок, тот же некрасиво оттопыривающийся карман на фартуке. Но теперь все это не выглядело неприятным. Перед нами была усталая женщина, которой некогда даже подойти к зеркалу и которой нужно все и рем я торопиться, так как ее ждут и за тем столиком, и за тем, и за тем.
Большущий лифт спустил нас на первый этаж. И опять мы с Ниной оказались на шумной улице. Мелькали перед глазами прохожие, обрывки разговоров лезли в уши.
Мне было хорошо. Шум и суета только радовали. Хотелось, чтобы кругом все двигались еще быстрее, разговаривали и смеялись еще громче. А главное — было очень хорошо оттого, что я шагал не один.
И ведь несколько часов назад, когда я выбрался из машины Дим Димыча, я тоже готов был прыгать от радости, что иду по Москве один. И мне казалось: как это здорово, что рядом никого нет.
Один — и не один… Когда же лучше?
Мы дошли с Ниной до угла, и она спросила, на какую улицу мне нужно добираться. Я почему-то подумал, что она не знает моего Кривоколенного.
Но она сказала:
— Идем, посажу тебя на третий автобус. Доедешь до Армянского, а там чуть пройдешь, и будет Кривоколенный.
«Посажу» — резануло меня. Что я, дошкольник, что ли?
Я начал говорить, что и сам найду, но она взяла меня под руку и повела к остановке. Пришлось идти. Ведь не вырываться же, чтоб все обращали внимание.
— А я сейчас засяду за книги, — ни с того ни с сего проговорила Нина. — Буду грызть гранит науки. У меня действительно экзамены. Так что ты тогда почти угадал.
— Когда угадал? — не понял я.
— Тогда на скамейке… в Александровском саду… — Она помолчала, а потом вырвала из записной книжки листок, что-то напитала на нем, протянула мне: — Вот, позвони, если захочешь. И спасибо тебе за все.
— За что? — вырвалось у меня, и я тут же понял, как напрасно об этом спросил, как неосторожно напомнил…
Но она улыбнулась и сказала:
— За все спасибо. За то, что ты такой… чудик.
— Чудик?
— Ну да. И я тоже. Бежим: подходит твой автобус.
Она потянула меня за руку, и мы побежали. До остановки было недалеко, но народу там почти не было, поэтому автобус постоял несколько секунд и нехотя тронулся. Я вскочил в открытую дверь, сразу же сел к окну.
— До свиданья, — сказала Нина и помахала рукой.
— До свиданья. Автобус пошел быстрее.
— Ругай меня! — крикнула Нина.
— Зачем?
— Экзамены…
Я спохватился и закричал:
— Ни пуха ни пера!
— К черту! — донеслось уже издалека.
— И тебе спасибо! — крикнул я, только не знаю, услышала ли Нина, и тихо проговорил: — Тоже за все.
Ни тетя Гекта, ни Дим Димыч с работы еще не вернулись. Я стоял перед закрытой дверью и размышлял: отпирать или еще походить по городу, подождать, пока явятся хозяева?
Если бы не усталость, я, конечно, не решился бы отпирать чужую дверь. Но сейчас я внушал себе, что Дим Димыч-то не зря дал мне ключи. Так ведь и сказал: «Не будет никого дома — отпирай и сиди жди. Книжечку какую полистай. А еще лучше сними ботинки, поспи на диване. Только телевизор не включай, а то испортишь».
Тогда я обиделся. Подумаешь, нужен мне его телевизор! Даже ключи брать не хотел.
А теперь думал, думал и — раз! — повернул ключ.
Интересных книг на полке не оказалось. Их вообще было мало — штук десять. И все про устройство автомобиля. Правда, имелась одна книжка и на другую тему. На обложке было написано: «О вкусной и здоровой пище». «Листать» эти книги мне не хотелось, поэтому я, вспомнив совет Дим Димыча, скинул ботинки и улегся на диване.
Приснился мне огромный лифт с телефоном и вентилятором. Он то поднимался, то опускался. Но на каком этаже нужно было мне выходить, я не знал. И вдруг лифт где-то застрял — и ни с моста Все испугались, кинулись к телефону. А он не работает. Тогда стали нажимать на кнопки — лифт все равно но двигался. «Хочу есть, — сказал вдруг какой-то мужчина в оранжевой тенниске, — прямо умираю от голода». И тут появилась Настя с блокнотиком. «Что желаете?» — спросила она у мужчины. «Мне бы эскалоп», — говорит он. А Настя посмотрела на меня, только не узнала, как на совсем постороннего, посмотрела, и говорит: «Эскалопов больше нет. Последний съеден. Остался сборный гарнир». — «Кто же съел мой эскалоп?» — рассердился мужчина и тоже посмотрел на меня. «Эдик!.. Эдик! — раздалось вдруг из телефона. — Эдик!» Я понял, что нужно спасаться. Но как? Глаза мои пробежали по кнопкам и остановились на одной.
Она была красного цвета. Никто на нее еще но нажимал. Я закрыл глаза и надавил на эту кнопку. Меня затрясло током и опять послышалось: «Эдик!.. Эдик!..»
Я дернул головой и открыл глаза. Надо мной стояла какая-то женщина. Она трясла меня и приговаривала:
— Эдик!.. Эдик!..
«Тетя Гекта», — догадался я и вскочил с дивана.
— Какой большой! — изумилась тетя Гекта. — Ну, здравствуй! — И она чмокнула меня в обе щеки. — Голодный? Сейчас я разогрею котлеты.
— Спасибо, тетя Гекта, я недавно обедал.
— Где же?
— В кафе.
— Ишь ты, сказала тетя Гекта. — Что ел?
— Эскалоп.
— Ишь ты, — повторила она и принялась расспрашивать про маму и папу и про то, как я учусь.
Я терпеливо отвечал на все вопросы и думал: скорей бы приходил Дим Димыч да включал свой телевизор. Хуже нет рассказывать про отметки, уроки и учителей.
Потом появился Дим Димыч. Он опять принес какие-то покупки — в двух руках у него были кульки, пакеты, банки.
— Обедал? — спросил он и, не дожидаясь ответа, объявил: — Сейчас котлеты будем есть. Знатные котлеты Гекта делает, с ложкой съешь.
С ложкой? Он ест их ложкой?
— Я обедал, — сказал я.
— В кафе, — многозначительно добавила тетя Гекта.
— Ну? — буркнул Дим Димыч. — С таких лет…
— Эскалоп кушал, — продолжала тетя Гекта. Тогда Дим Димыч подошел ко мне и сказал:
— Дыхни.
— Что? — не разобрал я.
— Дыхни, говорю.
— Зачем? — Я не мог понять, в чем дело, но все же дыхнул.
Дим Димыч старательно потянул носом и изрек:
— Не пил. Хвалю.
Только теперь до меня дошло, зачем нужно было «дыхнуть».
— Ну, чего надулся, как мышь на крупу? — Дим Димыч слегка хлопнул меня по плечу. — Проверка, она всюду нужна, в любом случае. Идем есть котлеты.
— Не хочу.
— Дело хозяйское.
Он сел и принялся уписывать «знатные» котлеты.
Ложкой.
И опять мне стало тоскливо, словно я был один. Только почему же один? Рядом тетя Гекта — гремит кастрюлями, рядом Дим Димыч — наворачивает за обе щеки. Слышно, как скулы трещат.
А все равно один.
ДЕВЯТАЯ КОЛОННА И АЛЕШКА-ПОНАРОШКУ
Утром позвонила Таня.
Звонок ее не был для меня неожиданностью. Еще в поезде мы договорились, что она позвонит мне. И сегодня, едва проснувшись, я уже думал об этом.
Я представлял наш телефонный разговор во всех подробностях. «Здравствуй, Эдик», — скажет она. «Кто это?» — спрошу я чужим голосом. «Это я, Таня». — «А-а-а… — скажу я. — Что тебе нужно?» — «Как — что нужно! — удивится она. — Мы же хотели встретиться. Ты забыл?» — «Встретиться? За чем?» — и повешу трубку. Тогда она перезвонит. «Нас разъединили», — скажет Таня. «Да, разъединили, — отвечу я, — вчера… на площади», — и снопа повешу трубку. Тут уж, конечно, она все поймет и больше звонить не будет. А может, и еще раз попробует.
Тетя Гекта и Дим Димыч ушли на работу. Я остался один. «И мне, что ли, уйти? — подумал я. — Пусть звонит сколько хочет». Но не ушел, а бродил по комнате, не зная, чем заняться, и все прислушивался.
Телефон зазвонил, когда я рассматривал книгу «О вкусной и здоровой пище». Меня словно ударило током. Книга в руках задрожала, буквы запрыгали, лишь одно крупно написанное слово я мог прочитать: «Майонез».
А звонок прозвенел раз, второй, третий. Я стоял на месте и читал танцующее слово «майонез».
На четвертом звонке я не выдержал. Метнувшись, я сорвал трубку.
— Алло, — сказал я хрипло.
— Спишь, что ли? — оглушил меня мужской голос.
От растерянности я ничего не мог сказать, только прижимал к себе трубку, а перед глазами еще вертелся «майонез».
— Это я, Дим Димыч! Слышишь меня? — закричала трубка.
— Слышу, — выдавил я.
— Будешь уходить, не забудь выключить электроприборы. Понял?
От злости мне стало жарко.
— Понял?… — не унимался Дим Димыч.
— Майонез, — сказал я и почувствовал себя легче.
— Ну и жаргончик! — Дим Димыч бросил трубку.
