Он вдруг пожал плечами и ухмыльнулся, прикидываясь, что ему, в конце концов, все равно.
– Раньше бывала в Риме?
– Да.
– Хорошо говоришь по-итальянски.
«Не очень, – призналась она себе. – Не успею открыть рот, как всем сразу ясно – иностранка».
– Долго пробудешь в Риме?
– Не знаю. – «Пока буду в безопасности. Пока не решу, куда двинуться дальше».
– Понадобится помощь – звони. – Он достал из кармана рубахи визитную карточку и протянул ей. – Номер моего мобильного.
– Как-нибудь позвоню, – сказала она, запихивая карточку в рюкзак.
Мечтать не вредно. Только бы поскорее от него отделаться.
У римского вокзала Термини она выбралась из грузовика и помахала шоферу на прощание. И все время, пока переходила улицу по направлению к вокзалу, ощущала спиной его взгляд. Она вошла в здание вокзала. И там обернулась, посмотрев назад через окно, чтобы проверить, где его грузовик. Он стоял на прежнем месте и чего-то ждал. «Убирайся же, – мысленно приказала она. – Отвяжись, черт бы тебя побрал!»
Тут позади грузовика засигналило такси – лишь тогда он наконец тронулся с места.
Она вышла и направилась к площади Республики – и там замешкалась, ошеломленная гулом толпы, шумом автомобилей и зловонием выхлопных газов, висевших в раскаленном воздухе. Перед тем как покинуть Флоренцию, Лили рискнула подойти к банкомату и снять с карточки триста евро, так что теперь она ощущала себя богачкой. Если не шиковать, этих денег хватит недели на две. Правда, питаться придется хлебом с сыром и кофе, а ютиться – в самых убогих туристических гостиницах. Как раз здесь, в этом районе, можно найти что подешевле. Среди толп иностранных туристов, входящих и выходящих из здания вокзала, затеряться проще простого.
Но все равно надо глядеть в оба.
Остановившись у магазина всякой всячины, она задумалась: как проще всего изменить свою внешность? Перекраситься? Не годится. В стране черноволосых красавиц лучше оставаться брюнеткой. Может, переодеться? Чтобы не выглядеть такой уж явной американкой. Снять джинсы и надеть какое-нибудь дешевенькое платьице? Она прошлась по пыльной лавке и через полчаса вышла из нее в легком голубеньком хлопчатобумажном платье.
Вслед за тем в порыве расточительности она позволила себе отведать большущую порцию спагетти «Болонья» – первое горячее блюдо за последние два дня. Соус был так себе, макароны – какие-то водянистые, переваренные. Но она проглотила эту кучу за милую душу, подобрав ломтиком черствого хлеба все мясо до последнего кусочка. Насытившись вдосталь и ощутив, как ей на плечи тяжким бременем опустилась жара, она, засыпая на ходу, отправилась на поиски гостиницы. И нашла – в одном из грязных переулков. У парадного входа собаки оставили свои вонючие «сувениры». Из окон свисало белье, а над мусорным баком, переполненным отходами и битым стеклом, жужжал несметный рой мух.
Блеск!
Окна в номере, который она сняла, выходили в тенистый внутренний дворик. Раздеваясь у окна, она наблюдала за тощей кошкой, сцапавшей что-то совсем крошечное, но разглядеть, что именно, Лили не смогла. Может, кусок веревки? Или незадачливую мышь?
Раздевшись до нижнего белья, она легла на бугорчатую кровать и стала прислушиваться к дребезжанию висевших за окнами, со стороны двора, кондиционеров, к звукам клаксонов и рокоту автобусов Вечного города. «В городе с четырехмиллионным населением легко затеряться, хотя бы на какое-то время, – подумала она. – Так просто меня здесь не найти».
Даже самому дьяволу.
15
Дом Эдвины Фелуэй располагался на окраине Ньютона. Он стоял у кромки заснеженных полей для гольфа, принадлежавших Брэбернскому загородному клубу, и его окна выходили на восточный рукав Чизкейк-Брука, напоминавший в это время года сверкающую обледенелую ленту. Несмотря на то что он не был самым большим домом в районе величественных особняков, выглядел он довольно изысканно и оригинально, чем и отличался от большинства других местных роскошных строений. Стены его были увиты толстыми стеблями глицинии, вцепившимися в дом, точно пораженные артритом длинные корявые пальцы; они словно бы ждали весны, когда солнце живительным теплом отогреет их узловатые суставы и они снова расцветут пышным цветом. Один из фронтонов был украшен широким округлым витражом, напоминавшим огромный разноцветный глаз. По краям остроконечной шиферной крыши неровными зубьями сверкали сосульки. Во дворе возвышались скульптуры с горделиво воздетыми обледенелыми головами, как будто очнувшиеся посреди зимней спячки и вознесшиеся над снежной пеленой: крылатая фея, словно на лету превратившаяся в ледышку; дракон, временно неспособный дышать пламенем; стройная дева с венчиком на челе, больше похожим на припорошенную снегом ледяную корону.
– На сколько же это потянет? – спросила Джейн, глядя на дом из окна машины. – Миллиона на два? На два с половиной?
– В этой местности, у самого поля для гольфа? Думаю, скорее, четыре, – ответил Барри Фрост.
– За этот чудной старый дом?
– По-моему, не такой уж и старый.
– Ну, тогда, значит, кто-то здорово постарался его состарить.
– Дом с изюминкой. Я бы так сказал.
– Точно. Домик семи гномов.
Джейн вырулила на подъездную аллею и припарковалась рядом с грузовичком. Когда они вышли из машины на обильно посыпанную песком булыжную мостовую, Джейн заметила на приборном щитке грузовичка табличку «Инвалид». И, заглянув внутрь через заднее стекло, увидела подъемное устройство для инвалидной коляски.
– Ау! Вы следователи? – окликнул их чей-то громкий голос.
Женщина, стоявшая на крыльце и махавшая им рукой, выглядела вполне здоровой.
– Осторожней – мостовая скользкая. Аллею я стараюсь регулярно посыпать песком – для гостей, но практичная обувь здесь незаменима.
Эпитет «практичная», заметила Джейн, поднявшись по ступенькам и пожимая женщине руку, как нельзя лучше подходил к одежде Эдвины Фелуэй. На ней была мешковатая твидовая куртка и шерстяные брюки, заправленные в высокие резиновые сапоги, – словом, полный наряд какой-нибудь английской селянки. Впрочем, ей явно нравилось изображать из себя таковую, о чем можно было судить не только по зеленым непромокаемым сапогам, но и по характерному выговору. Ей уже наверняка было шестьдесят, но выглядела она крепкой и стройной, как дерево; у нее было миловидное лицо, раскрасневшееся на морозе, и широкие, как у мужчины, плечи. Седые волосы, аккуратно подстриженные «под пажа», спереди скреплены черепаховой заколкой-пряжкой, поэтому ее скуластое лицо целиком открыто, как и ярко-синие глаза. Косметика была ей ни к чему: она и без того выглядела очень эффектно.
– Я поставила чайник, – сообщила Эдвина, приглашая обоих детективов в дом. – На тот случай, если вам вдруг захочется чаю. – Она закрыла за ними дверь, сняла сапоги и сунула ноги в носках в поношенные тапочки. Тут откуда-то сверху послышался собачий лай. Собаки, судя по тембру, были большие. – О, я закрыла их в спальне. Они не больно жалуют посторонних. И к тому же довольно-таки злые.
– Нам тоже нужно разуться? – осведомился Фрост.
– Господи, и думать забудьте. Собаки вечно снуют туда-сюда, вон сколько песка понанесли. Так что за пол я не беспокоюсь. Давайте-ка сюда ваши куртки.
Раздеваясь, Джейн с любопытством рассматривала сводчатый потолок над головой. Открытые стропила торчали, точно балки над залом в каком-нибудь средневековом замке. Округлый витраж, на который она обратила внимание еще на улице, переливался всеми цветами радуги, словно подсвеченные изнутри леденцы в стеклянной банке. Куда бы она ни обратила взгляд – везде замечала какие-нибудь диковинные вещицы. Вот ниша с деревянной Мадонной, украшенной золотом и разноцветным стеклом. А вот православный триптих, написанный в тонах ювелирных украшений. Резные фигурки животных и тибетские шали, выстроенные в ряд средневековые церковные скамьи. У одной из стен громоздился настоящий индейский тотемный столб, достававший до самого потолка высотой в два этажа.
– Ну и ну! – изумился Фрост. – У вас тут очень интересно, мэм!
– Мой муж был антропологом. И коллекционером – собирал всякие древности, пока было где все это держать. – Она указала на голову орла, венчавшую тотемный столб. – Это его любимая вещица. И самая ценная из всего, что тут есть. Стоит, наверно, целое состояние, только мне дорога здесь каждая вещь, какой бы страшной она ни казалась, и лично я не смогла бы расстаться ни с одной.
– А ваш муж…
– Умер, – сказала она без малейших колебаний. Констатировала свершившийся факт. – Он был немного старше меня. Так что я уже давно вдова. Но пятнадцать лет мы все-таки пожили вместе.
Пока она вешала их куртки в стенной шкаф, Джейн успела разглядеть среди царившего там беспорядка черного дерева трость со странным набалдашником – человеческим черепом. «Такую гадость, – подумала она, – я бы уже давно запихнула куда-нибудь подальше».
