— Запас на неделю. Бакалею я предпочитаю закупать в выходные. По будням я обычно занята. Но, кажется, еще не было случая, чтобы я не забыла что-нибудь купить. Вот и приходится заскакивать в магазин чуть ли не каждый день.
Все это Элизабет выпалила скороговоркой и, не зная, что еще сказать, замолчала. Переминаясь с одной ноги на другую, она безмолвствовала. Хранил молчание и Тед.
— Я думала, вы смотрите бейсбол, как все.
Тед усмехнулся:
— Сейчас перерыв. Я вышел освежиться.
В руках у него была корзина с картофельными чипсами и упаковка с шестью банками пива.
— Ах, тогда не смею вас задерживать! — сказала Элизабет, устремляясь вперед.
— Если вы уже все купили, я провожу вас домой и помогу донести покупки.
— Нет! — неожиданно громко воскликнула Элизабет, чем привела Теда в замешательство.
Элизабет и сама удивилась своей реакции.
— Я хотела сказать, — пролепетала она извиняющимся тоном, — что не хотела бы отвлекать вас от игры.
— Без проблем, — ответил Тед. — «Чикагские Медведи» ведут в счете. Они переиграли соперников на двадцать одно очко, так что исход ясен — смотреть дальше скучно.
Не давая ей возразить, он, добавив к ее покупкам свое пиво и чипсы, покатил тележку к кассе. Ни дать ни взять — капитан судна, сменивший у руля первого помощника.
— В самом деле, Тед, не нужно…
— О, здравствуйте!
Тед обогнул прилавок и едва не врезался в тележку той самой родительницы из школы, что продавала билеты на празднике.
— Здравствуйте, — упавшим голосом произнесла Элизабет.
— Мы, кажется, встречались вчера на празднике. Вам понравилось?
Активистка переводила взгляд с Теда на Элизабет и обратно.
— Я чудесно провел время, — ответил Тед, понимая, что вопрос адресован в основном ему.
— Как мило! Иногда эти праздники действительно удаются на славу.
Поскольку в следующие несколько секунд никто не произнес ни слова, даме осталось лишь попрощаться и исчезнуть.
— До встречи, — сказала Элизабет.
Теперь, без сомнения, члены родительского комитета станут обсуждать ее отношения с Тедом. Всем станет ясно, что миссис Берк не просто приятельница того мужчины, с которым они приходили на праздник. Если уж они в воскресенье днем пришли вместе в магазин, это значит… Остальное каждый додумает сам.
Элизабет подождала, пока женщина отойдет подальше, затем вынула из тележки пиво и чипсы и подала их Теду.
— Я только что вспомнила, что мне надо еще кое-что взять. Спасибо за предложение помочь, но вам лучше вернуться домой одному. До свидания.
Элизабет не стала дожидаться ответа. Поскольку знакомая женщина отправилась в молочный отдел, Элизабет двинулась в противоположную сторону, туда, где продавались фрукты и овощи. Переходя от одной витрины к другой, она тянула время, решив, что Тед Рэндольф не станет задерживаться и, расплатившись, уйдет до того, как она подойдет к кассе.
— Что происходит?
Элизабет уронила апельсин, который внимательно рассматривала. Тед вновь оказался рядом с ней. Впервые Элизабет увидела его таким рассерженным.
— Я не понимаю, о чем вы…
— За что мне дали отставку?
— Я и не думала вас обижать.
— Не думали?
— Нет. Я… я просто вспомнила, что обещала купить детям тыкву, чтобы сделать из нее фонарь.
Элизабет опустила глаза, и взгляд ее упал на прилавок с апельсинами: красноречивое свидетельство необдуманной лжи.
— Я просто еще не дошла до тыкв, — оправдываясь, сообщила она и решительно направилась от прилавка с апельсинами в тот угол, где были разложены нарядные разноцветные тыквы.
До Хэллоуина оставалось еще целых две недели. Фонарь из тыквы, сделанный сегодня, до праздника наверняка сморщится или сгниет, но Элизабет об этом не думала.
Каждая тыква подверглась тщательному осмотру. Сама Элизабет, в свою очередь, тоже стала объектом изучения. Сдвинув брови, Тед Рэндольф наблюдал за ней. Она даже рада была, что надела розовый трикотажный свитер, отнюдь не новый и не нарядный. Едва ли он сможет заподозрить ее в стремлении обольстить кого-то своей внешностью.
Тед тоже был одет кое-как, но и в этом наряде умудрялся выглядеть чертовски сексуально: ленивая небрежность воскресного дня, когда можно долго нежиться в кровати и думать только об удовольствиях. На нем были джинсы, ставшие совсем светлыми от долгой носки, трикотажный свитер с почти стершейся эмблемой университета, на ногах — растоптанные кроссовки.
Действительно, Рэндольф выглядел как человек, только что поднявшийся с постели и надевший первое, что попалось под руку. Непонятно, почему эта мысль заставила Элизабет так переживать. Наверное, потому, что она представила его в постели… и себя рядом с ним. Как она, лежа в разнеженной позе, смотрит, как он натягивает джинсы на узкие мускулистые бедра, как застегивает молнию.
Ей совсем не хотелось замечать детали, касавшиеся Теда: во что он одет, как смотрит, как улыбается, как от него пахнет и как он причесан (или не причесан). Как ни странно, она затаила на него обиду, оттого что он не попытался соблазнить ее накануне вечером. Конечно, она дала бы ему от ворот поворот, но он мог хотя бы попытаться! Неужели она настолько непривлекательна? Неужели она для него недостаточно хороша?
Сегодня утром Элизабет опять проснулась с воспоминаниями о любовнике, навещавшем ее во сне. Но на этот раз она разглядела его лицо, и сходство ночного возлюбленного и мужчины, изучавшего ее сейчас своими проницательными голубыми глазами, было, увы, ужасающим.
— Ну как, выбрали? — спросил он.
— А какие тыквы больше нравятся вам?
— Мне нравятся те, что поупитанней.
— И мне тоже. Что вы думаете об этой? — спросила Элизабет, указав на большую пузатую тыкву.
— Выглядит неплохо.
— Я попрошу доставить мне ее на дом.
— Я донесу.
— В самом деле, Тед, не стоит беспокоиться. Вы пропустите матч.
Несколько секунд он молча смотрел на нее тяжелым взглядом, потом, словно решив что-то для себя, сказал:
— Ладно. Возможно, сегодня вечером я смог бы зайти и помочь вам вырезать середину.
— Спасибо, я справлюсь сама.
— Это может быть довольно опасно. Нож соскользнет, и…
— Я в состоянии сделать фонарь из тыквы для моих собственных детей.
Элизабет даже не пыталась казаться вежливой. Тон ее был достаточно стервозным. Естественно, Теду он не понравился, и Рэндольф тоже не стал скрывать своего отношения к происходящему. Элизабет догадывалась, что он не отступит, и оказалась права. Опустив свою корзинку на груду аппетитных яблок, он придвинулся к ней вплотную, так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица.
