Страх Божий выделывал невероятные виражи и отчаянно лаял, а потом на мгновение он словно бы испарился, чтобы тут же вернуться обратно.
– Вот и добрались, – едва слышно произнес Степан, не обращаясь ни к кому.
Я набрала в грудь побольше воздуха, помня, что кокон внутри источает сильнейшую магию, и пришпорила кобылу. Когда я в следующий раз вздохнула, то едва не поперхнулась. Оказывается, за прошедшее время все-таки забылось, насколько удушлив запах жасмина здесь, в Иансе.
Мы оказались на самом пригорке, вокруг хороводились пушистые ели, а внизу раскинулись высокие дома с витающими над крышами вытянутыми зеленоватыми контурами драконов. В высоте вместо небосвода, затянутого серыми дождевыми тучами, над головами висел огромный магический колпак, и по нему сбегали мириады крохотных ярких огоньков, словно бы стекали водные струйки. В центре Иансы высился храм, больше похожий на башню и увенчанный огромным каменным драконом, расправившим крылья. Так и чудилось, что изваяние сорвется со своего места и вознесется к самому куполу. Вдалеке, там, где деревенская дорога взбегала на холм, за невысоким заборчиком пряталась небольшая избушка с чуть покосившимся крылечком. Там жила знахарка Матрена, выходившая меня две зимы назад. Как же я страшилась встречи с ней, как же волновалась!
– Ну чего встали? – рявкнул Василий оробевшим Хранителям.
Те озирались по сторонам, переглядывались, потом несмело и нерешительно направили лошадей.
Кто-то заранее предупредил Иансу о нашем появлении. Мы проезжали по широкой улице между добротных срубов к храму, а жители стояли на обочинах, образовывая живой коридор. Нас окутала льющаяся со всех сторон враждебность, словно ею пропитался воздух. Нам в спины неслись тихие шепотки. Царящее напряжение почувствовал даже Страх Божий, приутихнув. Он сначала уселся мне на плечо, а потом и вовсе залез под душегрейку.
Узнав меня, Хранители отчего-то отступали. Женщины поспешно прятали за спины детишек, словно я могла причинить им вред или же наслать порчу. Ворвавшись без спроса в чужую, закрытую от меня жизнь, я чувствовала себя неловко и до крайности скованно. Похоже, мои переживания разделяли все мои спутники. Мужички совсем сникли, даже Степан, похоже, чувствовал себя неловко, хотя его-то отсюда никто не гнал. Только граф источал ядовитые ухмылки, глядел на всех свысока и с затаенным злорадством. От его присутствия жители каменели и плевались нам вслед. Одним словом, наше совместное с графом появление взбудоражило деревню, как брошенный камень – тихую заводь.
А перед храмом нас ждали Старейшины в белых одеждах, очень похожих на балахоны белорубашечников – членов известной религиозной секты, седовласые, с высокомерными и отчего-то совсем молодыми лицами. Их было пятеро, и один поднял руку в жесте, приказывающем нам остановиться. Отряд, подчиняясь, немедленно натянул поводья, осаживая лошадей. Мы с Василием, презрев требование, спокойно приблизились к самым ступеням храма, но, вот странность, даже верхом мы чувствовали себя гораздо ниже хозяев Иансы. Василий вдруг повернулся к высоким, наглухо закрытым дверям и шумно втянул воздух, принюхиваясь, как дракон.
– Василий, как посмел ты?! – Дребезжащий голос выдавал возраст Старейшины. – Ты обязан уйти отсюда! Забирай своих головорезов и убирайся. Суд приговорил тебя к вечному заточению, и мы не знаем, кто посмел освободить тебя и отменить…
– Берегиня, – осклабился Лопатов-Пяткин, перебив старца. Его глаза уже превратились в змеиные желтоватые щели. Он спешился и кивнул в мою сторону: – Меня освободила Берегиня Иансы!
– Берегиня? – бросил на меня испуганный взгляд один из Старейшин, тотчас узнавая. – Девчонка, как ты посмела?!
Честно признаться, я была готова сквозь землю провалиться. Объяснять, что полог вокруг замка Василия растаял не по моей вине, а при случайном участии, было совершенно бессмысленно.
– Посмела стать Берегиней? – расхохотался Василий, запрокинув голову. – Чудаки вы какие! Для чего тогда Ловца Душ искать? Для забавы или по глупости?
Мне, влипшей в историю с Ловцом именно по глупости, было совсем несмешно. Скорее, наоборот, жутко.
– Берегиня… так вот кого мы чувствовали… – прошептал мужчина, и остальные Старейшины за его спиной заволновались. – Василий, ты должен покинуть деревню! Убирайся отсюда и подельщиков своих не забудь. Девица останется здесь, ее место в деревне!
– Берегиня уедет со мной. Она моя, – спокойно отозвался Василий. – Я пришел лишь выразить свое почтение, так сказать, и предупредить – в ночь истинного перелома года у меня появится свой Источник, и никто теперь не посмеет мне помешать.
– Безумец! – Старейшина взмахнул посохом, так что моя кобыла нервно затанцевала на месте. – Два Источника! Безумие! Силы не хватит на оба!
– Знаю, – улыбнулся Василий многозначительно, и у меня похолодело внутри от странного нехорошого предчувствия.
– Ты не посмеешь воспользоваться Берегиней! Не посмеешь! Девица хотя бы знает, какая ее ждет участь?! Какой ценой Источник возрождается? Ты все ей сказал?
– Василий, что ты должен был мне сказать? – вклинилась я в беседу, все меньше понимая происходящее.
К чему вообще Василий так долго ехал в Иансу? Для пустого и, как мне казалось, совершенно бессмысленного разговора со Старейшинами? Я думала, граф хотел преклонить колени перед Верховной, а вышло, что он притащил меня сюда, чтобы паясничать и глумиться. Бред, право слово!
Между тем жители деревни, заполнив площадь, тихо перешептывались и волновались.
– Вы, братья Туберозовы, еще ко мне на коленях приползете, чтобы хлебнуть из нового Источника! Приползете! Гляньте, какие щеки молодые напили-то!
– Ты бы тоже остался Старейшиной, Василий, если бы не совершил прошлых безумств! – выкрикнул один в досаде.
Я опешила. Так Лопатов-Пяткин был Старейшиной Иансы?! Совсем сбитая с толку, я спешилась, разглядывая то ликующего и ничуть не скрывавшего этого графа, то хмурого Старейшину, выглядевшего моложе самого Василий на десяток лет.
Вдруг стало ужасно шумно, словно окружающие все вместе заговорили. Но даже сквозь гвалт я услыхала, как за спинами присутствующих раздался такой знакомый голос:
– Где она? Где?
Когда, растолкав невольных зрителей, появилась знахарка Матрена – растрепанная, одетая не по погоде легко: в старую шаль и застиранное плохенькое платьишко, – у меня заныло под ложечкой. Она встала передо мной, безвольно опустив руки, и глаза ее наполнились слезами. А в следующее мгновение меня оглушила такая пощечина, что потемнело в глазах. Меня хорошенько шатнуло – только повиснув на поводьях, я смогла удержаться на ногах. Толпа одновременно ахнула и затихла, и только звенящий голос знахарки взлетел к зеленоватому куполу неба:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
