– Сэр, Господь благословил вас, и меня тоже. Мы – избранные, разве вы не видите?
Он вдруг понял, что означала их внезапная близость. Она словно вместила Христово наставление миру: «Возлюбите друг друга». Феликс всю свою жизнь хранил в сердце святой завет и думал, что Аделина с ним солидарна.
Мэгги больше не плакала, в лице ее не было ни тени страха.
– Я не боюсь умереть, доктор Росси. Если Иисусу угодно прийти в этот мир, позвольте мне ему помочь.
Глава 16
Пятница, середина дня. Квартира Сэма
После разговора с Росси Сэм проникся еще большим уважением к Мэгги. Она явно подслушала их разговор на веранде. Горничная, которая так старалась выпроводить его за дверь, где ему и место, может лишиться работы. Росси – человек богатый, и в уме ему не откажешь, но и он не сообразил, что на самом деле должен был повысить ей жалованье, а не выгонять. Сэма здорово покоробило, когда Росси принялся отчитывать бедняжку. Да, книги читать он горазд, а в настоящей жизни – сущий салага.
Чего не скажешь о Мэгги. Теперь продолжать в том же духе опасно – она может что-нибудь заподозрить. Придется ему, Сэму, избрать другой способ, к которому так не хотелось прибегать. Стало быть, прощай, «Бонневилль спешиал», до следующих выходных. На сегодня поездки отменяются.
Сэм вернулся к себе в квартиру, прошел на кухню и отпер дверцу буфета. Сунув руку под полку, снял с одного из кронштейнов пластиковый колпачок, маскировавший замочную скважину. Поворот особого ключа – и буфет отъехал в сторону вместе с частью стены. Сэм вошел в открывшуюся клетушку и зажег лампочку.
На столе пылились ряды мониторов вроде тех, за какими сидели охранники в подсобке, но с одной значительной разницей: все они соединялись со скрытыми видеоглазками. Был там и усилитель, принимающий сигнал микрофонов-«жучков» (некоторые, правда, могли отказать от долгого простоя). Никто, кроме Брауна, не знал о существовании этой комнаты, и никто, кроме Сэма, не имел в нее доступа.
Когда десять лет назад мистер Браун купил это здание, он приказал заменить якобы устаревшие детекторы дыма на всех этажах, кроме его собственного. В результате почти все стены оказались нашпигованы «жучками» и крошечными камерами, да так хитроумно, что для обнаружения понадобилось бы разнести здание по кирпичу. Сэм лично следил за их установкой, а чтобы наблюдать и записывать, оборудовал потайную комнату. Ему это было не внове.
Еще мальчишкой он обвешал «жучками» весь дом (преимущественно сестрину комнату) – протянул провода из подвала, а сверху установил динамики, уверив семью, что налаживает аудиосистему, что было отчасти правдой. Он просто умолчал, что в колонках имелись и микрофоны. Сэм немало нового узнал о своей сестрице и ее подругах. Они только и болтали, что о любви, а их любимчики только и думали, как бы залезть им под юбки. В конце концов Сэму сделалось стыдно, и после трех месяцев игры в шпионов он вытащил «жучки».
Вот и сейчас к нему вернулось ощущение гадливости. Браун и знать не знал, что потайным помещением практически не пользовались. Когда ему, Сэму, нужно было раздобыть информацию, он действовал менее грязными способами. После того случая из детства чужие секреты его больше не возбуждали.
Он уселся за стол с оборудованием и смахнул пыль, представляя, что сказала бы Мэгги, увидь она все это. Ее подглядывание было просто милой забавой по сравнению с тем, что он готовился сделать. Мистер Браун вполне мог жить в каком-нибудь охраняемом поместье за глухой стеной вроде тех, что были у него на Карибах и на Мальте, или в одном из собственных домов поблизости. Тем не менее он поселился у всех на виду, среди простых богачей, в простом доме на известнейшей в Нью-Йорке улице – и все потому, что мог в любой момент узнать, чем занимается каждый из соседей.
Сэм включил монитор, соединенный с квартирой Росси, протер экран и начал просматривать комнату за комнатой. В солярии доктора не было, как и в библиотеке, гостиной, столовой, кухне, кладовке, комнате Мэгги, спальне сестры, своей спальне и гостевой комнате. Должно быть, он работал у себя в лаборатории – единственном, помимо Сэмовой квартиры и танцзала, помещении без камер и микрофонов, поскольку туда могла нагрянуть городская инспекция. Переключившись на прихожую, Сэм расхохотался. По ней шла на цыпочках Мэгги. Дойдя до двери в лабораторию, девушка прильнула к ней ухом и стала слушать.
Сэм не мог не заметить, что, с тех пор как приехал доктор, она оставалась у хозяев ночевать. Одного этого хватило, чтобы догадаться о переменах. Знать бы еще, в чем там дело…
Зазвонил телефон. Дворецкий мистера Брауна велел подняться в пентхаус.
– Да, сейчас буду,– сказал Сэм.
В фойе наверху и у лифта он поискал взглядом танцовщицу. «Надо бы предупредить ребят, чтобы не очень болтали»,– решил он, понимая, что полагаться на них нельзя. Все равно проговорятся, если Брауну случится спросить. Они всегда делают то, что он хочет. В свое время шеф сумел донести до каждого, что не приемлет слова «нет».
– Сюда,– направил его дворецкий.
Он хмуро покосился на Сэма – наверное, за инцидент с танцовщицей, подарком Брауна госсекретарю. Дворецкий любил во всем порядок и требовал того же от других, что в глазах шефа перевешивало его нестерпимое занудство.
Браун стоял у библиотечного стеллажа с раскрытой книгой в руке, задумчиво поглаживая платиновую шевелюру.
– Проходи, Сэм. Тебе не доводилось читать Эсхила?
Сэм помотал головой и сел, видя, что Браун сегодня настроен пофилософствовать. Как правило, это предвещало начало или конец чего-то важного, какую-то большую перемену, которую он затевал. Вводная лекция в духе античности подчеркивала значимость момента. Сэм весь обратился в слух, словно посланец к оракулу.
– Эсхил был первым из величайших греческих драматургов. Одна из его знаменитых трагедий называется «Прометей прикованный». Тебе известен этот миф?
– Мы проходили его в школе, но я что-то забыл.
– Прометеем звали титана, который похитил с неба огонь и отдал его людям. Зевсу, царю богов, это не понравилось, и он приказал казнить Прометея, приковав его к скале, где священный орел каждый день клевал ему печень, а за ночь она отрастала заново. Напоследок Прометею было сказано:
Не будет часа, чтобы мукой новоюТы не томился. Нет тебе спасителя.Вот человеколюбья твоего плоды.Что ж, поделом; ты бог, но гнева божьегоТы не боялся, а безмерно смертных чтил.[11]
Браун насмешливо прищурился.
– Когда крадешь у богов, расплата бывает суровой.
Сэм чуть не вздрогнул, вспомнив о танцовщице, но вскоре расслабился. Хозяин был отходчив и не наказывал без веских причин.
Браун положил книгу и взял вместо нее другую.
– Жаль, что наследие античных классиков было почти утрачено после падения Римской империи. Как считаешь, кто помог его сохранить?
– Не знаю, сэр.
– Семитские народы. Арабы и евреи. Христианская Европа редко признает, кому обязана эпохой Ренессанса, положившей конец тьме средних веков. Не будь арабов и евреев, английские поэты вроде Перси Шелли никогда не стали бы классицистами, какими их знают сейчас. Шелли воссоздал потерянную пьесу Эсхила в великой поэме «Освобожденный Прометей». В ней мятежный титан и все человечество одерживают над богами победу. Вот, послушай:
Покинув Старости приют,Где льды свой блеск холодный льют,Мы Возмужалость миновали,И Юность, ровный океан,Где все – улыбка, все – обман,И детство, чуждое печали.Сквозь Смерть и Жизнь – к иному дню,К небесно-чистому огню![12]
Сэм воззрился на него в совершенном недоумении. Браун подошел к столу, взял сложенную газетную вырезку и бросил на столик, за которым сидел Сэм.
– «Сквозь Смерть и Жизнь – к иному дню».
Сэм подобрал листок и прочел обведенную колонку лондонской «Таймс».
«Хотите стать матерью Юлия Цезаря? А Моцарта или Будды? Поезжайте в Америку. По данным самых надежных источников, некий маститый ученый с Манхэттена полагает, что смог раздобыть подлинную ДНК самой значительной личности в истории человечества, и – никаких шуток – собирается клонировать его. Не подкачай, Америка. Притворись хоть раз культурной страной. Запрети репродуктивное клонирование. Нам, британцам, ни к чему второй Джордж Вашингтон. Впрочем, как знать – может, вам милее Аль Капоне? »
Сэм перевел взгляд на мистера Брауна. Ему вдруг почудилось, будто тот встревожен.
– « Таймс » нечасто ошибается, даже когда дает волю сарказму.
– Да, я знаю.
– Неужели кто-то ворует огонь с небес, пытаясь свергнуть Зевса с Олимпа? Отдать людям то, что раньше принадлежало богам? Если так, выясни, кто этот смельчак.
Сэму не нужно было объяснять, что придется на время снять зеленый сюртук и вспомнить ремесло детектива, действуя от имени одной из корпораций-марионеток. Что именно Браун намеревается сделать с полученной информацией, Сэм не знал и никогда не спрашивал. Мистер Браун был его капитаном, и притом неплохим. Потому курс прокладывал он. Сэму оставалось лишь ставить снасти, а уж в этом он был мастак.
