– Она была белая как смерть. Я никогда не видела, чтобы человек был так напуган. Она кусала губы. Ломала руки. Смотрела в пол, чтобы не встречаться с ними взглядом. Минут через десять мы были на моей улице. Они сказали, чтоб я убиралась.
– Почему вы плачете, мисс Мартин?
– Я знала, что они будут ее мучить. Я слышала ее крик, когда машина отъезжала. Я никогда не забуду, какое у нее было лицо. Оно до сих пор стоит у меня перед глазами.
– За месяц до предполагаемого нападения и похищения мисс Локер полиция видела, как вы с ней стояли на посту, – произнес мистер Белфорд, которого слезы Салли оставили совершенно равнодушным.
Его осведомленность не произвела на Салли никакого впечатления.
– Я смотрю, вы человек образованный, знаете разные умные слова и все такое. Вот только разговариваете так, что ничего не понятно.
– Позвольте мне выразиться яснее. Карлотта Локер занималась проституцией?
– Ну, допустим. И что? Это не значит, что они ее не насиловали.
Они с Энни неслись вниз по лестнице.
– Думаю, из всех, кого мы там видим, только у мисс Мартин все будет в порядке, – хмуро сказала Энни.
– А как же мисс Локер? Разве у нее не будет все в порядке? – Кларисса задержала дыхание в ожидании ответа.
– Нет. У мисс Локер нет никаких шансов.
В поезде они сели напротив, на места со столиком. Из обогревателей струился восхитительно горячий воздух. Кларисса сняла пальто и, улыбнувшись Роберту, положила его на соседнее сиденье.
Это казалось таким нормальным. Не быть на взводе. Не видеть Рэйфа. Ехать с Робертом в пустом вагоне. Сидеть рядом с мужчиной, который ей нравится, и чувствовать себя нормальным человеком. Она была бы абсолютно счастлива, если бы не легкое чувство вины: из-за нее Роберт попал в поле зрения Рэйфа. Она уже всю голову сломала, пытаясь придумать, как его предостеречь, не упоминая при этом о Рэйфе.
Первая попытка оказалась не особенно удачной. Впрочем, это все-таки было лучше, чем ничего.
– Вам не кажется, что из-за этого суда нам следует быть более осмотрительными? – спросила она. Это было единственное, что пришло ей в голову.
Роберт смотрел на нее непонимающим взглядом.
– Я хочу сказать, быть бдительными. Внимательно смотреть по сторонам.
Его брови поползли вверх.
– Ну, на всякий случай, понимаете? Вдруг кому-нибудь вздумается нас преследовать или раскапывать информацию? – объясняла она, уже понимая, что все это звучит совершенно нелепо.
– Обвиняемые меня не пугают, Кларисса. И вас тоже не должны.
– Согласна. – Она прикусила губу, готовая сдаться.
– Они не станут вас преследовать.
– Конечно, не станут. Я знаю, что не надо об этом думать.
«Молодчина. Отличная работа! Предупредила, называется…» – думала она про себя.
– То, что вы нервничаете, вполне объяснимо. Я еще в тот вечер заметил. И теперь хочу вас успокоить.
– У вас неплохо получается! – Она пыталась убедить себя, что Роберт уже большой мальчик и способен сам о себе позаботиться; уж кому-кому, а ему точно нечего бояться.
– Я видел вас в поезде в самый первый день. Вы были очень… – он помедлил, подыскивая подходящее слово, – поглощены своим телефоном.
Она почувствовала тайное удовлетворение: было приятно, что Роберт обратил на нее внимание еще до того, как она узнала о его существовании. Когда ее незаметно разглядывал Рэйф, она реагировала совершенно по-другому и сейчас не могла не отметить эту разницу.
– Расскажите мне о пожарах, – попросила она, не желая снова пускать Рэйфа в свои мысли.
«Его здесь нет, – твердила она себе. – Я не позволю ему все испортить».
– Это очень скучная тема.
– Я вам не верю! Вы вовсе не думаете, что это скучно.
– Сейчас ваша очередь рассказывать. Почему вам так нравится шить?
Она взглянула на него исподлобья, удивленная вопросом.
– Сейчас не моя очередь.
– Назовите хотя бы первые сто причин. Мне очень интересно. – Он улыбнулся, и на щеках заиграли ямочки.
– Это у нас семейное. Наверно, передалось по наследству. Или меня просто очень хорошо вымуштровали. Моя бабушка могла сшить абсолютно все. А мама одно время даже преподавала рукоделие. Она у меня очень хорошая. Обожает шить и вязать. Вы, наверно, заметили, что у меня куча вязаных вещей?
Он засмеялся.
– Вы сами сшили это платье?
На ней было тонкое, струящееся, слегка приталенное трикотажное платье ежевичного цвета. Квадратный вырез открывал верхнюю часть груди. Мягкие вертикальные складки на лифе придавали платью что-то греческое. Длинные рукава плотно прилегали к коже: на запястьях все еще оставались следы.
– Да, – ответила она, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
– Оно очень красивое. Очень… – Он запнулся. – А другие причины были?
– Мама говорит, что это полезно для нервов, – смущенно засмеялась она. – В общем, я думаю, что она права. Это очень важно – потратить время и сделать что-то самому, а не купить готовое. Создать своими руками что-то материальное… что можно потрогать. Мама приучила меня ценить штучные вещи и избегать стандартных. Но я знаю людей, которые считают, что это пустая трата времени.
– Например?
– Это что, экзамен? – спросила она, уклоняясь от ответа: ей не хотелось говорить о Генри.
Поезд остановился. Они поднялись со своих мест и, надев пальто, вышли на платформу. Перед зданием станции они попрощались.
На другой стороне улицы, в тени, она увидела Рэйфа. Он явно хотел дать ей понять, что все видит. Она не стала останавливаться. Пусть убедится, что его угрозы и слежка на нее не действуют. Она будет жить своей жизнью – и заведет бойфренда, если ей этого захочется. Пусть он даже и узнал кое-что про Роберта, что с того? Это ведь не секретная информация.
Роберт успел отойти всего на несколько футов.
– Я не забуду, Роберт!
– Не забудете что?
– Что в следующий раз ваша очередь рассказывать.
Он с серьезным видом кивнул. Кларисса повернулась и, не переставая улыбаться, вызывающе прошла прямо у Рэйфа под носом. Она чувствовала, что на этот раз Роберт смотрит ей вслед.
16 февраля, понедельник, 18:45
Мое сердце бьется чаще, чем мерцают эти красные цифры. На экране автоответчика – двузначное число. Меня это пугает: он уже много месяцев не подавал почти никаких признаков жизни – с тех самых пор, как ушел Генри.
Сорок. Сорок непрослушанных сообщений. Я уверена, что они от тебя: все мои знакомые, вместе взятые, не смогли бы оставить сорок сообщений за один день.
Нажимаю на кнопку и слушаю первое. Тишина. Полная. Заставляю себя прослушать все сорок в безумной надежде, что какое-нибудь из них окажется от Ровены. Но они, разумеется, не от нее; они все от тебя, и тот факт, что номер не определился, лишь подтверждает это. Недолго я наслаждалась своей маленькой победой на станции… Приказываю себе рассуждать спокойно и логично, несмотря на путающиеся мысли.
Надо понять, откуда у тебя мой номер. Вряд ли ты под каким-нибудь нелепым предлогом попросил его у Ровены: она бы моментально насторожилась. Наверно, виновата моя давняя привычка выбрасывать телефонные счета. Значит, ты нашел этот счет еще на позапрошлой неделе – ведь три дня назад у меня уже был шредер, и я позаботилась о том, чтобы пропустить через него все важное.
Не могу понять, почему ты так долго терпел. Я обязана найти причину. И я ее нахожу. Я поняла: ты умеешь себя контролировать! Умеешь – когда это нужно тебе. Ты отмеряешь дозы яда с филигранной точностью; твои атаки происходят в тщательно продуманном, одному тебе известном порядке, и ты заботишься о том, чтобы они происходили регулярно.
Надо сменить номер телефона и заблокировать звонки с анонимных номеров.
Все твои вещи хранятся в деревянном буфете, который реставрировал и полировал мой отец. Автоответчик отправится туда же. Вместе со своими сорока сообщениями.
«Храните доказательства в надежном месте. Это очень важно».
Протягиваю руку к телефону, и он тут же начинает звонить. Вскрикнув от неожиданности, я в ярости сжимаю губы: ты опять до меня добрался! Ты следил за мной и знаешь, что я сейчас дома. Знаешь, что я слышу твой звонок. Смотрю на экран: номер снова не определен. Не стану отвечать.
Бросаюсь на колени и быстро выдираю телефон из розетки в стене, не обращая внимания на ощущение, что мне снится кошмар и я не могу пошевелиться. Я успела это сделать, пока автоответчик не сработал; я заткнула тебе рот, и на этот раз ты не получишь удовольствия. Я не позволила тебе проникнуть в мою спальню. И ты больше никогда туда не попадешь.
Вторник
17 февраля, вторник, 8:05
Тебе что, больше заняться нечем? Не надоело еще торчать тут и мерзнуть каждое утро?
Я этого не говорю. Ты опять стоишь под моей дверью, но я не смотрю на тебя и уверенным шагом направляюсь к такси.
– Кажется, у тебя сломался автоответчик, Кларисса. Ты об этом знаешь, Кларисса?
