— Боги, ты осел. Я не знаю, что она видела в тебе.
— Я говорю это о тебе каждый день.
Фэдди опустила голову к груди, смотрела на Гетена исподлобья.
— Она часто о вас говорила, маг солнца.
— Лаума? — он посмотрел ей в глаза. Она кивнула. Элоф вышел из ее тени и уставился на него. Они знали магию. — Она звала меня другом или врагом? — он вытер кровь из раны и вытащил еще кусочек из мышцы. Боль обжигала руку, но он был рад отвлечению.
— И тем, и другим, — ответил мальчик, а Фэдди сказала:
— Она хотела себе вашу силу.
Гетен хмыкнул, но не смотрел на Таксина. Дети не помогали ему.
— Лаума была моим другом, — они возлежали вместе много раз с тех пор, как он стал главой цитадели Ранита. Элоф считал ее своей матерью? Мог ли он оказаться мальчику почти отцом? Вряд ли. Он вытащил последний осколок брони, бросил щипцы в миску с окровавленной водой и ополоснул рану. А потом нанес мазь и нашел набор для шитья, который принесли дети. — Кто из вас умеет шить?
Фэдди подняла руку.
— Я могу.
Таксин сказал:
— У меня больше опыта.
Гетен игнорировал его.
— Она может это сделать.
— Не так хорошо, — сказал Элоф. — У тебя будет жуткий шрам.
Гетен рассмеялся.
— Это мне напоминает воительницу, которую я знаю. Она не переживает из-за шрамов, как и я. Мы оба носим их гордо. Зашивай, дитя.
Она приступила к работе, а Таксин сел на скрипящий стул и хмуро глядел на огонь. Она была медленной, и мальчик не соврал, что получалось жутко. Но это было лучше открытой гниющей раны. Пока она работала, Элоф вытащил бобы, сушеную рыбу, яйца, хлеб и сыр. Гетен пробормотал благодарность, и они ели, пока в комнате темнело с закатом.
После этого он поправил чары.
— Не пересекайте порог. Чары могут убить, — он и Таксин не стали забирать у детей кровать Лаумы.
Капитан сказал:
— Не ясно, где вы будете спать в гарнизоне. Спите в кровати, пока можете.
Элоф принес им одеяла и маленькие шерстяные подушки.
— Я не смог найти что-нибудь мягче.
Таксин захрапел, как только вытянулся. Гетен лег с другой стороны комнаты.
— Все хорошо, Элоф. Я спал в худших условиях, где не мог укрыться даже тряпкой, — он развернул одеяло, поднял капюшон и закрыл глаза. Но мальчик остался рядом с ним. Гетен посмотрел на него, приоткрыв глаз. — Что?
— Фэдди сказала следить, чтобы у вас не началась лихорадка ночью.
— Да?
— Она говорит, что вы вспыльчивый, потому что вам плохо от раны крикуна.
— Фэдди добрая. Если бы я не был некромантом и целителем, она была бы права. Но я такой, а она не права. Я злой, потому что гонюсь за крикунами по всей Кворегне с капитаном Нахалом вместо пира в замке Харатон.
— О.
Гетен закрыл глаза.
— Иди спать, Элоф, — после перемещения, сражения, ран и исцеления тело болело всюду. Он устал. Так устал, что даже не мог оградить себя чарами от капитана Галины.
— Спасибо, Херра-томрума, — мальчик прошел к кровати. Фэдди уже тихо сопела под одеялом.
Таксин подвинулся ближе.
— Что это значит? — пробормотал он во тьме.
Кости. Конечно, он слушал.
— Что?
— Херра-том-как-то. То, как тебя назвал мальчик.
— Херра-томрума. Это налвикский. Хозяин Пустоты. Теневой маг Шемел любил это прозвище, потому я не люблю.
Таксин хмыкнул.
— Я кое о чем думал. Если ты самый сильный маг в Кворегне, почему ты не можешь просто — не знаю — щелкнуть пальцами, чтобы уничтожить крикунов?
Гетен протер глаза.
— Репутация самого сильного мага — сплетня, которую старательно поддерживают. Я охраняю границу Пустоты. Моя сила опасна для духов, но лишь чуть сильнее некромантов среди живых. Не нужно быть намного сильнее, чтобы заявить такое. Нужно просто убедить людей, что ты такой, и их воображение довершит дело.
Таксин сел, масса двигалась во тьме.
— Ты мошенник!
— Не недооценивай меня, капитан. Я способный волшебник, о зельях и чарах я знаю больше, чем мои товарищи. Но люди будут верить всему, если оставить впечатление.
— Я видел чары вокруг холма Хараян. Они опасные.
— Чары должны быть опасными. Любой уважающий себя маг может сплести опасные чары, если он обучен, и если у него есть хороший источник силы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Источник силы? — капитан лег, шаркнув сапогами, кожа брони скрипела.
— Холм собирает души всех предыдущих теневых магов. Под теми камнями много духовной силы, — Гетен сцепил ладони за головой и смотрел во тьму. — Но магия требует цены за свою силу, капитан. И чем больше магия, тем опаснее для мага. Больше, если магия строится на некромантии.
Когда ему было пятнадцать, Шемел взял Гетена в портовый город Бесали. Они ходили по извивающимся влажным улицам района развлечений, посещали все логова, где курили и толкли семена и коренья, порошок из которых потом втирали в десна, вливали в вена и совали в задницы. Шемел покупал души зависимых за гроши, за цену дозы там. Сладкий до жути запах, вонь пота, рвоты и мочи. Тощие люди с черными глазами, хрипами и слюной, кожа свисала с их костей, бледные губы дергались, они рыдали, смеялись и кричали сразу. Они умирали медленно, были готовы на все ради дозы. Даже продать души некроманту.
Шемел забирал их. С радостью. Задешево. Со смехом и медной монетой. Он вытягивал из них жизни, по две-три за раз, оставляя оболочки, мешки костей, гнить на улицах. Он заставил Гетена поглотить одну.
— Это источник настоящей силы, мальчик! — веселился Шемел, посылая кроваво-красную магию по улицам, порабощенные мужчины убивали, веселя его, а женщины становились шлюхами для его наслаждения.
Гетен убежал от безумия. Убежал от восторга из-за души человека в нем, от монстра, каким его хотел сделать Шемел.
Он все еще бежал от этого.
Он принял лишь одну душу с того дня — Шемела, когда заколол мастера-некроманта больше раз, чем мог сосчитать. Так он стал теневым магом, хранителем границы Пустоты, слугой Скирона. Он убил мастера и украл его силу, его знания и подавлял с тех пор манию, которая пришла с этим. Он надеялся, что переход к магии солнца сотрет эти желания, но он только сильнее стал хотеть силу человеческих душ.
Только Галина притупляла острие его желаний.
* * *
Ему снилась Галина. Она была в красной броне, сидела в главном зале и говорила:
— Я не хочу тебя тут, — снова и снова, пока он ходил вокруг ее стула. За ними была тьма, голоса шептались, но он не понимал слова, не видел фигуры или лица. — Я не хочу тебя тут. Я не хочу тебя тут. Я не хочу тебя тут, — что-то ткнуло его в ногу. Он опустил взгляд. Крикун сжал его ногу, личинки ползли из его пасти и глаз. — Я не хочу тебя тут, — он сжал челюсти сильнее, ломая его броню и кожу.
Гетен проснулся с кинжалом в руке.
Элоф отпрянул и шлепнулся на попу, глаза были огромными, он закрывался руками от удара.
— Простите, господин! Простите! На площади солдаты. Капитан говорит, чтобы вы опустили чары.
— Чары? — Гетен потер руками лицо и застонал, даже веки болели. — Да. Хорошо, — Фэдди стояла рядом с Таксином и смотрела в окно. — Это Налвика или Скорвала? — спросил Гетен.
— Думаю, Скорвала, — ответил капитан. — Сложно проверить во тьме.
Голоса шептались снаружи, лошади фыркали, броня звякала и скрипела.
Гетен встал и поманил детей ближе. Он вытащил кинжал и ножны из-за пояса и отдал Элофу.
— Для защиты себя и Фэдди. Он маленький, но зачарован и опаснее, чем выглядит. Используй в крайней необходимости, режь им только врагов.
Мальчик убрал ножны за пояс.
— Спасибо.
Таксин скрестил руки.
— Что ты делаешь?
— Меры предосторожности, — он повесил свой пояс для меча на узкие бедра Фэдди, обмотав дважды, а потом дал ей ножны с мечом. — Ты хоть раз держала в руках меч?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она кивнула.
— Мои братья учили меня.
— Хорошо. Он тоже зачарован. Береги Элофа. Не мешкай, бей им, если будет угроза. Взрослые решат, что ты беспомощна. Удиви их, это твое преимущество.
