Однажды, когда Фатыйха пошла зачем-то к соседке, зашли к Газизе Матали с Гапсаттаром. Дело было к вечеру.
Газиза, как увидела ребят, так сразу и глаза у нее просохли, и лицо посветлело, будто солнце взошло.
То ли от быстрого бега, то ли от того, что в тот день потеплело на улице, ребята раскраснелись, разгорячились. Уши на шапках у них были развязаны, сами шапки сдвинуты на затылки. С собой они принесли запах чистого зимнего воздуха и свежего снега. У Газизы чуть голова не закружилась от этих запахов.
— Пошли с нами гулять, — сказал Матали.
— Не в чем мне, — ответила Газиза и заплакала.
— Надень платок да иди, — посоветовал Совенок. — Тепло на улице.
— Мне обуть нечего, у меня валенки сгорели.
— А ты поищи чего-нибудь, — посоветовал Матали.
И вдруг Газиза вспомнила: у отца есть ичиги с галошами! Он их по праздникам надевал прежде. А потом они лежали в сундуке… Может быть, и сейчас там?..
Газиза кинулась к зеленому сундуку, обитому блестящей жестью, откинула крышку. Вот они, эти ичиги. Лежат в уголке. И галоши тут же, сверкают как зеркало.
Газиза примерила ичиги. Великоваты, конечно. Но если подмотать что-нибудь — сойдет. Она, не раздумывая, схватила тут же в сундуке два новых полотенца, намотала их на ноги, обулась, прошлась по комнате. Накинула бешмет, платок и только открыла дверь — навстречу отец с узлом в руке.
Мальчишки, знавшие характер Хусаина, пригнувшись, нырнули у него под мышкой и вылетели на улицу. А Газиза, боясь даже думать о том, что сейчас будет, медленно пятилась в уголок, не смея поднять глаза на отца.
Хусаин сразу заметил свои ичиги на ногах у дочки. Но он не рассердился, не закричал. Он только усмехнулся в усы и спросил приветливо:
— Далеко ли собралась, дочка?
— Гулять, — пролепетала Газиза.
— Гулять? — удивился Хусаин. — Да много ли в них нагуляешься? Они с ног свалятся у тебя. На-ко вот, гуляй вот в этих, носи на здоровье…
Он развязал платок, достал пару белых подшитых валенок с красными узорами на голенищах, похлопал их друга о друга подошвами и протянул Газизе.
— На, померяй, хороши ли? — сказал он, а сам тем временем достал из-за пазухи каравай хлеба, четвертушку чаю и большой кусок сахару. — А мама-то где? — спросил он. — Скажи ей, пусть самовар поставит. Чай пить будем.
— Мама к соседке пошла, скоро придет, — робко сказала Газиза, все еще не пришедшая в себя.
— Ну, подождем, раз скоро, — согласился Хусаин и стал раздеваться.
От природы Хусаин не был робким человеком. Но с самого детства он каждый день только и слышал: «С богатым не спорь, сильного не задевай, все равно не справишься…» Он с детства привык терпеть обиды, привык терпеть нужду, привык безропотно переносить любую несправедливость. Но таких, как он сам, покорных людей он не любил. Он и Фатыйху тиранил всю жизнь за то, что была она слабой и безответной. А вот дочки ему нравились. Хоть он и поругивал их, хоть другой раз и рукам давал волю, а все равно нравились ему Ханифа и Газиза за то, что все они делали по-своему.
Вот и сейчас, увидев свои праздничные ичиги на ногах у дочери, Хусаин про себя подумал: «Молодец дочка, не теряется».
— Ну, давай ногу, не бойся, — сказал он, присев на корточки, как с маленькой, снял с Газизы ичиги, размотал полотенца и надел промерзшие валенки. — А ну пройдись, пройдись, а я посмотрю, как они на тебе. Хороши! Ты в них, как байская дочка, — приговаривал он, сидя на корточках, пока Газиза в белых валенках ходила по комнате.
Вдруг Газиза остановилась и сказала:
— Папа, а можно я завтра в школу пойду?
— Пойдешь, дочка, пойдешь. Кому же и ходить, если не тебе? Ты ведь дочка Хусаина все-таки. Вот завтра и пойдешь. Я тебя сам отведу. Учись, дочка.
— Смотри-ка, смотри, Газиза пришла! — крикнул Матали.
— Ой, правда, Газиза, — сказал Совенок.
Газизу, несмело вошедшую в дверь школы, окружили знакомые и незнакомые ребята.
Газиза растерялась было, но ее тут же выручила Галия. Дома она тихоней была, рта лишний раз не откроет, а тут вон какая бойкая.
— Ну чего уставились? — сказала она решительно. — Человека не видели, что ли? Пойдем, Газиза. — И взяв подружку за руку, провела ее вперед.
Ребята осмотрели новенькую с ног до головы и стали расходиться. Тишина, на минуту установившаяся в школе, снова уступила место разноголосому гомону ребят. Возле Газизы остались только ее старые друзья — Галия, Матали и Совенок.
Они о чем-то спрашивали Газизу, хвалили ее валенки, что-то рассказывали. Но Газиза не слушала их. Она с изумлением осматривала просторную комнату.
«Такой комнаты и у Хакимзян-бая нет, наверное», — думала она и радовалась, что будет учиться в такой большой комнате.
— Идем за нашу парту, — сказала Галия, взяв Газизу за руку.
— Куда? — не поняла Газиза.
— За парту, дурочка! — засмеялась Галия. — Ты что, парту никогда не видала?
— Не видала.
— Вон она, наша парта, — смеясь, сказала Галия и показала на большой стол, стоявший впереди. — Мы тут втроем сидели, а теперь будем вчетвером сидеть. Подвинься, Совенок. Здесь Газиза сядет.
Гапсаттар охотно подвинулся, уступая Газизе место, и, как только она уселась, сказал хвастливо:
— А у нас учительница такая…
— Вот сейчас придет, сама увидишь, — поддержал товарища Матали и, глянув в окно, крикнул: — Идет!
Все посмотрели на окно. Газиза тоже обернулась в ту сторону.
У больших окон нижняя часть стекол обледенела за ночь. Сейчас, от теплого дыхания ребят, лед понемногу таял. На подоконник стекала вода. Какая-то девочка, сидевшая поближе, макала палец в ту воду и рисовала на стекле смешные рожицы.
Но тут она сразу оставила свое интересное занятие. И другие ребята, до того носившиеся по классу, быстро расселись по местам и притихли. Так тихо стало, что со стороны могло показаться, что нет на свете детей тише этих. Только пыль, сверкавшая в солнечных лучах, да капельки пота на лбах у ребят напоминали о том, что тут творилось минуту назад.
За дверью послышался стук каблучков, дверь открылась, и, окутанная холодным воздухом, вошла учительница.
Ребята с грохотом встали за своими партами. Матали толкнул Газизу в бок и прошептал:
— Встань скорее. Когда учительница входит, ее встречают стоя.
Но Газиза продолжала сидеть. Глядя на учительницу, она застыла, как каменная. Учительница, о которой ребята говорили с таким почтением, оказалась самой обыкновенной молодой женщиной, старой знакомой Газизы, тетей Тагирой, с которой девочка вместе лежала в больнице.
Когда Газизу положили в больницу, она сначала даже не знала, где она лежит. Голова трещала, из раны все время как будто вырывались огненные иглы и бегали по всему телу. Девочка стонала, хрипела и долго не приходила в сознание.
Когда она впервые открыла глаза, первое, что она услышала, был сдержанный стон. Повернув голову в сторону этого стона, девочка увидела молодую женщину, бледную как полотно, с привязанной к спинке кровати ногой. Нога была толстая, как бревно.
«Кто же это? — подумала Газиза. — Как она попала к нам в дом? Почему она так лежит? И почему у нас в комнате стало так светло?»
От этих мыслей у Газизы опять разболелась голова, и она снова потеряла сознание.
Потом прошло еще много дней, и наконец однажды ночью Газиза очнулась. Соседка лежала все так же, с ногой, подвязанной к спинке кровати. Почувствовав, что Газиза очнулась, она посмотрела на девочку, повернув худое, со стрижеными волосами лицо, и сказала:
— Проснулась, сестренка? Ну, с добрым утром!
— Как с утром? — удивилась Газиза, глянув на темное окно. Еще ведь не рассвело.
— Все равно с добрым утром, — упрямо прошептала соседка. — Ты сейчас первый раз открыла глаза и увидела новую жизнь. Значит, с добрым утром!
Газиза уже поняла, что лежит в больнице. Ей вдруг стало страшно лежать тут среди чужих людей. Она попыталась вспомнить маму, вспомнить свою темную комнатку. Но тут она взглянула на электрическую лампочку, висевшую под потолком, мысли ее спутались. Вокруг лампочки почему-то поплыли черные круги. На потолке, залитом серым, как солдатское сукно, светом, заплясали какие-то тени. Чьи-то стоны услышала девочка, чей-то короткий крик. Тяжелый воздух, пропитанный запахом лекарств, стеснял ее дыхание. Она натянула на голову жесткое одеяло, крепко зажмурилась. Но сон не шел к ней. Тревожные мысли закрадывались в душу. Казалось, что в углах палаты собрались призраки, которые только и ждут, пока она закроет глаза, и тут сразу расправят крылья, бросятся к ней и начнут клевать ее душу… Грудь заболела сильнее. Не зная, что делать от страха, Газиза протянула руку и подергала одеяло соседки.
— Тетя, тетя, проснитесь, я боюсь, — прошептала она.
У соседки оказался чуткий сон. Как только Газиза коснулась ее руки, она открыла глаза и спросила ласково:
