что делать дальше: отвернуться ли, проехать мимо, или…
«Или» не получилось. Глаза девушки встретились с высоким, очень смуглым мамлюком — судя по богатой упряжи, обильной позолоте на одеждеи выложенным жемчугом ножнам, офицером. Взгляд всадника, внезапно распознавшего в толпе здесь, à Smolensk russe[1] женщину арабской внешности (мужское платье его не обмануло) вспыхнул сначала недоумением, а потом радостью. И прежде, чем Далия успела понять, что к чему, мамлюк махнул рукой, притормаживая кортеж, и повернул своего жеребца навстречу незнакомке.
Последовал быстрый обмен взглядами (девушка не знала, то ли прятать глаза, то ли демонстрировать радость) потом взаимные, в меру цветистые приветствия на арабском языке — и то же самое, но уже по-французски. Мамлюк говорил почти без акцента; Далия ожидала, что он хотя бы представиться и лихорадочно соображала, кем бы назваться. Но взаимное представление, похоже, откладывалось: мамлюк покачал головой и жестом предложил проследовать пока за каретой. «До Смоленска не больше трёх миль. — объяснял он. — Мы задержимся в городе на несколько часов, сменим лошадей, переведём дух, утолим голод, и если вы согласитесь разделить с нами трапезу, то там и познакомимся, как это подобает встретившимся на чужбине единоверцам…»
Первым побуждением было отказаться, развернуть коня и скакать прочь, пока мамлюк не опомнился. Меньше всего Далии хотелось возвращаться обратно в Смоленск, по которому, может статься, ещё бродит убийца с винтовкой, превосходящей по меткости и убойной силе все известные здесь образцы оружия — и питающий по отношению к ней не самые добрые намерения. Но, видимо, сработала интуиция, нашептавшая в ушко девушке, что её намерение в одиночку добраться до la belle France[2], в одиночку, притворяясь мужчиной (тоже мне притворство — её раскусили с первого взгляда!) — не что иное, как опасная авантюра, а вот наметившийся шанс, может ведь больше и не повториться. В конце концов, если восточный воин разглядел в ней соплеменницу, то почему бы не поискать его покровительства? Офицер личной охраны Императора — это вам не мальчишка су-лейтенант, и возможности тут открываются такие, что дух захватывает…
При резиденции военного губернатора Смоленска имела место офицерская кантина и нечто вроде постоялого двора с номерами и сменными лошадьми для проезжающих курьеров, офицеров и чиновников высокого ранга. Пассажир кареты, безусловно, относился к таковым — новый знакомый сообщил спутнице, что это адъютант короля Испании Жозефа, брата Императора с депешами о ходе (увы, не слишком-то удачном) Пиренейской кампании. Кроме того, в Париже адъютант прихватил с собой пакет от министра полиции Савари. Далию удивило, как легко мамлюк выложил первой, по сути, встречной эти подробности — видимо, от арабки и мусульманки он попросту не ожидал подвоха?
Так или иначе, приём им был оказан самый радушный — с учётом обстоятельств, разумеется. Адъютанту и новому знакомому Далии (тот представился первым лейтенантом Даудом Хабаиби, офицером роты, откомандированной Наполеоном в распоряжении старшего брата и занимавшейся, в числе прочего, охраной особо важных курьеров), предоставили отдельные комнаты, где гости могли немного отдохнуть и привести себя в порядок. Лейтенант оказался столь любезен, что отдал комнату в полное распоряжение девушки, предупредив, что будет ждать её в общей зале.
Обед оказался недурён — ни кусочка свинины и ни капли вина, разумеется. За столом Далия и выложила свою наспех состряпанную в «комнате отдыха» легенду. Она назвалась дочерью богатого алжирского купца и судовладельца, который вёл дела в Марселе и там же содержал семью. Жизнь девушки была вполне безмятежной даже на фоне революционных бурь конца минувшего века. Она получила приличное даже по французским меркам образование, пользовалась невиданной для своих соплеменниц свободой — отец, человек широких европейских взглядов, не настаивал на строгом соблюдении норм шариата. Эта безмятежная жизнь, рассказывала Далия, продолжалась до 1808-го года, когда отец, решивший навестить алжирскую родню, сгинул во время бури вместе с лучшим своим судном, женой и двумя дочерями, младшими сёстрами Далии. Самой же ей повезло — незадолго до отправления девушка занемогла и по настоянию врачей вынуждена была остаться дома…
При этих словах Далия опустила голову, словно скрывая навернувшиеся на глаза слёзы — в голове вертелось только одно: «не переиграть бы!" Она вполне отдавала себе отчёт в том, что ноги этой истории растут из чувствительных романов Анн и Сержа Голон.
Но, видимо, новый знакомый то ли не читал романов об Анжелике, то ли здесь они ещё не написаны[3] — а только лейтенант и его подчинённые проглотили весь этот вздор, не поморщившись. Далия, воодушевлённая успехом, поведала о том, как имущество отца пошло с молотка за долги, как она перебралась в Париж, как бедствовала там, считая каждое су, пока ей, наконец, не улыбнулась удача. Капризная фортуна предстала в виде супруги русского вельможи, посетившего Париж — капризная барынька, на которую экзотическая внешность, воспитание и образование девушки произвели не меньшее впечатление, чем душещипательный рассказ о нелёгкой жизни «арапки», взяла её к себе в компаньонки и увезла в Россию. Где она и оставалась до недавнего времени, скрашивая вынужденный досуг овдовевшей благодетельницы. А когда началась война, и стало ясно, что Великая Армия нацелилась на Москву — пыталась уговорить хозяйку поместья бросить всё и уехать подальше. И не преуспела: «…французы? Здесь, под Смоленском? Что вы такое говорите, mon ami, Государь в мудрости своей не допустит поругания…»
Результат получился предсказуемый: поместье сожгливзбунтовавшиеся пейзане, сама же Далия, сумевшая ускользнуть от ярости насильников и убийц, бежала, и в тот же день пристала к французскому фуражирскому отряду. И вот теперь оплакивает безвременную кончину своей благодетельницы, до того лютую, что о ней даже вспоминать страшно, не то, что рассказывать — ещё слезинка в платок, ещё прерывистый, на грани рыдания, вздох, встретившие полнейшее понимание слушателей.
«…ну как, нужное впечатление произведено? Тогда решайся уже, наконец — или так и будешь до скончания века торчать в этой грязной смоленской дыре…»
* * *
Из Смоленска они убыли в тот же день, и Далии оставалось только радоваться этому обстоятельству: не хватало ещё, чтобы новый знакомый случайно узнал о гибели незадачливого су-лейтенанта! А так — всё устроилось к всеобщему удовольствию: девушка, изобразив (исключительно для приличия) некоторые сомнения, приняла предложение присоединиться к кортежу и отправиться в Москву, к ставке Императора. «Я понимаю, что вы собирались в противоположную сторону, — убеждал её Дауд, — но, поверьте, путь в Париж через Москву окажется для вас и быстрее, и безопаснее. Самое позднее, через неделю в столицу la belle France отправится очередной «особо важный» курьер, и вы сможете поехать с ним. Даже если в сопровождение будут назначены не
