Спустя какое-то время — через ночь, еще через день или через год, она не знала — Дени проснулась снова… В шатре было темно, шелковый полог хлопал как крылья, пропуская рвущийся снаружи ветер. На этот раз Дени не стала пытаться подняться.
— Ирри, — позвала она, — Чхику, Дореа. — Они немедленно оказались рядом. — Принесите пить, горло пересохло, — сказала она.
Ей принесли воды, она оказалась пресной и безвкусной, но Дени жадно выпила ее и послала Чхику за новой порцией. Ирри увлажнила мягкую тряпку и промокнула ей лоб.
— Я болела? — спросила Дени. Дотракийка кивнула. — Долго? — Влажная ткань успокаивала, но Ирри казалась такой печальной. Дотракийка кивнула.
— Долго, — прошептала она. Когда Чхику вернулась с водой, вместе с ней вошла Мирри Маз Дуур, глаза которой еще были полны сна.
— Пей, — проговорила она и, приподняв голову Дени, снова приложила к ее губам чашу — на этот раз только с вином. Сладким-сладким. Дени выпила и откинулась назад, прислушиваясь к звуку собственного дыхания. Она ощущала тяжесть в конечностях, и сон вновь овладел ею.
— Принесите мне… — проговорила она неразборчивым сонным голосом, — принесите… я хочу подержать…
— Да? — спросила мейега. — И чего же ты хочешь, кхалиси?
— Принесите мне… яйцо… драконье яйцо… пожалуйста… — Ресницы ее обратились в свинец, и не было сил, чтобы поднять их.
Когда Дени проснулась в третий раз, луч золотого света пробивался сквозь дымовое отверстие в шатре, и она лежала, обнимая драконье яйцо… бледное, с чешуйками цвета сливочного масла, пронизанное золотыми и бронзовыми вихрями. Дени ощущала исходивший от него внутренний жар. Под постельными шелками тонкий слой пота покрывал ее кожу. Драконья роса, сказала она себе. Слабые пальцы ее прикоснулись к поверхности скорлупы, к золотым завиткам, и где-то в глубине камня что-то пошевелилось, вздрогнуло, отвечая. Это не испугало ее. Все ее страхи сгинули в огне.
Дени прикоснулась ко лбу. Покрытая потом кожа показалась под рукой слишком холодной, но лихорадка исчезла. Она заставила себя сесть. Голова ее закружилась, и острая боль пронзила ее между ногами. И все же она ощущала в себе силу. На зов прибежали служанки.
— Воды, — сказала она. — Холодной, если найдете. И фруктов, лучше фиников.
— Как тебе угодно, кхалиси.
— Мне нужен сир Джорах, — сказала она вставая. Чхику подняла халат из песчаного шелка и набросила ей на плечи. — Потом теплую ванну, еще Мирри Маз Дуур и…
Память разом вернулась к ней, и она осеклась.
— А кхал Дрого? — с ужасом проговорила Дени, глядя на их лица. — Он уже…
— Кхал живет, — спокойно ответила Ирри… но Дени заметила мрак в ее глазах; едва выговорив два этих слова, служанка бросилась за водой.
Дени повернулась к Дореа:
— Скажи мне.
— Я… я приведу сира Джораха, — потупилась лисенийка и, склонив голову, выбежала из шатра.
Чхику тоже бы побежала, но Дени поймала ее за запястье и удержала на месте.
— Что случилось? Я должна знать. Дрого… и мой ребенок… — Почему же она только сейчас вспомнила про ребенка? — Мой сын… Рейего… где он? Я хочу видеть его.
Служанка потупила глаза.
— Мальчик… не выжил, кхалиси. — Голос ее превратился в испуганный шепот.
Дени отпустила руку. Сын мой мертв, подумала она, когда и Чхику оставила палатку. Она знала это. Она поняла это, еще когда пробудилась в первый раз и услышала плач Чхику. Нет, она знала это прежде, чем проснулась. Сон вернулся назад, внезапный и яркий, она вспомнила, как сгорел высокий муж с медной кожей и золотым серебром косы.
Значит, надо поплакать, поняла Дени, но глаза ее остались сухи как пепел. Все свои слезы она выплакала во сне, когда слезы превращались в пар на ее щеках. «Тот огонь выжег из меня все горе», — сказала она себе. Дени ощущала скорбь, и все же… Рейего оставил ее, его как бы никогда и не было.
Сир Джорах и Мирри Маз Дуур вошли несколько мгновений спустя и застали Дени стоящей над драконьими яйцами, два из которых оставались в своем ящике. Тем не менее ей показалось, что они были не холоднее того яйца, с которым она спала; это было чрезвычайно странно.
— Сир Джорах, подойдите ко мне, — сказала Дени. Она взяла его за руку, приложила к черному яйцу с алыми завитками. — Что вы чувствуете?
— Скорлупу, твердую как камень. — Рыцарь держался настороженно. — И чешуйки.
— А теплоту?
— Нет, это холодный камень. — Он убрал руку. — Принцесса, вам не будет плохо? Следует ли вставать при такой слабости?
— Слабости? Я хорошо себя чувствую, Джорах. — Чтобы доставить ему удовольствие, она опустилась на груду подушек. — Расскажите мне, как умер мой ребенок.
— Он и не жил, принцесса. Женщины говорили… — Он осекся, Дени заметила, как осунулся рыцарь, как хромал при ходьбе.
— Так что говорили женщины?
Сир Джорах отвернулся. В глазах его стояла боль.
— Они сказали, что дитя было…
Дени ждала, но сир Джорах не мог вымолвить эти слова. Лицо его потемнело от стыда, он казался ей полутрупом.
— Чудовищным, — докончила за него Мирри Маз Дуур. Рыцарь был могуч, но Дени вдруг поняла, что мейега сильнее его и более жестока, и бесконечно более опасна. — Я сама извлекла урода наружу. Он был слеп, покрыт чешуями, словно ящерица, с коротким хвостом и маленькими кожаными крылышками, как у летучей мыши. Когда я взяла его, плоть отвалилась с костей, и внутри оказались только могильные черви и запах тлена. Он был мертв уже не один год…
Это сделала тьма, подумала Дени. Та тьма, наползшая сзади, чтобы пожрать ее. Если бы она оглянулась, то пропала бы.
— Сын мой был жив и здоров, когда сир Джорах понес меня в этот шатер, — сказала она, — я сама ощущала, как он брыкается, просясь наружу.
— Так, наверное, и было, — ответила Мирри Маз Дуур. — И все же явившееся из твоего чрева создание было именно таким, как я сказала. Смерть была тогда в этом шатре, кхалиси.
— Тени, только тени, — буркнул сир Джорах, но Дени слышала сомнение в его голосе. — Я видел, мейега. Ты была одна и плясала с тенями.
— Могила отбрасывает длинные тени, железный лорд, — заметила Мирри, — длинные и темные, и никакой свет не может полностью отразить их.
Сир Джорах убил ее сына, поняла Дени. Он сделал это из преданности и любви, однако он принес ее туда, где нет места живому человеку, и отдал ее младенца тьме. Он тоже понимал это — о чем говорили серое лицо его, пустые глаза и хромота.
— Тени прикоснулись и к тебе, сир Джорах, — сказала она. Рыцарь не ответил. Дени повернулась к повитухе: — Ты говорила мне, что лишь смертью можно выкупить жизнь. Я думала, ты говоришь про коня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
