и с перепоя сумел угодить на коня почти с первой же попытки.
– Жить надо весело! И не только жить.
Кречет с отвращением отвернулся от пьяного бахвала. Ворота медленно отворились. Мрак пустил коня вперед, а сзади послышался торопливый, задыхающийся голос слуги:
– Мрак! Ты забыл свой…
Он осекся, но Мрак уже оглянулся. Увидел в глазах Гонты и Кречета ужас – окликнуть уходящего везде плохая примета, – сказал раздраженно:
– Да что вы за люди? Не мрет лишь тот, кто не жил.
– Но каждый оттягивает свой конец, – возразил Гонта. Мрак хмыкнул, Гонта нахмурился – не до шуток, сказал настойчивее: – Всякий старается отодвинуть свою встречу с Ящером. Даже в вирий не спешат!
Но не любой ценой, хотел сказать Мрак, но смолчал. Гонта это знает сам. Даже Медея понимает. У мужчин есть то, что заставляет идти и навстречу верной смерти. Хотя так просто бывает свернуть и жить себе дальше. Но то будет уже не жизнь, или ты не должен считать себя мужчиной.
Конь под ним горделиво шел к выходу, бочком, косился огненным глазом. Вдруг запнулся прямо в воротах, Мрак качнулся, попона под ним чуть съехала набок, а жаба на плече заворчала и перебралась на другое плечо. Сзади услышал общий вздох, в котором был страх.
– Да что вы все! – сказал он с досадой. – Ну, споткнулся конь! Говорят же, конь о четырех ногах, и то спотыкается.
Ему не отвечали, но он видел их вытянувшиеся лица. Самая дурная примета, если конь спотыкается на выезде со двора. Кречет взмахнул рукой. Запевала звонким, чистым голосом затянул походную песню.
Привал сделали в степи, над головой уже выгнулся звездный купол. Желтый серп нырял, как утлая лодчонка, среди грозных туч, надолго скрывался, и сердце Мрака щемило от сочувствия. Тающая как льдинка лодочка чем-то напоминала его жизнь, тоже истончающуюся с каждым днем.
Но лодочка боролась и все же выныривала. Ее накрывал черный вал, она исчезала… но все же каким-то чудом выскользала из-под удара, двигалась через звездное море упорно и целеустремленно.
Мне бы так, подумал невесело. Но не суждено. Его черные тучи уже нагоняют, вон какой северный ветер пробирает до костей. И сквозь его тучи так не пройдешь.
Ховрах и Гонта спали у костра. В сторонке расположились люди Кречета. Когда пламя вспыхивало ярче, Мрак видел красные силуэты коней, фигуры спящих воинов. Сам Кречет по обыкновению нес дозор первым.
Внезапно донесся тихий голос, едва различимый среди шелеста трав:
– Мрак…
Мрак насторожился, огляделся. Голос снова повторил, теперь в нем прозвучала надежда:
– Мрак… Ты можешь услышать меня?
Мрак снова огляделся, никого не заметил. Пальцы сжались сами на рукояти ножа. Спросил сдавленно:
– Кто говорит со мною?
– Мрак…
– Да, меня зовут Мрак. Кто ты?
Голос произнес с радостной ноткой:
– Как хорошо… и как печально, что ты слышишь меня.
– Почему?
– Хорошо, потому что ты первый, кто меня услышал, а плохо… потому что меня может услышать лишь тот, кто одной ногой уже в могиле. И кому ее не избежать.
Мрак ощутил, как повеяло холодом, но буркнул тем же грубым тоном:
– Все там будем. Кто раньше, кто позже, но будем все. Что ты хочешь?
– Дозволь… идти с вами.
Мрак спросил настороженно:
– Но кто ты?
– Я… был величайшим колдуном Куявии, Артании и даже Славии. Так я полагал. Однажды я, отправляясь в дальнее странствие, велел слуге присматривать за домом и моим телом. Если я вдруг не вернусь, то он должен через неделю сжечь мое тело, а в капище принести дары Роду. Я отправился в путь, побывал в дальних странах и высших сферах, а тело мое недвижимо покоилось в доме. Но на шестой день слуге сообщили, что его родители при смерти. Могут умереть, его не повидав. И тогда он сжег мое тело и успел к своим родителям до кончины.
– Хорошего сына воспитали, – заметил Мрак.
– Да, но я, когда вернулся, не нашел своего тела!
– Гм… Вселись в другое, – посоветовал Мрак. – Отыщи какого-нибудь дурня. Их видно издали, у них слюни текут. Или преступника. Ты, надеюсь, не вор, не душегуб?
Голос сказал печально:
– Так поступать нехорошо. Каждый имеет право на жизнь.
– Ну-ну. Это еще как сказать… А с нами пошто восхотел?
Голос ответил серьезно, и на Мрака снова пахнуло холодом могилы:
– Вы все умрете. Скоро. И тогда я смогу вселиться в любое из ваших тел.
Мрак зябко поежился. Внутри стало тяжело и холодно, словно внутренности превратились в глыбу льда. Дрогнувшим голосом предложил:
– Может… тебе лучше вселиться в того, кого мы успеем зарубить? Я для тебя зарублю парня покрепче и покрасивше.
Голос произнес тихо:
– Нет. Так я не могу.
– А я не хочу, – возразил Мрак, – чтобы в моем теле кто-то жил, копался, двигал моими руками.
– Мрак, – сказал голос, – ты не понимаешь… Никто из вас не уйдет живым. И я, даже если войду в твое тело, тоже паду убитым.
Мрак спросил озадаченно:
– Тогда на кой тебе это все? Летай себе, глазами лупай. Это ж тебе счастье выпало! Никто морду не набьет, в грязи не вываляет, за ночлег не платишь. Если ты сейчас – душа, а волхвы говорят, что душа бессмертна…
– Да, но ничто не остается неизменным. Сейчас моя душа еще чиста… почти. И я еще могу войти в тцарство блаженства. Но ежели я буду видеть зло, а я его вижу, и не вмешиваться, то тем самым я становлюсь его соучастником. Понимаешь?
Мрак покачал головой:
– Что-то мудрено. Для меня. Я человек простой и даже очень простой. Но ежели тебе надобно для спасения души… раз тело уже пропутешествовало… идти с нами, то давай, чего там. Кормить тебя не надо, на коне места не требуешь. Порхай себе следом, аки… ну, тебе виднее.
И он снова углубился в свои думы, нимало не дивясь странностям, что встречаются на его последнем пути.
Глава 44
Мрак, углубленный в свои думы, едва ли замечал коня под собой. Гонта и Ховрах затеяли сложный спор, правда ли, что в Хольше у кого чуб больше, тот и пан. Лишь Кречет счастливо бдил, берег, охранял, и он первый насторожился, когда слева за пару верст появилось желтое облачко пыли.
Некоторое время наблюдал, затем подъехал к троим гостям тцаря Додона:
– Кто-то прет в том же направлении.
– Ну и что? – удивился Ховрах.
– А то, – сказал Кречет многозначительно, – что дороги впереди сходятся.
Пыльное облачко придвигалось, разрасталось. Наконец зоркие глаза Мрака различили скачущего
