всадника. Тот был в доспехе, даже шлем не снял, несмотря на жару. Так и блестит с головы до ног в ратном металле, аж глаза слепит на солнце.
Конь несся споро, словно не чувствовал седока. Но что насторожило и обеспокоило Мрака, так это тяжелая булава в руке всадника. Он на полном скаку бросал ее высоко в небо, мчался дальше, а потом выбрасывал руку в сторону, подхватывал на лету и снова почти без размаху зашвыривал грозное оружие высоко в небеса.
Гонта тоже рассмотрел, пробормотал:
– Ловок… Ловок, ничего не скажешь!
Кречет, поправив меч, добавил:
– И очень силен.
Мрак и сам видел, что такую булаву даже поднять непросто, а всадник зашвыривает в небеса с легкостью. Но что-то настораживало.
– Не понимаю, – сказал он наконец. – Как бы сила ни играла, но вот чтоб так, без цели и смысла, швырять в небо, будто гусей бьет… Хотя никаких гусей там нет. Даже уток не видать… Да и доспехи по такой жаре!
Всадник их заметил, булаву убрал, а коня послал наперерез. Мрак уже видел впереди развилку, где дороги сходились. Дальше тянулась одна широкая. Как он помнил, до самого стольного града.
Кречет придержал своих людей. Их было сорок, но незнакомец выглядел полным грозной силы, а Кречет был не из тех воевод, кто зазря потеряет хоть одного человека.
Всадник издали вскинул правую руку в приветствии:
– Здоровья и счастья добрым людям!
Голос был звонкий и чистый, почти девичий. Мрак пустил коня навстречу, ему все стало ясно, а за ним поехали остальные.
Всадник остановил коня шагах в пяти, без нужды поднял его на дыбки. Был он молод, румян, на подбородке пробивался детский пушок. Длинные золотые кудри падали на плечи, глаза были голубые, а ресницы выросли длинными и загнутыми, как у девицы. Он и был похож на красну девицу, только Мрак еще не встречал девицу с себя ростом, да и руки юного молодца были толстые, как у Гонты.
– Куда путь держишь? – спросил Мрак.
– В Куяву, – ответил юноша радостно. – Меня мама послала.
– Не рано ли? – спросил Мрак. – На таком большом коне…
– Мне уже четырнадцать лет, – ответил юноша гордо. Поправился: – Весной будет…
Теперь уже всем было ясно, и почему бахвалился сам перед собой, швыряя в небо настоящую булаву, и почему не вылезает, несмотря на жару, из настоящих боевых доспехов, кои носят только взрослые.
А он быстро их оглядел, спросил с детским любопытством:
– А вы кто будете?
Гонта кивнул на Мрака:
– Это вон тот, кто тцаря спас из полона. А мы – его спутники. Приглашены на пир к тцарю.
У мальчишки загорелись глаза восторгом. На Мрака взглянул с любовью и обожанием:
– Я слышал! Мы все слышали! Можно, я поеду до Куявы с вами? Еще два дня пути… Я буду вам коней сторожить, костер разводить.
Мрак засмеялся, мальчишка нравился:
– Да ты вроде больно благородных кровей! Вон у тебя доспех какой. Стадо коров и табун коней отдать – и то не возьмут. Одна попона на твоем коне – целое богатство!
Витязь-ребенок сказал просительно:
– Да, моя мама… Но я приучен к любой работе! Не гнушаюсь. Настоящий воин должен делать все. А для Мрака и его друзей и вовсе не зазорно, а любо и радостно. Я и Хрюндю покормлю, только скажите, что она ест.
– Ого, даже знаешь, как ее зовут? – удивился Мрак. – Как тебя кличут, богатырь?
– Любоцвет, – ответил мальчишка нехотя. Он покраснел, краска смущения залила щеки, лоб, опустилась на шею. – Мама так захотела… Разве это имя для воина?
Под серебристым светом луны вдали проступала Лысая Гора. То был холм, высокий, но округлый, с блестящей под луной и звездами вершиной, за тысячи лет сглаженной ветрами и ливнями. Издали он походил на выпуклый щит, где вместо блях и бронзовых заклепок блестели глыбы, отбеленные временем. То врозь, то кучами, они были развалинами древних храмов, ибо храм новому богу непременно строили на самых высоких горах или хотя бы холмах, всякий раз разрушая старые капища.
Из земли торчали глыбы. Мрак различил странные знаки, еще не стертые дождями. Глыбы, изъеденные временем, смотрели вслед угрожающе. На некоторых сидели совы, желтые глаза неотрывно следили за проезжающими всадниками. Доносились странные заунывные звуки.
Внезапно налетел ветер. На конях вздыбил гривы, люди ухватились за шапки, а на зловещий свист ветра из холма ответили странные заунывные голоса. Сперва тихие, потом путники различили отдаленный хохот, детский плач, женские стоны, крики караемых. Луна скрылась за темное облако, а в наступившей тьме за камнями задвигались неясные, но зловещие тени. К людям потянулись крючковатые лапы.
Мелькнули и стали приближаться желтые огоньки. То ли волчьи глаза, то ли блуждающие огоньки, что сбивают путников с пути, уводят в пропасти, в болота, ловчие ямы. Донесся низкий глухой звук, словно в ночи лопнула гигантская тетива, а следом освобожденно зашуршали лапы огромного зверя. Люди вздрогнули, прогремел рык, за ним прозвучал низкий тоскливый вой, в котором было мало звериного, словно выла сама ночь, вырвавшаяся из преисподней.
– Навьи, – сказал кто-то.
Следом за спиной Мрака раздался самодовольный голос Ховраха:
– Дурень ты. Какие же это навьи? Навьи только клювом щелкают.
– Гм… А что ж там окромя мертвяков?
– Нежить, – объяснил Ховрах поблажливо. – Ни себе, ни людям. Их закопали без крады, вот и пакостят, злобятся на всех.
– Да уж, – пробормотал третий голос, явно молодого воина, – но как же краду, если в живых остается двое-трое, а все поле усеяно трупами? Надо бы как-то снисхождение иметь…
– Да боги рази понимают? Им свое отдай. А как – не их дело. И слушать не хотят про временные трудности.
К досаде Мрака и тихой радости остальных, луна наконец уползла за тучу. А та нагло разрасталась, глотая звезды, и надежды, что луна выберется до утра, не осталось. А в полной тьме ехать – себе на погибель.
Костер сделали скудный, во тьме собирать ветки трудно, наскоро поужинали и тут же улеглись, обошлись даже без обычных ленивых разговоров у костра.
На рассвете, когда люди поднимались, продрогшие от утреннего холода, Мрак обратил внимание на очень серьезный вид Ховраха. Был тот задумчив, а когда все выехали на дорогу, объяснил торжественно:
– Было мне видение… Поднялась из глубин земли огромная фигура в белом. Седые волосы лежат на плечах, глаза блещут как звезды, а на челе его высоком печать великой мудрости и знания. Посмотрел так скорбно на меня и рек: «Ховрах, ты едешь в логово зверя. Там все смердит, как
