сиди теперь здесь, ешь улиток да пиявок, якшайся не пойми с…
– Не очень-то и хотелось, – ответил ему лягушк, а потом представился: – Сэр Саймон. Блистательный. А он просто Енсенуан.
– Доктор Енсенуан, – хлопнул крыльями лебедь. – Ну… почти доктор. Кандидат.
И тут Вероника снова догадалась:
– Так это ты пропал! – ткнула она пальцем в сэра Саймона. – И про тебя сплетничают в городе! Ты влюбился в принцессу и…
– Так ты влюбился в принцессу? А мне сказал, что героически дрался! – Лебедь довольно, скрипуче загоготал. Вероника явно сделала что-то не то; ей стало стыдно, и она сказала, видя, что лягушк совсем приуныл:
– А что мешает влюбиться и драться одновременно?
И тут сэр Саймон тихо, совсем тихо сказал:
– Ах, если бы только я мог ее спасти. Если бы только… она бы меня поцеловала, и я бы, может, стал обратно человеком, и я бы…
– А если кто-нибудь поцелует меня, я тоже стану человеком и смогу дописать диссертацию? – спросил с интересом лебедь.
– Она и тебя поцелует, она такая добрая! – щедро уверил его сэр Саймон.
– Так что же ты сразу не сказал? – заволновался лебедь, забил по воде крыльями. – Летим спасать твою лягушку!
– Мою принцессу! – поправил его лягушк, цепляясь за перья.
Оба приятеля пришли в такое страшное беспокойство, что напрочь забыли про Веронику. Лебедь уже начал подниматься на крыло, когда девочка пришла в себя, поняла, что кое-что придумала, и закричала:
– Меня с собой возьмите! Я легкая! Правда, легкая!
Лебедь соображал быстро – не зря же ученый. Он просто поддел Веронику крылом так, что она упала ему на спину и вцепилась в шею. Она едва не раздавила маленького сэра Саймона. Квакая, он сердито полез ей за пазуху и устроился там. Бр-р-р! Вероника чуть не свалилась. Но ей слишком хотелось попасть в приключение, чтобы вот так глупо и быстро из него выпасть.
Лебедь полетел. Быстро-быстро он поднимался над синим озером в синее небо, стараясь успеть до того, как начнется плановый дождь. И он успел. И встретился ему на пути Космический Ветер, который тут же подхватил путешественников и понес. Быстрее и быстрее, мимо мерцающих светил, по Белой Долине. Пролетали они и мимо меня, так, что с меня упала шляпа, – с тех времен я и ношу ее на ленточках под подбородком.
На самом деле ни доктор Енсенуан, ни Ветер не знали, куда лететь. Эта история могла бы кончиться прямо здесь, став хорошим уроком всем мальчикам и девочкам, лебедям и лягушкам, отправляющимся путешествовать без компаса. Но так не случилось.
Ветер заскучал и бросил их. Лебедь полетел дальше через сине-черную пустоту, и от его крыльев так искрило, что зажигались новые звезды. Доктор Енсенуан устал, ведь волшебником он был тихим и кабинетным, бегать не любил, а уж летать…
– Домой хочу, девочка. К лягушкам… к пиявкам… – Разве что язык не вывалил.
Но сэр Саймон был бодр. Он прыгнул лебедю на макушку и стал его подбадривать:
– Ну же. Ну давай же. Не зря же мы с тобой выбрались. Не зря же принцесса ждет. Вот выведем ее из леса и…
– А знаешь ты, сколько в мире лесов, дурень? – проворчал доктор Енсенуан. – Вот мой знакомый делал об этом доклад, и их двести тридцать миллиардов триста миллионов семьсот семьдесят восемь… – Лебедь только крылом махнул и добавил: – А сто тысяч из них – Хрустальные. По статистике.
– Но принцесса-то у меня одна, без всякой там ста… стот…
Сэр Саймон сказал это тихо, приложил лапку к груди и еще тише зашептал:
– Мое сердце. О мое бедное влюбленное сердце… Направо, друг мой, направо. И осталось нам девять планет.
Доктор Енсенуан даже шею попытался на него вывернуть.
– По какой формуле ты посчитал это?
Сэр Саймон молчал. Вероника взяла его в ладошки, почувствовала, как колотится крошечное лягушачье сердечко, и сказала:
– Я тебе потом покажу. Лети… – Она поправилась: – Летите, доктор!
И доктор Енсенуан полетел.
Он летел не очень долго, может, потому что очень быстро. Планеты: огненная, три конфетные, ракушечная и какая-то покрытая шатрами – оставались позади. Потом осталась булатная, потом водяная и наконец…
– Мы здесь! Мы прибыли!
Маленькая планетка, на которую спускался усталый лебедь, была покрыта густым черным лесом. В сумраке листвы и иголок переливались радугой хрустальные стволы.
Путешественники спустились к узенькой речке. Лебедь поймал несколько рыбок, но Вероника отказалась есть их сырыми, а разводить костер было страшно, да и нечем. Так что профессор с рыцарем поужинали вдвоем, урча от удовольствия. Вероника только сорвала себе немного черники, пожевала ее и уснула голодной. К тому же было холодно, пусть лебедь и укрыл ее пушистым крылом. И сыро: трава оказалась росистой. А в чаще, которая начиналась в паре шагов, ухали птицы, подвывали звери. Вероника подумала (не в первый раз), что как-то это неудобно – приключения. И что если она простудится, никто не даст ей грелку и малиновый чай. А мама, наверное, тревожится.
Проснувшись утром, Вероника увидела перо. Простое, черное, оно плыло по воде, но зачем-то девочка его поймала. Длинное-длинное перышко, такое красивое, что…
– Как в моем хвосте!
Это проснулся профессор. Сэр Саймон тоже проснулся. И они отправились в путь.
Вообще-то пути особо не было, только влюбленное сердце сэра Саймона: он прыгал впереди, легко перебираясь через кочки и кустарник. Лес был дремучий, неприветливый. Он цеплял ветками Вероникины волосы и одежду. Вероника то и дело вздыхала, у нее даже наворачивались на глаза слезы.
«Хочу домой, – думала она, отмахиваясь от комаров. – Домой. Мне-то зачем эта дурацкая принцесса?» Но потом она вспомнила, как колотилось под ее руками маленькое сердце сэра Саймона. И подумала о том, как грустно и одиноко принцессе блуждать среди деревьев. Что, если принцесса день за днем ест только чернику, а то и сырую рыбу?! А ведь принцессы не такие выносливые, как простые маленькие девочки. Принцессам, чтобы жить, нужны пирожные и фрукты… и подушки… и принцы…
Вероника прибавила шагу. Она даже не заметила, что краешек пера, которое она зачем-то вставила в свои волосы, побелел.
Снова наступила ночь. И не было по пути никакой принцессы, и даже реки, чтобы напиться. Трое попытались сложить костер, но все отсырело, сухих веточек оказалось не найти.
