— Пошел ты…
— Ясно. Ты на все вопросы будешь так отвечать?
— Пошел ты…
Суб–лейтенант пожал плечами и жестом подозвал мпулуанских солдат.
— Этого забрать. Но сначала поднимите ему морду и подержите, мне для протокола надо… (он дождался, пока распоряжение выполнят и щелкнул фото–камерой хэндхолда) … Все, теперь забирайте.
Мпулуанские солдаты имели свое представления о транспортировке задержанных: они считали, что следует тащить их за ноги, предворительно оглушив несколькими ударами тяжелых ботинок по голове. Капитан Виго Рэдо проследил за этой процедурой из окна.
— Куда тащат этого парня? — несколько обеспокоенно спросил Шарль Фонтейн.
— На другую сторону здания, вон туда, — капитан махнул рукой, показав направление, а затем что–то потыкал на клавиатуре своего ноутбука.
Раздался душераздирающий крик невыносимого ужаса и боли.
— Боже, — прошептал Хартли, — что это.
— Синтезатор, — пояснил капитан, — Новая научно–психологическая разработка. Не так просто создать крик пытаемого, максимально–эффективно действующий на слушателя.
Крик оборвался. Тино Кабреро зевнул еще раз и подошел к следующему задержанному, гражданскому с европейской внешностью.
— Имя?
— Э… А что с нами будет?
— Правило №1, — равнодушно сказал суб–лейтенант, — вопросы задаю я. Правило №2: на мои вопросы надо отвечать быстро и честно. Правило №3: за нарушение правил…
Он оборвал фразу, он выразительно показал пальцем в туда, куда утащили командира сарджайских военных.
— Э… — сказал задержанный, — … Людвиг Додер.
— Гражданство?
— Австрия.
— Возраст, полных лет?
— Двадцать девять.
— Профессия и место работы?
— Медицинский техник. Госпиталь святой Агаты, город Линц.
— Ответ не честный, — констатировал суб–лейтенант, — Ты нарушил правило №2 пункт 2.
— Забирать? — деловито спросил один из мпулуанцев.
Суб–лейтенант молча кивнул.
— Подождите! – закричал Людвиг, — Я вам не вру, клянуь богом! Я из госпиталя святой Агаты в Линце, я скажу телефон, там подтвердят, что я в командировке.
— Подождите, ребята, — Тино жестом остановил солдат, — Ты сказал: в командировке?
— Да, герр офицер. В Сарджа, в королевской клинике трансплантологии…
— Заткнись! – прикрикнул один из задержанных военных.
— Гм, — задумчиво произнес суб–лейтенант, поворачиваясь к сарджайцу, — А почему это честный парень Людвиг должен заткнуться?
— Пошел ты…
— Неинформативно, — сказал Тино и повернулся к мпулуанскому унтеру, — Рупта, возьми этого урода и отведи к нашему доброму доктору, чтобы тот сделал его сговорчивым.
— Ты за это ответишь, — процедил сквозь зубы другой сарджаец, — у нас длинные руки.
— Этого тоже, — добавил суб–лейтенант, дождался пока обоих утащат и переключился на австрийца, — Значит, тебя послали в клинику трансплантологии, в Сарджа, а ты зачем–то полетел в Шонаока. Как это получилось?
— Офицер, я могу объяснить более доходчиво, — вмешался еще один задержанный. Как и Людвиг, это был европеец, но несколько постарше.
— Гм, — снова произнес Тино, — А почему это ты считаешь, что твое объяснение лучше?
— Потому, — ответил тот, — что я — Маркус Рогеман из штаба Международной Федерации Обществ Красного Креста и Красного Полумесяца в Женеве.
— О–ля–ля… Это становится интересным. Пожалуй, я хочу получить обе версии… Нгели, займись, пожалуйста, честным парнем Людвигом. Дай ему ручку, бумагу. Пусть пишет подробно, все, что знает. А я поговорю с Маркусом из красного креста с полумесяцем. Оттащите его вон к тому дереву, в тень. Бить пока не надо.
Суб–лейтенант подошел к упомянутому дереву через пять минут, держа в одной руке кружку с горячим какао, а в другой – дымящуюся сигару.
— Ну, Маркус, я тебя внимательно слушаю.
— Мне сложно разговаривать со связанными руками, — ответил тот.
— Это твои проблемы. Я жду объяснений 10 секунд, а потом – сам понимаешь.
— В самолете, — сказал Маркус, — скоропортящийся груз на 50 миллионов долларов. Если мы договоримся, то 25 миллионов – твои. Это хорошие деньги, офицер.
— Почему не все пятьдесят? – насмешливо поинтересовался Тино Кабреро.
— Я не шучу, — заметил представитель Красного Креста.
— Я тоже, — ответил Тино, — один «Фалькон» стоит под 40 миллионов. Еще 50, по твоим словам, стоит груз, но я думаю: ты занизил цену раза в три. 40 плюс 150, выходит 190. Округлим эту сумму до 200 миллионов. Вот цена вопроса, от которой можно плясать.
Маркус нервно облизнул губы.
— Это слишком большая сумма, офицер.
— Смотря для кого, — заметил суб–лейтенант, — Старые развалины, которым ты вез этот ливер, очень дорого ценят свои вонючие жизни, не так ли?
Представитель Красного Креста задумался, а потом кивнул.
— Если самолет вылетит в течение часа, то ты сможешь получить двести.
— И деньги доставят за час? — поинтересовался Тино, отхлебывая какао из своей кружки.
— Тебе дадут достаточные гарантии.
— Не смеши меня, ладно? – Тино затянулся сигарой и выпустил дым в лицо собеседнику, так что тот закашлялся, — Такие вещи не делаются в кредит, ты понял?
— Дай мне телефон, и я попробую договориться, — предложил Маркус.
— Телефон, — повторил суб–лейтенант, — и кому ты собираешься звонить?
— Осману Хакиму, министру экономики эмирата Сарджа, Карлу Рутуотеру, директору Африканского отдела Фонда Красного Креста и доверенному банкиру в Цюрих. Он объяснит тебе, как ты получишь свои 200 миллионов.
Тино покачал головой.
— Не мне. Я работаю на серьезных людей, и они решают, чему быть, а чему не быть. Я спрошу, будут ли они слуштать твою песню. Если они найдут для тебя время, и ты их убедишь, то тебе повезло. А пока, ты, твои приятели и твой груз – это просто сраное говно, прилипшее к хорошему самолету, который легко можно продать за наличные.
…
65 — МОРАЛЬ и ЭРОТИКА. Встреча в коммунизме.
Дата/Время: 18 сентября 22 года Хартии. Место: Южно–Китайское море – Индийский океан. Борт крейсера «Наутилус» ВМФ КНР.
Мичман поставил на столик поднос с большим чайником и чашками, встал по стойке «смирно», дождался кивка кавторанга Таоче, козырнул, четко развернулся через левое плечо и вышел, тихо прикрыв за собой дверь гостевой каюты. Собственно, это была не одна каюта, а маленькие аппартаменты (спальня на 4 персоны, санблок и гостиная).
— Я знаю, что в Меганезии предпочитают этот напиток, — сообщил Таоче, аккуратно разливая какао по чашкам, — Именно поэтому я предлагал нам поужинать отдельно от экипажа. У нас, как вы видите, в ходу больше чай. И, конечно, кофе для вахтенных.
— Нельзя отдельно, уважаемый Таоче, — ответил Керк, — Я вам объяснял, Paruu–i–hoe говорит: «На корабле все едят из одного котла, кроме тех, кто болен или ранен».
— Я думал, что этот древний обычай в ходу только у аборигенов Океании, — заметил лейтенант Линси, замполит роты спецназа, — Среди вас, вроде бы, нет аборигенов.
— Мы не утафоа, но мы канаки, — пояснил ему Рон, — принципы Tiki общие для всех.
— А мы соблюдаем за компанию, — добавила Фрис, — Кстати, на шведском флоте тоже считается неправильным кормить кого–то отдельно. Неэтично, понимаете?
— Гм, — сказал Хуо, комиссар авиаотряда, — а я думал, у вас классовая дискриминация.
— Швеция это почти социалистическая страна, — поправил его Таоче.
— А–а, — значительно произнес китайский летчик, — Тогда извините. Я просто не знал.
— Как вам понравилась экскурсия по крейсеру? – спросил кавторанг, тактично меняя предмет разговора.
Керк улыбнулся и изобразил руками мощный гребок в стиле брасс.
— Exellenter! Nehenehe! Очень интересный warvessel. По–моему, это самая крупная летающая машина в истории. Я имею в виду, если не считать дирижабли.
— Совершенно верно, товарищ Керк, — с удовольствием согласился Таоче, — разумеется, движение на динамической воздушной подушке на высоте нескольких метров не есть полет в полном смысле слова, но… А какие вы видите минусы?
— Цена, — коротко ответил Рон, — Это единственный критический дефект «Наутилуса».
— Около 800 миллионов долларов, если я не ошибаюсь, — добавил Олаф.
— Ваши небольшие корветы класса «Visby–Polar» тоже не дешевы, — заметил Линси.
— Примерно по 150 миллионов, — ответил швед, — Это хорошие корабли, но все равно, я считаю их строительство ошибкой. Этим деньгам можно найти лучшее применение.
— Вы имеете в виду, социальное развитие? – уточнил Таоче.
— Да. Социальное, научное, техническое…
— А как бы вы это защищали? – осведомился Хуо, — Кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую. Так, кажется, говорил Клаузевиц.
