— Спина, да? — недобро сощурился Оноки. — После нашей последней встречи не очень хорошо. Хотя я уж думал, что совсем без ног останусь, однако же ирьенины у нас способные. Внучка Хаширамы, конечно, вне конкуренции, раз уж ты на своих ногах сюда явился, но и наши медики хороши.
— Твоя Стихия Пыли весьма неприятная штука, — крепко сжав зубами трубку, изобразил улыбку Хирузен, — но не ей одной знаменит Оноки Обеих Чаш Весов. Заключать с тобою мир… Да уж, это ведь уже не в первый раз, когда мы заключаем перемирие. Это дело приятное, конечно, но, может, пора уж и честь знать? Хотя… Я говорю о чести с Оноки. Наверное, это старость. Насколько я знаю, ни одну договоренность Камень не выполнил.
— И как много ты знаешь? — пропустив мимо ушей едва скрытые издевки, полюбопытствовал Оноки.
— Что знаю? — Сарутоби пригладил короткую бороду, в которой все больше становилось белых волос. — Из недавнего — это предательство Кири. Как только они стали не нужны, ты так легко вонзил им кунай в спину. А из более старого… Разве в Санро вы с Третьим Райкаге не договаривались о мире?
К сожалению, сам Хирузен многого не знал об озвученных им самим событиях. О том, что там обсуждали его ученик с двумя Каге, удалось выяснить лишь в общих чертах, но это уже и неважно. Гораздо интереснее, что произошло между Ивой и Кири, что они экстренно развели свои отряды и вступили несколько раз в бой. Учитывая, что одержали победы по результатам тех стычек в основном шиноби Камня, то, похоже, к разрыву союза Оноки был готов. Было бы неплохо, если бы он сам немного пролил свет на происходящее, но Третий Цучикаге не из тех, кого легко поймать на крючок всего лишь парой фраз.
— А, с Кири произошло досадное недоразумение, — отмахнулся Оноки, не став вдаваться в подробности интересующих Хирузена событий, но зато не пожалел слов, чтобы вспомнить о том, что уже давно потеряло актуальность: — А в Санро я лишь обещал не подводить своих шиноби к границе Страны Звука. И разве я свое обещание не сдержал? Твой ученик тот еще змей, Сарутоби. Пока жив он, мне даже неловко носить свое прозвище. Вот уж у кого всегда в запасе есть несколько возможностей, так это у Орочимару.
Навалившись на отполированные белые перила, Оноки довольно рассмеялся.
— Может, я бы и хотел проверить, насколько вкусны рисовые пирожки в Отомуре, — продолжил он, — но Белый Змей, оказывается, успел спеться с Кумо, хотя всего годом ранее они с Третьим Эем были почти на ножах. Да и ты… Вот уж с кем я не знаю, как заключать договоры, если ты то объявляешь своего ученика нукенином, то он свободно разгуливает по Конохе, и вы заключаете с ним союз. Как с такими людьми иметь дела?
— Орочимару умеет быть убедительным, — пожал плечами Хирузен, предпочтя не вдаваться в подробности. — И пусть он оступился, но почему мы не можем объединиться и действовать сообща в будущем? Когда-то наши сердца были едины и бились в такт, не думаешь же ты, что я настолько плох, как учитель, что мой ученик мог бы забыть об этом.
— Эта фраза про сердца, — неторопливо сняв с начинающей лысеть макушки широкую шляпу Цучикаге и отряхнув ее от невидимой пыли, произнес Оноки. — Я уже слышал что-то похожее. Кажется, мой учитель, вкладывал ее в уста Хаширамы, да? Ха! Все же здорово, что Орочимару никогда не станет Хокаге, Сарутоби. С тобой в разы проще!
Самодовольно рассмеявшись, Цучикаге вновь нацепил свою шляпу и уверенной походкой скрылся в распахнутых дверях поместья. Хирузен проводил его внимательным взглядом, не став пытаться оставить последнее слово за собой. Несмотря на громкие слова Оноки и несмотря на те эмоции, которые он хотел показать, Сарутоби чувствовал, что Орочимару все же как-то сумел задеть Третьего Цучикаге, заставить его осторожничать со Звуком.
Оноки тверд, словно камень, заставить его опасаться себя — занятие, которое не под силу почти никому. Но что могло его смутить? Скорее всего, Хирузен догадывался, что это было. Потому что собственный ученик часто сбивал с толку своего учителя. Он казался простым шиноби в Конохе… Настолько простым, насколько может быть таковым гений, конечно. Может, сам Сарутоби был ослеплен способностями ученика и просто не видел то, что видел Данзо. Шимура с самого начала был подозрителен к Рюсею, а тот отвечал ему взаимностью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Было ли тому причиной что-то видимое Орочимару в будущем? Насколько оно вообще ему открыто? И не это ли заставляет Оноки сдерживаться?
Предсказания Рюсея большинство людей, если вообще что-то об этом знало, считало простыми байками. Кто-то принимал их за спутанные видения, которые иногда выдавали сеннины. Но Хирузен знал, что они бывают слишком точны. Хиаши уверен, что они спасли его брата в прошлом году. Сам Орочимару никогда не говорит об этой своей способности. Ученик оказался слишком скрытен, это само по себе мешает его понять. А его знание будущего только усугубляет сложность постижения смысла многих решений Рюсея. Когда он поступает, что-то зная наперед? Когда лишь действует по наитию? Этого Хирузен не знал, но был уверен, что это могло бы объяснить многое.
— Какой смысл Орочимару становиться Тенью Огня, если он уже тень Страны Огня, — донеслось до ушей Хирузена недовольное бормотание.
— Харуно, — вынув трубку изо рта, неодобрительно обратился к спутнику Сарутоби, — не распространяй чужих заблуждений.
— Да какие уж тут заблуждения, Хокаге-сама? — уныло произнес Кизаши. — Это уже реальность, и не важно, правда в слухах есть или ее нет. Никому уже нет дела до того, что там покойный дайме планировал со Страной Звука делать на самом деле. Теперь известно только, что он едва ли не предавал свою страну.
— Предательство — сильно сказано, это дайме просто ни к чему, — добавил от себя Сакумо, — но для Конохи его планы могли быть нежелательны.
— Хватит, — более резко, чем хотел, приказал Сарутоби, недовольно посверлив взглядом трубку в руках. — Слухам верить — себя не уважать. Вы оба должны понимать их источник и причины появления. Наследники Мадоки Каго пытаются перетянуть на свою сторону поддержку шиноби и двор, поэтому выливают сейчас друг на друга помои. Что там в планах у власть имущих на самом деле, я разберусь после Ивы. Пока есть иные задачи.
— Ага, — мрачно поддакнул Кизаши, — например, не вляпаться в неприятности. С нашей стороны договор о перемирии будет заключен левым советником от лица регента. Дайме-то до сих пор нет. Как бы чего не сорвалось из-за этого.
— Не сорвется. Иве это перемирие нужно больше нашего, — уверенно произнес Хокаге.
Еще раз посмотрев на все еще тлеющую трубку в руках, Хирузен раздосадованно выбил табак из нее в небольшую лужу возле колодца. Слуги торопились напоить волов и разлили воду. На их суету Сарутоби внимания не обращал, но вот вызванные досужими слухами тревоги собственных шиноби досаждали.
— Идем. Покончим, наконец, с этим делом, — приказал Сарутоби, решительно шагнув ко входу в поместье.
Следующие полчаса пришлось потерпеть пустопорожнюю болтовню чиновников и советников, а также очередные язвительные высказывания Цучикаге. Этот старик не менялся, и что всякий прошлый раз, что сейчас старательно выводил из себя собеседников. Сам Хирузен к подобной манере Оноки вести переговоры был привычен, но других приходилось иногда осаживать. Давать волю эмоциям при заключении каких-либо договоров с Третьим Цучикаге было нельзя. Как когда-то правильно заметил Орочимару, и чьи слова тогда пришлись по душе Хирузену: если ты ненавидишь — ты уже побежден. Оноки умел выбивать землю из-под ног оппонента и пользоваться его растерянностью для своей победы. Это было верно как в реальных боях, так и в словесных.
— Наконец-то, — ворчливо произнес Оноки, когда на свитках мирного договора были поставлены печати, и один из экземпляров оказался в руках чиновника Страны Земли, — все соки из меня выпили, зануды упертые.
В ответ Цучикаге был одарен мрачным взглядом Сакумо. И без того кислое выражение лица Кизаши скривилось еще больше, а левый советник не удержался от откровенных ругательств.
