В одну из ночей в начале июня Хенриксен собрался пойти к метеорологической будке на льду, чтобы отсчитать показания приборов. Он был настолько осторожен, что, прежде чем во имя науки отправиться в путь, поднялся на капитанский мостик взглянуть, «чист ли фарватер». Ничего подозрительного Хенриксен не заметил. Только подойдя к обсервационному домику, он внезапно услышал почти рядом какое-то фырканье и увидал, что у порога стоит, уставясь на него, медведь. Естественно, что Хенриксен, совершенно безоружный, почувствовал себя при этой неожиданной встрече не особенно хорошо. Он поразмыслил минутку – ретироваться ли ему с достоинством или же улепетывать во всю прыть. И он и медведь находились от корабля на одинаковом расстоянии, и если гость замышлял недоброе, то самое лучшее, пожалуй, было удирать от него поскорее, пока он не успел приблизиться. Убегая во всю мочь, Хенриксен вовсе не был, однако, уверен, что зверь не преследует его по пятам, и отдышался только, когда оказался на судне и схватил ружье, стоявшее наготове на палубе. Но прежде чем он снова спустился на лед, собаки почуяли медведя и моментально бросились на него. Медведь сначала прыгнул на крышу обсервационного домика – собаки за ним, он опять вниз, и притом настолько быстро, что Хенриксен не успел выстрелить. Медведь взял курс к ближайшей полынье и ускользнул и от собак, и от охотника. Гарм в охотничьем азарте прыгнул на льдины, плывшие среди густой каши в полынье, но обратно перепрыгнуть не решался и, сидя на льдине, скулил. Я услыхал вой и вскоре высмотрел пса из бочки; мы немедленно отправились вместе со Скотт-Хансеном к полынье и переправили беднягу обратно на твердый лед.
Несколько дней спустя нас в 10 ч утра разбудил крик Нурдала: «Медведи!» Все с ружьями выбежали на палубу. Однако собаки опередили нас и успели обратить медведей в бегство. Мугста заметил из бочки, что собаки, пустившись вплавь, задержали зверей около большой полыньи, и пришел сообщить об этом мне. Ничего не оставалось делать, как отправиться вдогонку. Путь был хорош, и мы быстро двигались вперед, но так как бежали наперерез ветру, то много времени прошло, прежде чем услыхали лай собак и могли ориентироваться по звукам. Наконец, за маленьким торосом мы заметили одну из собак, потом еще нескольких, а потом обоих медведей. Они сидели на льдине посреди полыньи, прислонясь спиной к большой глыбе. Две собаки прыгнули на льдину, остальные стояли настороже вокруг полыньи. Собаки выполняли свою задачу превосходно; они так хорошо отвлекали внимание медведей, что не составило труда подойти к ним на достаточно близкое расстояние и выпустить в каждого по заряду.
Оба упали тут же, не сходя с места, но слегка еще шевелились и на всякий случай пришлось выстрелить по ним еще раз.
Да, медведи были убиты, но подобраться к ним оказалось не так-то просто. Только обойдя вокруг полыньи, удалось добраться до льдины с той стороны, где расстояние от твердого льда до нее было меньше и где, кроме того, образовался своеобразный мост из мелких льдин. Чтобы подцепить «дичь» и отбуксировать туши на твердый лед, накинули медведям на морды олений аркан. По воде подтащили их к кромке льда, там подвели под них небольшие льдины и общими усилиями вытянули затем на лед. На обратном пути встретились пятеро товарищей с двумя нартами и собачьей запряжкой. По пальбе они поняли, что «кладь» будет. Нарты связали вместе, взвалили на каждые по медведю, впрягли девятерых псов, и нарты с сидящим верхом на каждом медведе погонщиком понеслись с такой быстротой, что остальным пришлось бежать бегом, чтобы не отстать.
В ночь летнего солнцестояния нас опять посетило два медведя. Нурдал увидал их в 12-м часу, когда шел к обсервационному домику; бегом он пустился к судну и сообщил тем, кто еще не улегся спать. Но лишь только люди ринулись на лед, медведи почуяли их и исчезли.
Три дня спустя в полдень к судну подбежала рысцой медведица с маленьким медвежонком. Мы поджарили немного сала, чтобы подманить их поближе, но медведица была очень осторожна, и прошло немало времени, пока она подошла на расстояние 200–300 м. Тут штурман не удержался и выстрелил, вслед за ним начали стрелять остальные; медведица, сделав несколько шагов, свалилась. Между нею и судном тянулась широкая полынья. Несколько человек, взяв плот, направилось к тому месту, где она лежала. Бедный прехорошенький малыш, с почти белой шкурой и темной мордочкой, был ростом не больше нашей самой маленькой собаки. Когда к нему подошли, он уселся на тушу матери и сидел совсем смирно, не выказывая ни малейшего беспокойства и намереваясь, по-видимому, мирно отнестись к событиям. Хенриксен накинул ему на шею ремень, и когда мы поволокли медведицу, малыш охотно последовал за нами; при буксировке через полынью он уселся к ней на спину. Но по прибытии на судно, когда его захотели отделить от матери и перевести на палубу, картина резко изменилась. Медвежонок сопротивлялся из всех сил и пришел в бешенство. Еще хуже он повел себя, когда его выпустили на палубу. Он бесновался, как одержимый, кусался, урчал и ревел в дикой ярости, будто в него вселился сам дьявол и замолкал лишь на те немногие мгновения, когда был занят поглощением кусков мяса, которые ему кидали. Никогда мне еще не приходилось видеть столь полного соединения в одном существе всех черт дикости и необузданности хищной звериной натуры, как в этом маленьком чудовище. А ведь он был совсем еще крохотным медвежонком! Вечером я распорядился убрать этого неприятного пассажира, и Мугста прикончил его ударом обуха.
После этого в течение двух недель не было видно ни одного медведя; но в ночь на 12 июля нас посетило трое, из которых один после жестокой погони был уложен Скотт-Хансеном, штурманом, Нурдалом и Бентсеном, благодаря главным образом собакам, которые и теперь сослужили хорошую службу, преследуя медведя шаг за шагом по пятам. Двое остальных медведей рысцой пустились бежать после первого выстрела и исчезли в тумане.
18 июля вечером я и Мугста застрелили медведя, который едва ли достался нам, если бы Белла не была такой умной и проворной собакой. Вначале собаки раза два почти настигали зверя, но потом ему удалось прыгнуть в воду и переплыть две широкие полыньи, на обход которых собакам потребовалось много времени. Зверь уже готов был прыгнуть и в третью полынью, когда Белла, догадавшаяся забежать вперед вокруг полыньи, бросилась навстречу и остановила его в каких-нибудь десяти локтях от края льда. Мугста выстрелил с расстояния в 200–300 м и настолько удачно, что попал зверю прямо в голову. Медведь свалился и делал лишь слабые попытки защититься от собак. Тогда я всадил ему пулю в ключицу, но так как он и после этого не околел, то получил еще пулю от Мугста.
