Он уже принял решение уйти из СКПУ. Получить заслуженную пенсию и орден «За выслугу лет», распить бутылку виски с коллегами. И может, даже переехать. Подальше от этого города. Появление Кеко вселило в него робкую надежду, что может быть он сможет выжить, сохранить себя в этой борьбе. Но он не мог это сделать сейчас, просто потому, что он наконец забрал эту папку с работы. Никто ее не хватится, дело закрыто. Город постарался замести следы.
Горо оделся, стараясь не разбудить Кеко, осторожно, заранее планируя каждое движение. Все равно нашумел, конечно же.
– Ты куда? – подняла голову с подушки Кеко‑тян, смешно моргая заспанными глазами: – собрался куда‑то?
– Я пойду, покурю. – говорит Горо, застегивая пуговицу на рубашке: – спи, все в порядке.
– Тебе надо бросать. – поучительно говорит Кеко‑тян, снова роняя голову на подушку: – вредно же.
– Конечно. – он целует ее в лоб, наклоняясь над кроватью. Она бормочет что‑то невнятное и сразу же засыпает. Горо обувается и выходит на лестничную клетку. Спускается вниз. У подъезда стоит группка молодежи, они курят, плюются на асфальт и двигаются в такт музыке, которая доносится из старого приемника. Смеются. Он проходит мимо, не обращая внимания. Этим уже не помочь. Город пожирает их и скоро от них останутся только тела, выполняющие бессмысленные движения, с утра едущие на работу в набитых электричках, а вечером – заполняющие собой бары в центре. Каждый день, каждую ночь. Смерть на рабочем месте от выгорания на работе. Смерть на рельсах метрополитена. Смерть в ванной. Конец один. Мотыльки.
Он идет по ночному городу, держа руки в карманах. Он знает его повадки. Но сейчас дело не в нем, не в Горо. И даже не в Кеко. Дело не в Сумераги‑тайчо и ее Эскадроне Смерти. Сейчас дело в шестьдесят восьмой. Даже думать об этом деле было неприятно. Приходилось напрягать самого себя, чтобы вспоминать об этом.
Горо остановился возле ночного киоска. Продавец дремал, опёршись на руку и от уголка рта вниз стекала ниточка слюны. Горо постучал о прилавок и тот мгновенно проснулся, утер рот и даже попытался улыбнуться.
– Добрый вечер! – говорит продавец. Горо молча тычет пальцем в пачку сигарет и кидает на тарелочку для сдачи несколько смятых купюр. Кеко‑тян считает, что курение его убьет. Но курение попросту не успеет. В этом городе если ты умер от рака легких – значит ты жил достаточно долго для метастазы. Поэтому Горо срывает целлофановую обертку с пачки, отправляет ее в урну и прикуривает, тут же, не отходя от киоска.
– Хорошая погодка, да? – говорит продавец, намекая на легкий дождь и прохладу, разлившуюся по улицам. Ушла эта вечная духота, остался только шум дождя и мокрый плащ. Шляпу, думает Горо, надо было взять еще шляпу. Но летний дождь приятен телу и он поднимает голову, подставляя лицо каплям.
– Хорошая погода. – соглашается Горо с продавцом. Он кивает продавцу, прощаясь и идет дальше. Ночью общественный транспорт не ходит, а свой автомобиль он оставил у здания СКПУ. Ему неохота вызывать такси, он просто идет по городу.
Горо держит в под мышкой, в пластиковом, непромокаемом пакете старую папку с надписью «Чудовище» и номером. Надпись и номер сделаны черным маркером. Он сам пометил это дело именно так – в тот день, когда Токийский офис приказал закрыть дело и убрать в архив, потому что «дурно влияет на статистику раскрытия преступлений». Кроме того «нет прямых доказательств, что указанное дело подпадает под юрисдикцию СКПУ». Дело закрыли, копию передали в полицейский департамент, полицейский департамент сделал то, что он умеет делать лучше всего – обосрался, и тоже закрыл дело. Одна копия осталась у него и именно тогда, промозглым осенним днем он размашисто, через всю папку написал «Чудовище». И поставил номер. Шестьдесят восемь.
Номер не давал ему покоя. Он понимал, что это может быть трюк, что если ты пускаешь трех свиней в огород соседа, то одна из лучших шуточек – это нарисовать им на спинах номера – один, два и четыре. Соседи будут с ума сходить в поисках свиньи с номером три. Потому что люди мыслят логично. И эта мысль – очень даже может прийти Чудовищу в голову. Что, если номер – всего лишь такая вот фикция, призванная взбудоражить всех и не отпускать фокус внимания. Шестьдесят восемь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он идет по ночному городу и слушает легкий шум дождя. Шелест шин проезжающих мимо автомобилей. Отрывки музыки из открытых окон. Этот город не спит. Но он, Горо Такэда – один на улице. Он один, как и всегда. Где‑то за спиной, в своей комнатке, скинув с себя одеяло с забавным рисунком мультяшного цыпленка Твити, – спит его стажер Кеко‑тян. Где‑то в Киото – спит его жена. Бывшая жена. И скорее всего – с этим чертовым рекламным агентом, который продал им патентованный пылесос и набор ножей. Где‑то в этом городе сейчас не спит старина Брок, гладит культю, которая всегда ноет в дождь и глядит в ночь пустыми глазами. Как мало людей в этом мире, которые хотя бы знают о том, что – он есть. И еще меньше тех, кто испытает хоть что‑то, если его не будет. Хорошо. Вполне вероятно, что с этой встречи он не уйдет своими ногами, потому что люди, с которыми он хочет встретиться – очень берегут свою тайну. Он – знает об их тайне и это уже делает его ходячим трупом. Ходячим, говорящим и даже иногда улыбающимся, но – трупом.
Горо усмехается. Смерть. Это меньшее, чем его можно напугать. Он знает ее ледяное дыхание над левым плечом, знает ее лично, знает хорошо. Они давно знакомы. Смерть и он. Поэтому он не боится своей старой подруги. Он боится того, что пока он ходит, дышит, ест в кафе, лежит в постели с Кеко‑тян – где‑то совсем рядом тикает счетчик, который когда‑то давно остановился на цифре шестьдесят восемь. Какое число сейчас на этом счетчике? Шестьдесят девять? Восемьдесят? Сто?
Он боится того, что тот, кто написал несмываемым маркером в углу чемодана цифру шестьдесят восемь – уйдет от правосудия. И пока он, Горо, будет наслаждаться скромной пенсией и покоем – Чудовище будет продолжать писать цифры. Сто пятьдесят. Двести. Пятьсот.
Поэтому Горо Такэда не боялся смерти. Не боялся того, с кем сейчас предстоит встреча, хотя он прекрасно понимал риски. Вернее – риск. Но он также знал кое‑что, недоступное другим. Потому что он был старшим инспектором СКПУ. Появление команды Сумераги‑тайчо, громкий взрыв. Показательная работа по охранному агентству, которое специализируется на возврате и «убеждении» жертв изнасилования. Потом – одна разгромленная порностудия в Сейтеки. И, хотя официально никто не связал бойню в Токио с командой Сумераги – он знал, что за этим стоит именно она. Вторая порностудия, та самая, которую в том числе охраняло агентство «Тора». В тот день Тиграм не повезло, количество трупов перевалило далеко за двузначную цифру и СКПУ с облегчением скинуло дело в Токийский департамент полиции. Потому что, якобы «нет доказательств магического воздействия». Все убийства были сделаны с помощью огнестрельного оружия, значит пусть полиция и занимается. Тьфу им на спину.
Горо, будучи допущенным к материалам дела, знал две вещи, которые меняли представление о произошедшем. Первое – никто не может так пользоваться огнестрельным оружием. Никто не может так метко стрелять. Если ты – не супер, если твою руку не направляет сама Аматерасу – никто не может так стрелять. Выстрелы были сделаны с хладнокровием и точностью олимпийского чемпиона в тире. Тогда, когда у тебя есть возможность выдохнуть, расслабится, и подготавливать каждый выстрел. Но в быстротечном бою даже у самого лучшего ганфайтера бывают промахи и ошибки – ведь не только ты стреляешь, но и в тебя стреляют. И потом – «Тора». В «Тигры» абы кого не брали. Как правило – ветеранов работы в спецподразделениях, с отличной боевой и физической подготовкой, «Тора» было одним из лучших агентств по безопасности. Было. Кстати, среди тех, кто улегся на мраморный пол с дыркой во лбу – был и легендарный Рональд «Шрайк» Весемович, наемник из Европы, человек с личным кладбищем на два футбольных поля. Говорили, что его нельзя убить и даже ранить, что пули избегают его. И вот, когда приехали бригады скорой помощи и коронеры – он лежал на полу как и все, смотря пустыми глазами в потолок, с дыркой в голове. И двумя дырками в груди. Почерк команды Сумераги, вернее – конкретной девушки в этой команде. Артемида. Диана. Или как ее звали на улицах – Убивашка.
