Набонид, практически сразу политически поддержал Куруша, как только тот возник на политическом горизонте в Пасаргады. По правде говоря, у него не было другого выбора. Мидяне Иштувегу, выглядели, как варвары, безразличные к величию Ассирии: после победы над Ниневией, они заняли только один город, Харран, остальное, в великой ассирийской империи, их не интересовало, кроме нескольких плацдармов в Верхней Месопотамии. Ведь не зря халдеи Навуходоносора старались защититься именно от Мидии, построив вокруг Вавилона знаменитую «Стену Мидян».
Причина, подтолкнувшая Набонида на сближение с Курушем, носила характер и религиозный, и политический. Новый царь Вавилона хотел вернуть себе Харран, занятый мидянами, чтобы восстановить прямые контакты с семитским миром. Но больше всего, он хотел восстановить храм Сина, мамин храм, бывший когда-то гордостью города, место поклонения богу Луны, разрушенный мидийцами, этими варварами севера и востока.
Враждебное мидийцам настроение персов, было на руку Набониду, но он все ещё побаивался непредсказуемого и сильного армией Иштувегу.
Согласно хроники Набонида, эдаких мемуарах правителя Вавилона, в этот период он описал, вроде бы, как увиденный сон: Мардук и Син явились ему и повелели идти в Харран и восстановить храм, посвящённый Сину. Не уверенный в своих силах, Набонид стал было возражать: «Как я могу начать эти работы, если страну оккупировали умманмандейцы» А Мардук отвечает: «Умман-Манда, о котором ты говоришь, страна его и цари, поддерживающие его, больше не существуют». Самые могущественные из богов просили его выполнить их волю.
Куруш, фактически союзник Набонида, поддержал его тогда и всячески поощрял на удар по Мидии с другой стороны, так как в период строительства Пасаргады, он ещё не был уверен в своей победе над Иштувегу, и Набонид решился. В то время, как мидийский царь готовил поход на взбунтовавшихся персов, Набонид, под этот шумок, захватил город бога Сина с противоположной стороны империи Иштувегу. Эта война между ариями была, как бальзам на раненное сердце Набонида, царя Вавилона. Он являлся главным и ярым её сторонником.
Предвидя, как будут убивать друг друга мидяне и персы, кровные братья, новый вождь халдеев понимал, что мидяне, в результате этой братоубийственной резни, будут не в состоянии оборонять Харран. А потому, он решил двинуть войска на город и занял его без особого труда.
Теперь царь Вавилона взял под свою власть крупный торговый центр, где пересекались караванные пути, где встречались купцы Востока с морскими торговцами, пришедшими с севера и юга. А главное — к великой радости матери его Адагупи, жрицы бога Сина, Набонид мог восстановить разрушенный храм…
Куруш сидел на верхней террасе высотного сада и задумчиво смотрел поверх кольцевых стен Экбатаны, на дымку горной гряды. Он раз за разом прокручивал в голове хитросплетения вавилонской проблемы, лежащей у его победоносных ног и с каждым разом, она всё больше и больше напоминала ему огромный клубок, перепутанных друг с другом змей.
Он перевёл взгляд на город, лежащий у его ног. Экбатаны продолжали сохранять значение столицы, деля эту роль с Пасаргады, с эламскими Сузами и новым городом, названным Персидским, что он основал на южных оконечностях великой степи и которому придавал большое значение, в будущих планах завоевания мира. Но здесь, в Экбатаны, Царь Царей любил проводить самое жаркое летнее время, к тому же, следующим его шагом, был поход на Вавилон, а он вот тут, не далеко от его летней столицы.
Ещё будучи на заре своего восхождения, после взятия мидийской столицы, Куруш, первым делом, начал наводить порядок, в уже бывшей империи. Парфия, Армения, Гиркания пришли к нему сами, ну или почти сами. Армянскую сатрапию, привёл к нему его друг Тигран, Парфию его сотник Гипир, Гирканию племянник Ератан. Почти одновременно с этим Эбар, из Пасаргады, захватил Элам с его городами, где был поставлен царём-наместником.
Всё шло по плану, как вдруг, все эти планы, нарушил Сиеннесия киликийский. Этот царь, суверенного, не входившего в мидийскую империю царства, добровольно взял и присоединился к империи Куруша, предоставив ему всю свою армию. Но эта армия была ничто, по сравнению с теми стратегическими преимуществами, которые давало подобное присоединение. Киликия была горной страной, держащей ключи к проходам из Малой Азии в Сирию, и была, пожалуй, единственным, ну, по крайней мере, самым важным торговым путём, соединяющим Лидию и Вавилон.
Куруш, тогда строил планы по взятию Вавилона, как ближайшего соседа, до которого мог дотянуться, но существовавшие в то время ещё дружественные отношения, не давали ему морального права это сделать, а главное, он тогда ещё не знал, как с максимальной возможностью, желательно не проливая большую кровь, обратить Набонида в свои вассалы и сделать его своим ярым сторонником. Вся информация, которая только начинала стекаться к нему по Набониду, говорила, что малой кровью, это сделать не удастся.
А тут, добровольное присоединение Киликии, неожиданно подвинуло Куруша вплотную к Лидийскому царству — одному из самых могущественных и богатых на Ближнем Востоке. Царь Царей принял это, как дар свыше, хотя планов решил не менять, но тут же последовал ещё один подарок судьбы, который, всё же, заставил Куруша резко изменить планы захвата Вавилона и обратить свой взор на запад.
Этим подарком стал беглый грек Еврибат, который получив от Креза, лидийского правителя, большое количество золота, предназначенного для вербовки наёмников в Пелопоннесе, прибежал к Курушу с доверенным золотом и открыл ему планы лидийского царя. Оказалось, что не только Куруш, завоеватель мира, вынашивал планы, планы строили и другие «сильные мира сего».
Инициатива войны принадлежала лидийскому царю. Пока Куруш, переваривал полученную от грека информацию и мучился вопросом доверия к ней, лидийцы вторглись в Каппадокию. По совету, всё того же Еврибата, были отправлены послы в города Ионии и Эолиды, с призывом отложиться от Креза. Однако греки предпочли занять выжидательную позицию, не приняв ни ту, ни другую сторону, но и этот нейтралитет, оказался на руку Курушу.
У города Птерия, на восточной стороне реки Галис, произошла кровопролитная битва лидийского и персидского войска, которая закончилась безрезультатно, и ни одна из сторон не рискнула на новый бой. Крез отступил в свою столицу Сарды, решив основательнее подготовиться к войне и попытаться получить более эффективную помощь от союзников: Египта, Спарты и Вавилона. Однако Куруш застиг его врасплох, ускоренным маршем двинувшись к Сардам.
Жители лидийской столицы вовсе не ожидали такого стремительного нападения и узнали о нём, лишь когда персидские войска появились у стен. Крез вывел конников, вооружённых копьями. Харпаг, командовавший объединёнными войсками Куруша, поставил всех следовавших в обозе верблюдов впереди войска, посадив на них лучников.
Кони, почуяв незнакомый запах верблюдов и увидев их, обратились в бегство. Однако лидийцы соскочили с коней и стали сражаться пешими, но под напором Харпага, вынуждены были отступить в Сарды и запереться в акрополе.
После четырнадцатидневной осады, персы взяли акрополь, пробравшись туда с неприступной и поэтому, почти неохраняемой стороны, а Крез был взят в плен. Прибрежные города ионян и эолийцев отправили послов. Они передали, что желают подчиниться персам на тех же условиях, что ранее были подчинены Крезу. Однако Куруш напомнил, что в своё время он предлагал примкнуть к нему, но те отказались, и теперь он, будет выставлять условия, на которых они должны будут подчиниться.
Греки начали скоропалительно укреплять свои города и решили послать вестников в Спарту с просьбой о помощи. Один только Милет добровольно покорился, и Куруш заключил с ним союз, на тех же условиях, что и некогда лидийский царь.
Именно тогда, до Куруша добрались сведения о судьбе Гнура в пересказе Шахрана, который отписал Царю Царей личное послание. В нём, царский евнух, очень сожалел, что степь рассматривает возвеличивание Куруша, как главную угрозу себе и Великий дрогнул, от мысли, что степные орды, направив сконцентрированный удар в его тылы, могут в один момент разрушить всё его величие и достижения последних лет.
