Ни миленькие, не большие, то что нужно, стояли ровными шарами, ни капельки не обвисая, и светлые, аккуратные ореолы тонких сосков, только ещё больше украшали их, своей не броскостью и соразмерностью общей картины. Залюбовавшись ими, он и не смог разглядеть, как следует её лицо, поэтому сначала воспринял, лишь общие контуры, но даже по ним, понял, что «не чё так бабёнка».
Кроме того, как только взгляд отцепился от сосков, он до оторопи замер, узрев на её теле разноцветные колдовские узоры, сплетающиеся в хитрые загогулины и это зрелище, даже заставило его зажмуриться от испуга. Наслышан он был с полна, от наставника своего, про этих «меченных» и от осознания того, к кому он попал, сердце его заколотилось, как у зайца.
Некоторое время спустя, Кайсай заставил себя успокоиться, решив, коль хотела б убить, то б давно порешила и продолжая прикидываться полудохлым, вновь приоткрыл щёлки глаз, наблюдая за хождением красивой, светловолосой, голой бабы, туда-сюда.
Кайсай, даже не задался вопросом, почему она разгуливает перед ним голая, как будто, так и надо было, а он, как глубоко озабоченный подросток, занимался тем, что тайком подглядывал за ней в щёлки своих глаз, оставаясь, как ему казалось, для неё не замеченным.
Вторая часть его тела, которую он осознал, после пальцев рук, стал его член, который в отличии от рук, проявил себя сразу, в полную силу и чувствительность. Возвращаясь в очередной раз, она вдруг резко остановилась и пристально посмотрела на тот орган, который, так неожиданно ожил, у полу покойника.
Сначала она внимательно рассматривала его, даже чуть наклонилась к нему поближе, пожулькала его рукой, как бы проверяя, не грезится ли ей это. Только после того, как убедилась, что стояк перед ней самый настоящий, не выпуская его из руки, медленно перевела взгляд на лицо владельца и увидев его приоткрытые глаза, вполне мило улыбнулась.
— Очухался, чё ли? — спросила она мягким, журчащим голосом и отпустив оживший отросток, погладила его по щеке, добавив, — красавчик. Погодь, пить дам…
Прошёл всего день, а он уже смог самостоятельно сесть. Правда, встать не удалось. Ноги не слушались. Странно, но при больной спине, она заставляла его лежать, именно на позвоночнике, не позволяя переворачиваться, притом лежак, был такой жёсткий, будто каменный. За это время, он себе, уже всё отлежал, что можно.
Кайсай уже знал, где он, что с ним случилось и кто эти люди, что его окружают. А произошло следующее. После того, как он вырубил Шушпана и наклонился над ним, подлый Морша, почти в упор всадил ему в спину, как раз, под задравшуюся при наклоне бронь, стрелу, чуть ли не по самый хвостовик и Кайсаю чудом повезло, что вскользь по рёбрам вдоль хребта прошла.
Кулик, захваченный потасовкой, вовремя не заметил, что Морша уже давно держал лук наготове. После того, как тот выстрелил, Кулик впал в неописуемую ярость. Рассказал в красках, что сам такого от себя не ожидал. Помнил только, что кричал: «Это не честно!» и вместо того, чтобы выхватить висевший на поясе меч, выхватил из-за спины топор и ткнув пятками коня, которого кликал Арчи, в два прыжка подскочил к Морше.
Тот от неожиданности, видать, да и с перепугу, закрылся руками крест на крест, а Кулик, так и рубанул по этому «кресту» топором со всего маха. И лук разрубил, и обе руки окультяпил.
Как в дурмане был. Помнил о произошедшем плохо. Только когда с коня соскочил и к Кайсаю подбежал, объявился какой-то старичок рядом. Мелкий такой, как не настоящий, но тогда Кулик этому внимание не придал. Старичок ругался, кричал, создавая неописуемую панику, чуть ли не визжа, чтоб Кулик быстрее тащил убитого, каким он Кайсая посчитал, в лес. То и дело тыкая куда-то в сторону своей тонкой ручкой. Ну, Кулик и потащил его волоком, куда дед указывал.
Уж совсем из сил выбился, а тут глядь, избушка в лесу стоит и баба при ней голая. Дед на Кулика орёт, тащи, мол, быстрей, а Кулик орёт бабе, мол, давай, помогай. В общем, когда дотащил Кайсая до избы, то по словам белобрысого, сам чуть не сдох. Еле отдышался.
Пока в избу затащили, раздели, уж вовсе без сил был, а как баба начала спину ножом резать, чтоб стрелу достать, Кулику, вообще, плохо стало, и он присел у стеночки. Баба, что голышом бегала, оказалась еги-бабой. Самой настоящей! Только откуда она здесь взялась, Кулик не знал, хотя этот лес, с малолетства излазил вдоль и поперёк. Никакой еги-бабы в их лесу, никогда, отродясь не водилось.
Да, и дед тот, подозрительный, пропал сразу, как сквозь землю провалился. Молодец даже засомневался, а был ли он. Кулик рассказывал Кайсаю, всё это, почти, шёпотом, постоянно намекая, что тут, всё не чисто, но у еги-бабы ничего спрашивать не стал, надеясь, что всё обойдётся, как-нибудь и разрешится, само по себе.
Только к вечеру, решил украдкой вернуться к развилке. Ни Шушпана, ни Морши, он там не нашёл. Костёр потушен. Коней бандитских тоже нет, а вот его конь и конь Кайсая, гуляли по полю, но ходили друг от друга поодаль. Он вспомнил про золотой пояс Кайсая, который тот сбросил, но поискав его, на том месте не нашёл.
Своего коня он забрал, а вот конь Кайсая, не дался. Так и остался пастись. Кулик каждый день ходил туда и каждый день издали уговаривал коня топать к хозяину. Тот смотрел на него, как будто слушая, но идти отказывался.
На следующее утро, при солнечном свете, увидев отчётливый след крови, уходящий в лес по дороге в сторону их поселения, Кулик поехал по следу и невдалеке обнаружил Моршу. Сдох он. Истёк кровью, видать. Ума не хватило культяпки в костре прижечь. Вместо этого рванул в поселение, даже про своего коня забыв, да, далеко не убежал.
Как только Кайсай смог самостоятельно передвигаться, он тут же стал порываться вернуться обратно к развилке за конём, которого он звал Васа, но голая баба, сразу осадила его, притом довольно спокойно, но тем не менее очень убедительно:
— Не переживай, касатик, — прожурчала она, хитро улыбаясь, — никуда твоя коняга не денется. Там за ним присмотрят. Пусть походит, травку пощиплет. От тебя, дурня, отдохнёт.
Как ни странно, но её слова подействовали волшебным образом. Кайсай сразу успокоился и уверовал в то, что она говорит, притом уверовал безоговорочно.
Вообще, эта баба, производила на него непонятное воздействие. Сначала, пока он лежал, она всякий раз, прохаживая мимо него, туда-сюда и без зазрения совести, нещадно возбуждала. Он отчаянно боролся с этой постыдной напастью, но всё тщетно. Даже глаза зажмуривал, чтоб не смотреть, так этот предатель возбуждался от одного её шороха и лёгкого дуновения воздуха, которое баба производила, проходя мимо.
Потом, толи привык, к её виду, толи она ослабила своё колдовство, а он склонялся именно ко второму варианту, еги-баба перестала его возбуждать и если на ней не задерживать внимание, то, вообще, ничего с его предательским органом не происходило.
Когда же Кайсай начал ходить самостоятельно, эта напасть навалилась с новой силой. Правда, тогда он уже одел свои штаны и это было не так заметно, но эта дрянь с титьками, видать всё чувствовала и всё про него знала, поэтому, то и дело ехидно ухмылялась, проходя мимо.
Странное чувство. К самой бабе, которая, вообще никогда не одевалась, Кайсай был абсолютно равнодушен, а вот его член, как будто ему не принадлежал и жил своей самостоятельной жизнью. Наконец, Кайсай не выдержал и в один прекрасный день, решил с этим разобраться.
— Апити, — обратился он к ней, — зачем ты это делаешь?
— Чё? — переспросила та удивлённо.
— Зачем ты заставляешь мой уд, при виде тебя, вечно вскакивать, как у бешеного жеребца? — спросил он на прямую, глядя ей прямо в маслянистые тёмно-серые глаза и не желая ходить вокруг да около.
— А чё? — пожала баба плечами, взаимно решив поиграть в честную игру и так же уставилась, бестыже глаза в глаза, — тебе чё жалко, чё ли? У тебя не убудет, а мне нравится.
С этими словами, крутанулась и пошла дальше по своим делам, расплывшись в ехидной улыбке. Вот и по говорили. Вот и разобрался.
