– Ничего ты не понимаешь, Мэтрим Коутон, совсем ничего, – сказала Эгвейн с холодком в голосе.
– А пока не поймешь, – прибавила Найнив ещё более суровым тоном, – предлагаю тебе держать свое мнение при себе.
Илэйн же ограничилась взглядом, который напомнил Мэту, как на него посматривала мать, отправляясь срезать прут подлиннее и погибче с намерением задать неслуху-сыну розог.
Не пойми почему он ухмыльнулся девушкам – такой улыбкой он обычно после хорошей порки тем самым прутом наделял матерь. Чтоб мне сгореть, но если им этакое по силам, то не понимаю, каким образом кому-то вообще удалось запереть их в камере!
– Одно я понимаю: я вытащил вас из какой-то передряги, из которой вам самим было не выбраться, а благодарности у вашей троицы как у проклятого сквалыги из Таренского Перевоза, которому больные зубы житья не дают!
– Ты прав, – сказала Найнив, и сапоги Мэта неожиданно впечатались в пол, да так, что у него зубы клацнули, едва не уполовинив язык. Но он вновь обрел способность двигаться. – Как ни больно мне это признавать, я скажу: ты прав.
Мэта так и подмывало ответить какой-нибудь колкостью, но он поборол искушение съязвить, хотя голос Найнив можно было счесть виноватым лишь с большой натяжкой.
– Ладно, но теперь-то мы можем уйти? Сандар полагает, что, пока там сражаются, мы с ним сумеем вывести вас через маленькую калитку у реки.
– Я ещё не ухожу, Мэт, – сказала Найнив.
– Лично я хочу найти Лиандрин и спустить с нее шкуру, – проговорила Эгвейн. Судя по голосу, именно так, буквально, она и намеревалась поступить.
– А я бы, – поделилась своим желанием Илэйн, – лупила Джойю Байир до тех пор, пока она не заверещит, но, если попадется другая, особо горевать не стану.
– Вы что, оглохли? – зарычал Мэт. – Там сражение идет! Я пришел вас спасти, и я вас спасу!
Эгвейн, проходя мимо, ласково потрепала юношу по щеке. То же проделала Илэйн. Найнив только фыркнула. Мэт, раззявив рот, уставился им вслед.
– Почему ты ничего не сказал? – опомнившись, накинулся он на ловца воров.
– Я видел, к чему привели твои речи, – без всяких околичностей ответил Сандар. – Я же не дурак.
– Хорошо, но я не полезу в самую гущу битвы! – крикнул Мэт вслед женщинам. А те уже выходили через маленькую зарешеченную дверь. – Я ухожу, слышите?
Они даже не обернулись. Вот сунутся ненароком куда– нибудь, а их и убьют! Оглянуться не успеют, как мечом проткнут! Ворча себе под нос, Мэт закинул свой боевой посох на плечо и двинулся за девушками.
– А ты так и будешь тут стоять? – окликнул он ловца воров. – Не для того я столько одолел, чтоб теперь позволить им погибнуть!
Сандар нагнал Мэта в комнате с кнутами. Трех женщин здесь уже не оказалось, но у Мэта было чувство, что отыскать их будет нетрудно. Только примечай, где мужчины в воздухе висят! Проклятые женщины! Он ускорил шаг и дальше бежал легкой рысцой.
Перрин с мрачным видом шел по переходам Твердыни, настойчиво разыскивая хоть какой-то след Фэйли. Он вызволял ее ещё дважды. Один раз – сокрушив железную клетку, очень смахивавшую на ту, в какой в Ремене держали айильца. Другой – взломав стальной сундук, на стенке которого был выгравирован сокол. В обоих случаях девушка растаяла в воздухе, едва произнеся его имя. У ноги Перрина, принюхиваясь, трусил Прыгун. Каким бы чувствительным ни был нос Перрина, чутье волка было ещё острее – именно Прыгун привел к сундуку.
Перрин терялся в догадках, удастся ли ему вообще освободить девушку. Чуть ли не целую вечность не было вовсе ничего, даже намека на след. В пустых переходах Твердыни горели лампы, висели гобелены и оружие, но не было никакого движения. Но если только мне не почудилось, я видел Ранда. Всего лишь мелькнула фигура – бегущий человек, словно преследующий кого-то. Это не мог быть Ранд, но мне кажется, это был он.
Прыгун неожиданно ускорил бег, направляясь к другим дверям – высоким, обитым бронзой. Перрин старался не отстать от волка, запнулся и упал на колени, едва успев выставить перед собой руку, оберегая лицо от удара о каменный пол. Волной накатила слабость, будто все мышцы превратились в воду. Даже когда это ощущение покинуло его, оно унесло с собой какую-то часть сил. С большим трудом, борясь с самим собой, юноша поднялся на ноги. Прыгун повернулся и посмотрел на Перрина.
Ты слишком сильно сюда прорвался, Юный Бык. Плоть слабеет. Ты не заботишься о том, чтобы в должной мере держаться за нее. Скоро и плоть, и сон погибнут вместе.
– Найди ее, – сказал Перрин – Больше я ничего не прошу. Отыщи Фэйли.
Желтые глаза смотрели в желтые глаза. Волк развернулся и мягкой трусцой подбежал к дверям. Вот за ними, Юный Бык.
Перрин добрел до дверей и толкнул створки. Они не поддались. Казалось, открыть их нет никакой возможности – нет никаких ручек, не за что ухватиться. Металл был испещрен узором, таким мелким и тончайшим, что глаз почти не различал его. Соколы. Тысячи крошечных соколов.
Она должна быть здесь. По-моему, долго я не продержусь. С громким возгласом Перрин с размаху вбил молот в бронзу. Металл отозвался, зазвенел, точно громадный гонг. И кузнец ударил снова, и звон раздался громче и продолжительнее. Третий удар – и бронзовые створки разлетелись под молотом, как стеклянные.
Внутри, в сотне шагов от разбитых дверей, в круге света сидел прикованный к насесту сокол. Остальная часть просторной комнаты была затоплена мраком – тьма и слабый шелест словно многих сотен крыльев.
Перрин шагнул в комнату, и из темноты камнем упал сокол, когтями прочертив по лицу юноши кровавые отметины. Перрин вскинул руку к глазам, заслонился – когти стали рвать ему предплечье – и, шатаясь, двинулся к насесту. Птицы все кидались и кидались на него, налетали соколы, били крыльями, рвали когтями и хищно загнутыми клювами, но Перрин упорно ковылял дальше. Кровь текла по рукам и плечам, а он оберегал рукой глаза, которые неотрывно смотрели на сокола на насесте. Молот он потерял. Где он его выронил, Перрин не помнил, но знал: если бы повернул назад и стал искать молот, то погиб бы прежде, чем нашел его
Перрин добрался до насеста, и в этот миг полосующие тело когти швырнули его на колени. Он посмотрел из-под руки на соколицу на насесте, и она ответила ему темным немигающим взглядом. Цепь, которой была скована лапка птицы, крепилась к насесту при помощи крохотного замочка, сработанного в виде ежа. Не обращая внимания на прочих соколов, что закружились теперь вокруг него смерчем бритвенно острых когтей, Перрин обеими руками схватил цепь и из последних сил разорвал ее. Боль и соколы принесли темноту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
