Руарк прочистил горло.
– Когда мужчина хочет встать во главе клана, он должен отправиться в Руидин, что в землях Дженн Айил – клана, которого нет. – Он произносил слова медленно, то и дело хмуро поглядывая на отороченный красной бахромой шелковый ковер под своей мягкой обувкой. Он говорил, стараясь объяснить нечто такое, чего вовсе не желал объяснять. – Женщины, которые хотят стать Хранительницами Мудрости, тоже держат путь туда. Но их мета, если они на самом деле отмечены, держится среди них в тайне. Мужчины, на которых в Руидине пал выбор, те, кто остается в живых, возвращаются со знаком на левой руке. Вот таким. – Он приподнял рукав куртки и рукав рубашки и показал левое предплечье, кожа на котором была намного бледнее, чем на лице и кистях рук. Словно неизгладимо втравленная в кожу, ставшая ее частью, обвившись дважды, там стояла точно такая же ало-золотая фигура, как и на знамени, что развевалось над Твердыней. Вздохнув, айилец опустил рукав. – Есть имя, которое не говорят вслух, его позволено произносить между собой только вождям кланов и Хранительницам Мудрости. Мы именуемся… – Он в очередной раз прочистил горло, не в силах промолвить тут потаенные слова.
– Айил – Народ Дракона, – тихо проговорила Морейн, но в ее голосе прозвучало нечто очень близкое к удивлению, чего Мэт никогда прежде за ней не замечал. – Этого я не знала.
– Тогда и вправду все так, как гласят Пророчества, – сказал Мэт. – Теперь можно уйти восвояси, ведь волноваться больше не о чем!
И отныне я совсем не нужен Амерлин, мне не надо трубить для нее в проклятый Рог!
– Как ты можешь так говорить? – воскликнула Эгвейн. – Неужели не понимаешь, что Отрекшиеся высвободились?
– Не говоря уже о Черных Айя, – мрачно присовокупила Найнив. – Мы захватили только Амико и Джойю. Одиннадцать сбежали – хотела бы я знать, как это им удалось! И одному Свету ведомо, много ли их ещё, тех, о которых нам неизвестно.
– Да, – сказала Илэйн голосом не менее твердым и решительным. – В мои планы вовсе не входит схватка с кем–то из Отрекшихся, но шкуру Лиандрин я намерена разодрать в клочья!
– Конечно, – спокойно согласился Мэт. – Разумеется. – Они что, все с ума спрыгнули? Загорелись мыслью гоняться за Черными Айя и Отрекшимися? – Я только хотел сказать, что самое трудное позади. Твердыня пала перед Народом Дракона, Ранд заполучил Калландор, а Шайи'тан мертв.
Взгляд Морейн оказался так суров и тяжел, что ему почудилось, будто Твердыня на миг пошатнулась. Голос Айз Седай резанул словно нож:
– Помолчи-ка, дурень! Тебе что, очень хочется привлечь к себе внимание Темного, раз ты его имя поминаешь?
– Но он же мертв! – возразил Мэт. – Ранд ведь его убил! Я видел тело!
Ну и смердело же оно! Никогда не видел, чтобы что-то гнило так быстро.
– Видел "тело"! – произнесла Морейн, кривя губы. – Тело человека, Мэт. А вовсе не Темного.
Он посмотрел на Эгвейн и двух других девушек – они были потрясены не меньше. У Руарка вид был несколько пришибленный – как у полководца, узнавшего, что битвы, в которой он одержал победу, вообще не было.
– Тогда кто это был? – спросил Мэт. – Морейн, у меня в памяти полным-полно дыр, куда влезет фургон с упряжкой, но я помню Ба'алзамона, являвшегося мне в снах. Я же помню! Чтоб мне сгореть, но этого я никак не позабуду! И я узнал его! По тому, что осталось от лица.
– Ты узнал Ба'алзамона, – произнесла Морейн. – Или, вернее сказать, человека, который называл себя Ба'алзамоном. Тёмный по-прежнему существует, заточенный в Шайол Гуле, и Тень по-прежнему лежит на Узоре.
– Да осияет и обережет нас Свет, – слабым голоском пробормотала Илэйн. – А я считала… я думала, самым страшным, самым плохим, о чем нам нужно теперь тревожиться, будут Отрекшиеся.
– А вы уверены, Морейн? – спросила Найнив. – Ранд был убежден, что убил Темного! Да он и сейчас в этом не сомневается. А вы говорите, что Ба'алзамон – это вообще не Тёмный! Не понимаю! Почему вы так уверены? И если он не Тёмный, то кто он такой?
– В основе моей уверенности – самые простые причины, Найнив. Сколь быстротечным ни было разложение, сгнило человеческое тело. Неужели ты поверишь, что, будь Тёмный убит, от него осталось бы человеческое тело? Тот, кого убил Ранд, был человеком. Скорей всего, первым из вырвавшихся на свободу Отрекшихся. Или же он тот, кто не был совершенно отгорожен от мира сдерживающими узами. Мы можем никогда этого не узнать.
– Я… наверно, я знаю, кто он такой. – Эгвейн замолчала, неуверенно морща лоб. – По крайней мере, некий намек у меня есть. Верин показывала мне страницу из древней книги. Там упоминались вместе Ба'алзамон и Ишамаэль. По стилю отрывок очень походил на возвышенный слог и был совершенно невразумительный, но кое-что я помню. Что-то вроде "имя, сокрытое за именем". Может, Ба'алзамоном был Ишамаэль.
– По всей вероятности, – сказала Морейн. – Вероятно, то был Ишамаэль. Но коли так, то по крайней мере девять из тринадцати все ещё живы. Ланфир, и Саммаэль, и Равин, и… Бр-р! Даже знание того, что некоторые, по крайней мере, из тех девяти высвободились, все же не самое важное для нас. – Она прикрыла ладонью черно-белый диск на столе. – Три печати сломаны. Только четыре ещё держатся. Только те четыре печати стоят между Тёмным и миром. И может статься, несмотря на четыре ещё целых печати, он способен каким-то образом касаться мира. Но в какой бы битве – в битве или же в пограничной стычке – мы тут ни победили, это сражение далеко не последнее.
Девушки – и Эгвейн, и Найнив, и Илэйн – посуровели, на их лицах медленно, не без колебаний, но непреклонно проступала решимость. Мэт смотрел на них и качал головой. И кто их разберет! Вот ведь женщины! Все равно не отступят от задуманного, готовы продолжать охоту за Черными Айя, пытаться противостоять Отрекшимся, бороться с проклятым Тёмным. Ладно, только им надо бы понять, что я не намерен опять вытаскивать их из кипящего котла! Пусть просто уяснят себе это, и все!
Пока Мэт подыскивал слова, собираясь высказать свои мысли, распахнулась створка высокой двойной двери, и в зал вошла высокая молодая женщина с царственной осанкой. На голове она гордо несла небольшую корону–диадему, над челом сверкал золотом парящий ястреб. Черные волосы рассыпались по матово-бледным плечам, которые её платье из тончайшего красного шелка оставляло открытыми, как не скрывало оно во многом и то, что Мэт с восхищением отметил как великолепную грудь. Некоторое время незнакомка с интересом рассматривала Руарка; потом она обратила свои большие темные глаза на сидящих у стола женщин. Взор у нее был самоуверенный и властный. Мэта гордая незнакомка, по-видимому, проигнорировала начисто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
