— Илень! — послышался из чащи хриплый голос. — Пересчитай их. Было пять десятков. Никто не должен уйти!
— Здесь все, батюшка.
— Сочти еще раз. Не перетрудишься, пальцы загибавши. Да вели прибрать чучела. Они нам еще пригодятся.
— Сделаю, владарь, — добродушно отозвался торговец медом, одну за другой выдергивая арьяльские стрелы из обряженного в ветхую рубаху соломенного чучела.
— Вот это верно, — одобрительно послышалось из леса. — Стрел тут остаться не должно. Собери оружие, доспехи, одежу — все сгодится. А тела — в трясину. То-то Ячуру будет угощение.
— И нам славная добыча, — добавил Илень. — Правду ты говорил — и от изорянского задохлика есть польза!
— Ты, Илень, хоть кулаком силен, да умишком слабоват….
Хозяин здешних мест, припадая на ногу и опираясь на суковатую клюку, вышел из-за деревьев. Жутко опаленное безгубое лицо вызывало ужас даже у тех, кто привык жить рядом с ним. Но Илень смотрел на него с почтением и любовью.
— Без придумок того мальчишки, — сказал Муравьиный владарь, — без его смекалки мы бы давно уже головы лишились. Или так и сидели бы, забившись по лесным норам, зимы ждали…
— Да ведь это все увертки да укусы исподтишка, — проворчал торговец. — А кто и когда того Учая в честном бою видал?
— Люди говорят, он лучшего арьяльского бойца в бегство обратил…
— Да видал я, как он дерется! Не по-честному, не по-мужски!
— Так всякий битый говорит, — хмыкнул владарь. Лицо его исказила жуткая усмешка. — Честно или нет — дело второе. А вот обещал он, что мы в своем доме зимовать будем…
— В доме-то нашем еще арьяльский наместник с войском сидит, — заметил Илень.
— Так еще и снега не легли. Когда Яндар про нас не забудет, то арьяльцы к вешним водам все сгинут! Их и так сейчас куда поменьше стало… Все изорянин правильно сказал, как в воду глядел! Давай собирай стрелы да сзывай народ. Незачем нам тут рассиживаться.
* * *
Дверь приоткрылась, со двора пахнуло ледяной промозглой сыростью. Учай, пригнувшись, вошел в избу и бросил мокрый плащ на руки тут же вскочившей с лавки Мине:
— Просуши!
Та вопросительно глянула на сидевшего за накрытым столом Джериша. Тот кивнул. Мина недовольно фыркнула и удалилась выполнять приказ мужа.
— Опять льет с самого утра, — сказал властитель ингри.
— Я заметил, — буркнул Джериш. — Святое Солнце, как можно жить в подобных местах?! Когда это прекратится? После полудня уже темно! Вчера подморозило, так сегодня опять все растаяло… Давно надо было идти в столицу!
— Люди говорят: кто быстро бегает, тот часто падает! Сам посуди, учитель. Когда мы сюда пришли, у нас было полторы сотни воинов, сейчас уже три.
— А у меня всего пара десятков всадников!
— Но ведь ты сам отобрал наилучших воинов из купеческой охраны, — напомнил Учай. — Если бы ты забрал у торговцев всю их стражу, в следующей раз они бы не приехали сюда. А если они не приедут — нечем будет кормить войско и снаряжать его…
— Тоже верно, — скривившись, кивнул Джериш.
— Как только землю прихватит морозец и ляжет снег, мы сразу и выступим. В зимнем лесу тяжелее спрятаться, — стало быть, дривы будут искать деревни для зимовки. Вот там-то мы их и возьмем.
Джериш усмехнулся:
— Ты хороший ученик.
— Я стараюсь быть достойным твоего доверия! Все готово к походу. Не хватает лишь одного.
— Чего же?
— Послания. Надо отправить послание арьяльскому наместнику болотного края, что мы — ты и я — с войском идем ему на помощь.
— Фарейну? — спросил Джериш, почесывая в затылке. — Помню я его еще по государеву дворцу, сын бывшего постельничего… По мне, не такому, как он, вести дела с дикарями. Когда Ардван назначил его сюда, Фарейн заявил, что, видите ли, готов нести вендам свет знаний и благость Исвархи! Свет и благость! Государев суд и порядок на остриях клинков — вот что им нужно!
Учай молча слушал.
— Я узнал, — заговорил он, когда Джериш закончил возмущаться и принялся отрезать себе кусок копченого мяса, — что наместник сделал столицей сильную крепость под названием Мравец. Будет глупо, если он примет нас за подмогу, спешащую к дривскому владарю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Твоя правда.
— Отпиши ему, а я пошлю гонца. Кого-нибудь из побратимов.
— Хорошо. Я займусь этим после обеда.
— Лучше прямо сейчас. Вот, я принес бересту…
Джериш нахмурился:
— Я арий и не пишу на древесной коре!
— На чем ты желаешь писать? — кротко спросил Учай.
— На лучшей выделанной коже, разумеется!
— Ты, как всегда, прав, учитель. Сейчас я распоряжусь принести с торжища все, что нужно…
Мина, развесив сушиться мужнин плащ, куда-то ушла. Но вскоре после того, как Учай отправился на поиски выделанной кожи, она вернулась в избу, неся в руках корец с пивом.
— Это ты хорошо сообразила, — обрадовался Джериш, ища глазами берестяные кружки.
Первое время он никак не мог свыкнуться с этакой посудой. Казалось, чуть надави, легкая плетенка распадется у него в руках и пиво выльется на стол. Однако ингри были мастера своего дела. Кружки нашлись под столом, — должно быть, вчера их смахнули не глядя. Мина поставила корец на стол, подняла кружки, отерла и не торопясь заполнила хмельным напитком.
— Говорить с тобой хочу, — усаживаясь рядом с могучим арьяльцем, начала она.
— Ну говори, разве я против? — благодушно отозвался Джериш.
— Я о важном, — строго сказала Мина.
Джериш удивленно поглядел на подругу.
— Не верь Учаю, — тихо произнесла она. — От него беды ждать нужно.
— С чего ты взяла?
— Он коварен, как старый лось, и зол, как росомаха…
— Ну так это враги его пусть боятся, — зевнул арьялец. — Нам-то с чего?
— А нешто тебе он друг?
Мина скривила губы.
— Отчего же нет? Или на себя намекаешь? — Джериш вновь заулыбался. — После того как ты его через весь двор метала, он сам от тебя шарахается!
— Учай и тогда меня не желал, — мрачно сказала Мина. — У него совсем иное на уме. Ему никто не люб…
— И что, теперь убить его за это?
— А и убей. Не ровен час, он сам тебя порешить захочет.
— Он — меня?!
Джериш собрался было отхлебнуть пива, но от услышанного расхохотался, едва не облившись.
— Да я ж его, не просыпаясь…
— Ты что думаешь, Учайка в открытую на тебя полезет?
— Пустое, — отмахнулся жезлоносец. — Наговариваешь ты.
Он приложился к краю чаши и начал жадно пить.
— На что мне? — Мина гневно возвысила голос. — Я дочь Тумы! Отец мой всегда прямо говорил — и меня тому учил. Ты рать этому вержанскому хорю обучаешь, а он между тем твоих людей переманивает.
— Это еще как? — нахмурился арьялец.
— Вот иду вчера и вижу — собрались твои всадники, а он им плащи куньи раздает. Говорит, вы тут прежде зимой-то не бывали, а морозы у нас лютые! Джериш, мол, о вас не печется, а я позабочусь как о родных…
— Ну, правду сказал, — кивнул Джериш. — Я не подумал о морозах. Ну так у нас в столице их и не бывает. Все больше холодным дождем сыплет, вот как сейчас. А в тех краях, откуда я родом, снега и вовсе не видали… Я ж говорю — умен Учайка и верен мне!
— А еще он сказывал, — гнула свое Мина, — были бы вы мои — у сердца бы вас держал!
— Ну это он из зависти, — снисходительно сказал Джериш. — Здешних лесовиков сколько ни учи, истинными воинами им не бывать. А наемники из купеческой стражи — каждый пятерых стоит!
— Может, и стоит. Да только, если надо, Учай им за десятерых отвалит. Говорю, он замышляет недоброе…
Джериш не ответил и принялся за еду. Мина хмуро молчала, глядя на него, потом вскинула голову:
— Если не желаешь его кончать, давай уедем отсюда! Как реки станут, с твоими людьми в земли дривов уйдем. К тамошнему арьяльскому владарю — он небось тебе и такой силище порадуется! А весной — в Арьялу…
Джериш сделал большой глоток и поставил берестец на столешницу.
