1. Эта система замыкала христиан в своего рода гетто, из которого они не смели выйти ни когда они переживали относительно благополучные и спокойные периоды, ни даже тогда, когда они могли оказывать значительное влияние на политику Порты. Но главное – ни под каким видом они не могли заниматься миссионерской работой. Даже если они и могли позволить это себе материально, миссионерство считалось политическим преступлением против государства. Лишь Русская Церковь могла продолжать работу Византии в этой области.
2. Как этнарх христиан и высокопоставленный чиновник Турецкой империи, патриарх (вместе с его канцелярией) неизбежно вовлекался в насквозь коррумпированную систему управления Оттоманской империи, которая, после расцвета в XV-XVI вв., вступила в полосу упадка и разложения, длившуюся несколько следующих веков. Если история Оттоманской империи является иллюстрацией того, насколько развращает абсолютная власть, то история Константинопольской патриархии под турками показывает, насколько развращает абсолютное бессилие. Выборы каждого нового патриарха должны были сопровождаться выплатой крупной суммы ("бакшиша") турецкому правительству, которая оговаривалась в каждом конкретном случае в султанском берате. Сумму нужно было выложить либо из казны патриархии – и в этом случае новоизбранный патриарх старался возместить ее за время своего правления поборами из епархий, – либо из личной собственности кандидата. В несколько более скромных рамках та же процедура повторялась и при епископских выборах, которым также вменялось в обязанность получить берат от соответствующих властей.
Вскоре турки поняли, что чем чаще будут меняться патриархи, тем больше бакшишей они смогут получать. Тогда они стали принимать самое активное участие в смене патриархов. В XVII в. – одном из самых мрачных периодов истории Константинопольской Церкви – обладатель патриаршего престола сменился шестьдесят один раз, причем сорок восемь перемен произошло за 63 года. Правда, многие патриархи правили по два-три раза. Например, Матфей II правил двадцать дней в 1595 г., затем почти четыре года – с 1598 по 1602-й – и, наконец, семнадцать дней в 1603 г. Кирилл Лукарис – самый знаменитый патриарх XVII в. – восходил на патриарший трон семь раз. Причем до Константинополя он успел побывать и патриархом Александрийским. Один из его соперников, Кирилл II, в первый раз правил всего семь дней, а второй раз – почти целых двенадцать месяцев. В среднем каждый патриарх в XVII в. правил за один раз девятнадцать с половиной месяцев. Лишь святые могли оставаться верными идеалам своего служения в подобных условиях, и поэтому факт, что греческая Церковь выжила под властью турок в течение четырех долгих веков, является настоящим чудом.
3. То, что патриарх играл роль этнарха всех христиан Турецкой империи, позволило ему распространить свою власть на другие Церкви. Болгарская патриархия в Тырново была отдана греку в 1394 г., а затем сведена до статуса обычной епархии Вселенского патриархата. Автокефальная Охридская Церковь была подавлена в 1776 г. патриархом Самуилом I, который также отменил Сербский патриархат в Пече. Эта тенденция к централизации, к сожалению, также сопровождалась мерами, особенно болезненно воспринимавшимися славянскими народами: вначале на славянскую кафедру назначался греческий епископ, а затем он начинал устранять славянское богослужение. Никакая оппозиция со стороны местного клира не была возможна, так как патриарх именем султана обладал над ними абсолютным гражданским и церковным контролем. Так и древние восточные патриархаты попали в руки греков. Антиохийцам удалось добиться поставления арабского патриарха лишь в 1898 г. при активной помощи Российской Церкви. В Иерусалиме, где абсолютное большинство верующих составляют арабы, 95 процентов епископов и патриарх – по-прежнему греки. Национализм – это проклятие современного Православия – начал развиваться и процветать под турецким режимом. Греческий национализм отождествлял Православие с эллинизмом и стремлением греков к независимости, а славянский национализм требовал в XIX в. создания национальных Церквей, угрожая взять в руки оружие и поднять восстание.
Вся эта атмосфера взаимной подозрительности и ненависти вряд ли может быть названа христианской по духу. Междуусобные дрязги подобного рода были позором Православия во время черных лет турецкого ига. Однако они не помешали большому количеству так называемых "новых мучеников" пролить свою кровь за Христа во время периодически возникавших гонений и погромов. Самым известным из них стал Вселенский патриарх-Григорий V, повешенный турками в Пасхальное Воскресенье 1821 г. на воротах патриархии в Фанаре, сразу же после завершения Пасхальной литургии.
6. Благодаря богослужению и трудам Отцов Церкви, бережно хранившимся в монастырских библиотеках, Церковь смогла донести до народа главное содержание своей вести. Церковное богослужение, а также богатство и глубокий символизм византийских литургических форм позволили грекам, также как и другим балканским и ближневосточным народам, сохранить верность Православной вере и теснее чем когда-либо сплотиться вокруг своей, насильственно отлученной от школ, книгоиздания и образованного клира, Церкви.
Элементы византийской богословской науки продолжали поддерживаться горсткой выдающихся церковных деятелей. Некоторые из них были самоучками; другие получили образование на Западе и часто попадали под влияние своих католических или протестантских учителей. Таким образом идеи Реформации и Контрреформации проникли на Восток. Богословы XVII-XVIII вв., не имевшие возможности получить настоящее православное образование, зачастую использовали римские аргументы в полемике против протестантизма и протестантские аргументы в борьбе против римо-католиков. Политические соображения также играли немаловажную роль в этом процессе. Вселенские патриархи нередко использовали посольства католических стран (Австрии, Франции) и протестантских стран (Англии, Голландии) для того, чтобы повлиять на турецкие власти. Иностранные послы, со своей стороны, также часто оказывали давление на турецкое правительство, чтобы добиться смещения или возведения на трон того или иного патриарха.
7. Через несколько десятилетий после захвата Константинополя стало ясно, что правила для существования православного миллета, о которых договорились султан-завоеватель и патриарх Геннадий, оказались более действенными в теории, чем на практике. Турки не могли забыть, что они являются правящим народом, победителями христиан; их раздражало, что греки пользовались привилегиями, которых в общем-то не полагалось неверным. Сам Мехмед и его советники, в основном люди более старшего поколения, выросли в то время, когда Константинополь был блестящим культурным центром, а греческая ученость славилась по всему миру. Они не могли не чувствовать некоторого уважения к грекам. Мехмед гордился тем, что стал наследником кесарей – не просто султаном, но и римским императором, – и хотел, чтобы его подданные-христиане считали его таковым. Следующие поколения турецких правителей уже не разделяли этих чувств.
Сыну Мехмеда Баязиду II было пять лет от роду, когда его отец завоевал византийскую столицу. Когда Баязид вырос, все греческие ученые, которыми ранее славился Константинополь, уже давно разъехались: кто в Италию или в другие западные страны, а кто – в безопасную неизвестность монашеской кельи. Греки, с которыми доводилось встречаться султану, были либо купцами, стряпчими и ремесленниками, либо священниками, избранными на свой пост за тактичное, а зачастую и подобострастное поведение. В отличие от отца у него не было особых интеллектуальных интересов; для него слово "греческая культура" не значило ровно ничего. Его сын Селим I активно не любил христиан. Триумфом его царствования было завоевание Сирии, Египта и Аравии; честолюбие внука Мехмеда II было удовлетворено, когда он воспринял титул "калиф" – вождь всех правоверных.
Султан Сулейман Великолепный был культурным человеком и активно интересовался интеллектуальными течениями в современном ему мире. Но к тому времени его греческие подданные были весьма далеки от этих течений. Сам султан старался справедливо обращаться с греками, но, как и средний турок того времени, видел в них не более чем расу рабов. Время от времени кого-либо из них можно было использовать для финансовой, секретарской или даже дипломатической работы. Однако Сулейман был убежден, что на греков нельзя положиться, что верить им нельзя, что их главное занятие – это интриги и что они совершенно не заслуживают тех привилегий, которые почему-то им предоставлены его царственными предками.
Когда на трон взошел сын Сулеймана – Селим II Пьяница, на вершине Оттоманский структуры воцарился упадок. Верховную Порту контролировали министры, которые, как правило, за несколькими исключениями, отличались лишь жадностью, беспринципностью и неразборчивостью в средствах. Обычно всем при помощи невидимых нитей, тянущихся из-за завес ее гарема, управляла "султана валиде" – мать султана.
