— Мистер Траск, уж не думаете ли вы, что я махну рукой на приличия? — Присцилла вскинула голову с таким видом, словно услышала нечто оскорбительное. — Однако обещаю быть осторожнее.
Брендон махнул рукой и ушел.
Среди утвари Присцилла нашла маленькую жаровню и как-то ухитрилась пристроить ее на камнях, окружавших кострище. Самый большой горшок она в конце концов водрузила поверх нее. Оставалось надеяться, что «Джон-попрыгунчик» удастся. Начинка состояла из бобов, тушенных с кусочками бекона и стружкой кокосового ореха. Поскольку об орехе речи нет, вкус, вероятно, изменится, но Присцилла надеялась, что не станет хуже. Убедившись, что языки пламени равномерно лижут бока горшка, она не без труда поставила чугунную печь на край от костра и мысленно взмолилась о том, чтобы пироги не подгорели с одной стороны и не остались сырыми с другой. Поскольку жаровня одна, придется испечь лепешки, когда будет готов «Джон-попрыгунчик».
Уже через четверть часа Присцилла поняла, насколько стряпня в обычной кухне отличается от стряпни на костре. Варево вскоре напоминало вулкан, извергающий клубы пара и кипящую лаву. Из печи-датчанки доносилось шипение и пыхтение, свидетельствующее о злосчастной судьбе пирогов.
Первым делом «Джон». Присцилла схватила тряпку и потянулась к приоткрытой крышке, готовой, казалось, взлететь. Ее удалось приподнять, но тут свисающий конец тряпки вспыхнул и девушка от неожиданности выпустила крышку, тотчас плюхнувшуюся в варево. Горячая жидкость взлетела фонтаном, ошпарив внутреннюю сторону запястья.
— Черт! — прошипела Присцилла и, прикусив губу, оглянулась.
К счастью, Брендона поблизости не было. Все как будто обошлось. Ожог она получила не сильный, а главное, горшок теперь не так бурлил. Крышку можно извлечь позже.
— Присцилла!
Голос Брендона звучал так странно, что она быстро обернулась.
Он мчался к ней через поляну. Почти в тот же миг Присцилла ощутила боль и посмотрела вниз. Подол платья пылал. С криком ужаса она начала бить по нему ладонями, но от этого горящая ткань лишь прилипала к коже.
Пока девушка отчаянно размахивала руками, Брендон успел приблизиться и буквально бросился на нее. Они рухнули вместе, и он начал катать Присциллу из стороны в сторону. Вскоре огонь удалось сбить, а тлеющие края платья Брендон потушил ладонями.
— Господи Иисусе! — пробормотал он, глядя на побледневшую как мел девушку.
Та лишь растерянно моргала.
— Лежите и не смейте шевелиться, — приказал Брендон. — Я сейчас же вернусь.
Едва он исчез из виду, Присцилла села и обхватила себя руками, чтобы унять нервную дрожь. Она даже не задумалась о том, куда направился Брендон, но когда он вернулся, неся что-то в носовом платке, она без особого любопытства заглянула туда и увидела расщепленный кактус. Едва Брендон присел рядом и протянул руку к опаленным огнем юбкам, Присцилла отстранила его.
— Индейцы обычно пользуются этим при ожогах, — объяснил Брендон. — Уж не знаю, что такого в этом кактусе, но он облегчает боль и помогает снять воспаление.
— А мне совсем не больно.
Не хватало еще, чтобы на ее ноги смотрел посторонний мужчина! Она и так уже нарушила массу приличий за последнюю пару дней.
— Я даже думаю, что там и ожога-то никакого нет… разве что на лодыжке, совсем чуть-чуть. Я сама сделаю все, что нужно.
— Мисс Уиллз, — насмешливо возразил Брендон, — уверяю вас, я повидал в своей жизни немало женских лодыжек. Если вы полагаете, что один их вид заставит меня наброситься на вас, вы будете разочарованы.
Бледное лицо Присциллы порозовело, но больше возражать она не стала. Брендон сдвинул на несколько дюймов вверх обуглившийся подол и нижнюю юбку, потерпевшую меньший, но все же ощутимый урон, и начал было прикладывать кактус к обожженной лодыжке, когда взгляд его наткнулся на краешек яркой вышивки. Рука Брендона замерла.
Прежде чем Присцилла успела воспротивиться, он сдвинул еще выше остаток подола, и улыбка заиграла на его губах.
— Это ваших рук дело?
— Д-да, — прошептала она, заливаясь краской. Поверх ее колен расстилалась нижняя юбка — белое поле, усыпанное алыми цветами. Их было великое множество, тщательно вышитых и ослепительно ярких. Тетушка настаивала на унылых «приличных» тонах, и Присцилла подчинялась, но втайне, по ночам, вышивала так, как желала. Да, именно так она и одевалась бы, если бы смела. И когда тетушка Мэдди покинула этот свет, девушка сочла себя вправе носить тайком вышитое приданое.
— Такая благопристойность — и на тебе! — протянул Брендом, не отводя взгляда от этого сказочного — и дерзкого — великолепия. — Оказывается, вы пуританка только снаружи, мисс Уиллз.
Пренебрегая дальнейшими протестами, он приподнял юбки выше колен, расстегнул и снял чулок, а затем начал деловито накладывать компресс. Ощутив клейкость и прохладу сока кактуса, Присцилла с облегчением вздохнула. Жжение на месте ожога быстро исчезало.
— Что бы это ни было, оно помогает, — заметила Присцилла, только сейчас осознав, что боль и в самом деле была довольно сильной. — Наверное, стоит наложить компресс и на запястье, хотя ожог и невелик. У меня есть еще платок…
— Запястье? При чем тут запястье? — насторожился Брендон. — Что еще за чертовщину вы тут учинили?
— «Джон-попрыгунчик»! — вдруг выкрикнула она, уловив отчетливый запах пригоревшего мяса.
Присцилла попыталась встать, но Брендон пригвоздил ее к месту сильной рукой и сам поспешил к костру.
— Черт возьми! — прорычал он, снимая с решетки жаровни загубленное блюдо. — Какого дьявола вы не дождались, пока костер прогорит?
Он открыл печь, принюхался и издал стон разочарования.
— Значит, и пироги пропали, — мрачно обронила Присцилла.
— Вы сказали, будто умеете готовить, а я вам поверил, как последний дурак.
— Умею!
— Извините, но сегодняшний ужин этого не подтвердил.
— Я очень хорошо готовлю… в человеческих условиях. Просто мне еще не приходилось делать это на костре.
— Почему же вы сразу не сказали?
— Думала, у меня получится.
«Я хотела доказать, что тоже на что-то способна».
— Очевидно, вы ошиблись.
— Посмотрим, мистер Траск.
— Знаете что, мисс Уиллз. Отныне не прикасайтесь не только к вожжам, но также к жаровне и плите.
Пришлось в этот вечер довольствоваться лепешками — теми, что немногого стоили, по словам Брендона. Он сам их испек и сам поджарил бекон, после чего они приступили к ужину в отчужденном молчании. После случившегося аппетит почему-то разыгрался так, что и это блюдо казалось необычайно вкусным.