— Я должен был умереть уже дважды, — произнес испанец чуть ли не гордо. — Один раз в петле, а другой — в этом трюме.
Корабль накренился, и мы перебрались в носовую часть. Я смог получше разглядеть моего богача, который теперь показался мне призраком, будто стал бесплотнее на свету. Сложения он был худощавого, хотя в трюме выглядел крепышом. Когда нас озарило солнцем — клянусь, через него можно было видеть насквозь.
Я схватил испанца за руку — вялую плеть из кожи и костей — и поволок вперед. Должно быть, он и впрямь был богат. Все богачи такие вот вялые и изнеженные, и твой король — тоже. Едва он продолжил рассказ, гакаборт треснул и испанец бросился вперед, чуть ли не мне в объятия.
— Я провисел на том дереве часа три, не меньше, — произнес он и показал отметины от веревки на тощей шее. — Хотя мне казалось, что прошла целая вечность. Я обвил ствол ногами, да так все три часа и не отпускал.
— Да ладно, тебе и прутика не удержать, — заметил я и окрестил его лживым испанским псом.
— Потом я увидел ангела, — продолжил он. — На коне и с топором в руках.
Ангел оказался его дамой сердца. Дон Хорхе сказал, что она протянула ему топор — перерубить веревку. Так он и освободился.
— Отличный конец для твоей сказочки, — усмехнулся я. — Правда, он не объясняет, как ты оказался в трюме этой посудины весь в целях.
— Золото, англичанин! — вскричал он. — Вспомни о золоте! — Он схватил меня за руку — пальцы сомкнулись вокруг нее лишь на четверть. Я стряхнул его с себя и сказал, что если он намерен прожить чуть дольше, пусть говорит о золоте. Прикончить его я всегда бы успел.
Итак, той же ночью дон Хорхе пришел к дому брата-недруга. Брат сидел за письменным столом, склонившись над пергаментом. В комнате горели две свечи, на столе стоял кубок с вином — вот что увидел дон Хорхе, когда прокрался в дом с кинжалом в рукаве.
Быть может, брат увидел его отражение в окне, или услышал шаги, или почувствовал холодок — так или иначе, он обернулся, но поздно. Дон Хорхе ударил его тяжелым кубком по голове.
Будь мой испанец пиратом, брату пришел бы конец прямо там.
— Я вынул кинжал, — рассказывал Дон Хорхе, — и тут ее брат взмолился, чтобы я его пощадил. Он посулил мне все свои богатства. Все свое золото, англичанин, сотни дублонов. Огромное состояние, — добавил он и выплюнул воду, которой успел наглотаться.
Мы с ним выбрались сквозь главный люк на верхнюю палубу. «Сан-Кристобаль» устремил бушприт к небесам, а кормой уже погрузился в пучину. Палуба трещала под тяжестью набранной воды. Я велел испанцу хвататься за булинь.
— Он проводил меня в винный погреб, — продолжил дон Хорхе. — Там было множество бутылей и бочек на полках и в штабелях. Сотни бутылей. Бочек без счета. А в одной из них — золото, клад… — Тут он умолк, ибо раздался ужасающий грохот, словно небесный судия обрушил на корабль карающий молот: фок-мачта упала на палубу. Брам-стеньга еще некоторое время раскачивалась взад-вперед, а потом рухнула ярдах в пяти от нас с испанцем. — Корабль вот-вот потонет! — вскричал он.
— Точно, — ответил я. — Следующей рухнет стеньга. А потом дьявол затянет нас обоих на дно.
Испанцу не терпелось убраться подальше со злополучной посудины, но он еще не все рассказал о сокровище, а я намеревался остаться на месте, покуда нас не захлестнут волны.
— Мы никуда не уйдем, испанец. Я привяжу нас булинем к последней стоящей мачте. Мы останемся, потому что я еще не услышал все о золоте.
— Во имя неба, это верная смерть! Мы умрем, если тотчас не уберемся отсюда!
— Это ты умрешь, испанец, а я еще поживу. Тебе грозит смерть, не мне.
Тут дон Хорхе как мог торопливо продолжил рассказ. Брат невесты подобрал в погребе палку и разбил одну из бутылей. Оттуда просыпались ручьем золотые. Он ударил еще раз, и ручей превратился в поток из монет, каменьев и драгоценностей. Дон Хорхе упал посреди этой груды сокровищ, зарылся в нее и стал смеяться, пересыпая золото в горстях. Смеялся он, однако, недолго: брат той же палкой ударил его по голове. Очнулся мой испанец уже в трюме, прикованным к бочке, где я его и нашел.
Он принялся умолять отвезти его в Испанию, обещая отдать все сокровища мне, потому что ему нужна была только месть.
Я велел ему приберечь последние слова для рогатого, который уже дожидался нас в глубине.
— Сочинять ты горазд, а играешь паршиво. Ни единому слову не верю.
Испанец, сам себя перебивая, принялся рассказывать, как найти дом нечестивца брата: описал дорогу через лес, поляну и винный погреб, стоящий позади дома. Он вцепился мне в руку.
Его глаза пылали. Ему только и нужно было, чтобы я отвез его в Испанию и снабдил пистолетом. Костлявые пальцы испанца впились мне в плечо — пришлось разжимать их по одному. Едва я освободился, как он снова схватил меня за руку и поклялся, что сказал чистую правду. От пучины нас отделял жалкий островок палубы ярда в четыре.
Я вспомнил старого Тома. Однажды он сказал, что слова умирающего обыкновенно правдивы, поскольку терять ему уже нечего, и клятвы подобного рода следует принимать к сведению. Поэтому я поверил испанцу. Каждому его слову.
Я крикнул своим ребятам:
— Отдать якорь, парни! Убрать паруса! Я расскажу вам одну историю, историю о кладе! Шлюпку на воду, Бонс! Подбери нас, и ты услышишь ее первым! Зовите капитана, мистер Смит. Ну же!
— В чем дело, мистер Сильвер? — отозвался морской пес. — С каких пор вы взялись командовать?
— Мы поплывем в Испанию, сэр, — ответил я. — За золотом, сэр, за несметными сокровищами.
Вода вокруг меня забурлила, как кипяток. Еще немного, и мы канули бы на дно — «Сан-Кристобаль», я и испанец вместе с его историей.
— Нет, мистер Сильвер, — произнес Черный Джон, отряхивая рукава — как тогда, когда метнул в меня нож. — Мы идем в Индию. Курс лежит на восток, и я его не изменю. Кстати, вы тонете, мистер Сильвер.
— Но сокровище в Испании, сэр, — проговорил я.
Черный Джон даже опешил от моей злости. Корабль уже скрылся под водой, я стоял на цыпочках, говоря о богатстве, а он и бровью не вел. Еще бы мне не злиться!
— Повторяю в последний раз, мистер Сильвер, мы идем в Индию. А после Индии — обратно на Тортугу. Потом — к Мадагаскару, Маврикию или же к Каролинам — куда угодно, но только не в Испанию. Никогда и ни за что мы туда не пойдем.
Его глаза-бусины выпучились до размера фартингов. Он отчаянно дернул себя за бороду. Я решил, что вот-вот увижу его за этой черной порослью, но разглядел только клочок кожи. Каждый пират на корабле нет-нет да и брился ради дамочек в порту, но к капитану это не относилось. Должно быть, для него борода была предметом гордости. А может, он однажды сбрил ее и понял, что без нее выглядит немногим лучше. Как бы то ни было, Черный Джон вернул самообладание и переглянулся с Пью — тот уже поглаживал подбородок.
