— Дозволь тебе попенять, граф Петр Александрович, не хорошо, брат, забывать старых и преданных друзей.
— Я и не думал, что ты, князь!
— Уж не оправдывайся…
— Да право же, князь Платон Алексеевич, я и не думал забывать тебя.
— А почему у меня так давно не был? Говорят, в Москве ты которую неделю пребываешь, а ко мне ни разу и не заглядывал… Я бы сам к тебе приехал, да хворость останавливает.
— Да все недосуг было; дела много, вот выбрал время и прямо к тебе.
— Спасибо, граф Петр Александрович, спасибо, что не забываешь своего старого сослуживца и приятеля. Прибыл ты ко мне, граф, в самый раз… Ведь я теперь один.
— Как один, а где же княжна? — с удивлением спросил у князя Полянского граф Румянцев-Задунайский.
— В ярославскую вотчину уехала, — как-то хмуро ответил князь Полянский.
— Зачем?
— Так, погостить, побывать, проехаться.
«А это не спроста, в такую пору отправил дочь в глушь», — подумал граф Петр Александрович.
— А я все, князь, разыскиваю своего адъютанта, — проговорил он.
— Ну, и что же, не увенчались успехом, граф Петр Александрович, твои розыски?
— Успех хоть и небольшой, а есть, я напал на след, — как-то значительно проговорил граф Румянцев-Задунайский, не спуская своего пристального взгляда с князя Полянского.
— Не может быть, — быстро воскликнул тот, меняясь в лице.
Почему не может быть? Нет, князь, я напал на след офицера Серебрякова.
— С чем тебя, граф, и поздравляю; будь добр, расскажи, где и как напал ты на его след; ведь тебе ведомо, что офицером Серебряковым и я немало интересуюсь, — уже совершенно спокойным голосом проговорил князь Полянский; он овладел собой и старался скрыть свое волнение, не выдать себя.
— Рассказать возможно.
— Пожалуйте, граф Петр Александрович, это прелюбопытно.
— Изволь, князь Платон Алексеевич; мой адъютант Серебряков с постоялого двора, где он остановился по приезде из Питера, пошел к тебе и уж больше домой, т. е. на постоялый двор, не возвращался.
— Ко мне, говоришь, пошел? — стараясь овладеть собой, спросил князь Полянский.
— Да, князь, к тебе.
— Вот как! А зачем? Про то, граф, ты не слыхал?
— И про то, князь, слышал, — с ударением на слове «слышал», — ответил князю Полянскому его прежний сослуживец и старый приятель.
— Вот как, и про то слышал?
— Да, слышал, и хочешь, скажу, зачем Серебряков к тебе пошел.
— Тебе, граф Петр Александрович, ведомо, что офицер Серебряков вхож в мой дом?
— Да, прежде он был к тебе, князь, вхож, ты принимал его, а потом отдал приказ не принимать Серебрякова.
— Как, граф, тебе и сие ведомо?
— Да, ведомо.
— Если я отдал приказ своим дворовым не принимать Серебрякова, то зачем же он ко мне пошел?
— На свидание с княжной, твоей дочерью, — тихим, спокойным голосом ответил граф Румянцев-Задунайский.
— Граф, что вы говорите, вы… вы забываетесь! — сердито возвышая голос, весь вспыхнув, проговорил князь Полянский, переходя с дружеского «ты» на вежливое «вы».
— Полно, князь Платон Алексеевич, не волнуйся, не сердись; говоришь ты не с кем другим, а со мной, с твоим старым сослуживцем и сердечным приятелем, который тебе предан, как близкому родичу. Ни худа ни лиха я тебе и не пожелаю. — Успокойся, дружище, давай с тобой откровенно, по-приятельски, поговорим, начистоту значит, — добродушно проговорил фельдмаршал Румянцев-Задунайский.
— Я просто, граф, удивлен и, скажу более, я поражен твоими словами, — несколько успокоившись, промолвил князь Полянский, принимая в разговоре с графом опять дружеский тон.
— Что, приятель, поделаешь! И я был удивлен, когда услыхал, что будто Серебряков к княжне Наталье Платоновне на свидание ходил и уж больше к себе домой не возвращался.
— Что, граф, ты хочешь этим сказать?
— А то, что молодчика ты наверное застал на свидании и припрятал его, куда-нибудь в укромное местечко, чтобы он не хвалился своей амурной победой.
— Граф! Петр Александрович!..
— Да не горячись ты, пожалуйста, князь Платон Алексеевич… Ведь ишь, какая горячка!.. С тобой и говорить опасно… Пожалуй сгоряча прибьешь меня, старика, — с добродушной улыбкой, заметил своему старому приятелю граф Румянцев-Задунайский.
Он теперь точно был уверен, что офицер Серебряков куда-нибудь припрятан князем Полянским.
— Граф, ты, кажется, не знаешь, что своими шутками наносишь мне оскорбление…
— Я не шучу…
— Не шутишь? — притворяясь удивленным, переспросил у своего приятеля князь Полянский.
— Мне не до шуток, князь-голубчик… Сама государыня приказала розыскать пропавшего офицера Серебрякова…
— Вот как… Даже государыня знает?
— У Серебрякова было письмо секретное, относительно наших военных дел с турками, которое вручила ему государыня для передачи мне… Понял теперь, какое завязалось дело?
— Как не понять, граф, понял…
— Ее величество соизволила повелеть мне, во что бы то ни стало, то письмо вернуть не вскрытым… А где я возьму письмо, когда сам Серебряков исчез, пропал…
— Что же от меня ты хочешь, граф? — едва скрывая волнение, спросил князь Полянский.
— Хочу, князь Платон Алексеевич, чтобы ты сообщил мне что-либо про Серебрякова…
— Сообщить могу, граф, немного: скорее, повторю, потому я уже говорил тебе, что Серебряков бывал у нас прежде, а потом я, по некоторым причинам, не стал его принимать…
— Только и всего?..
— Да, граф, только и всего?..
— Мало же…
— Чем богат, — стараясь улыбнуться, промолвил князь Полянский.
— Князь, я думал, ты мне по-приятельски расскажешь все, без утайки… Не заставишь меня принимать никаких мер, а ты…
— Я, граф, все сказал… Больше я ничего не знаю, ничего…
— В голосе князя Полянского слышались неудовольствие, раздражительность.
— И про то не знаешь, что твоя дочь — княжна свидание назначила, посредством одного поляка, перерядившегося торговцем кружевами. Этого поляка я приказал схватить… Он наверное теперь сидит в тюрьме…
— Я… я решительно ничего не понимаю… Свидание посредством какого-то поляка… Серебрякову дочь назначила свидание… Удивляюсь, к чему все это вы мне говорите, граф Петр Александрович, — не произнес, а как-то нервно вскрикнул князь Полянский.
— К чему я говорю? А к тому, что жалею тебя; всеми силами стараюсь тебя выгородить из этого некрасивого дела…
— Какого дела? Какого? Ну, допустим, что моя дочь, по своему девичьему легкомыслию, назначила свидание этому мерзавцу Серебрякову… Так вам-то что же, граф, до сего?.. Вы ведь не жених моей дочери… ни сват, ни брат!..
— В том мне дела нет, князь… это верно. Я, исполняя волю нашей всемилостивейшей государыни императрицы, желаю только знать, что вы сделали с поручиком гвардии Серебряковым… он пошел к вам в дом, есть на то улика. Где он?
Граф Румянцев-Задунайский проговорил эти слова уже не дружеским тоном, а резко и возвышая голос.
— Я, повторяю, не знаю… я не сторож за вашим Серебряковым и не хожу за ним, — также резко и гордо ответил ему князь Полянский.
— Это последнее ваше слово, князь?
— Последнее, граф.
— Ну, стало быть, делать здесь мне больше нечего, — вставая и направляясь к двери, рассерженным голосом промолвил князь Петр Александрович.
Князь Полянский ни слова на это не сказал своему бывшему сослуживцу и старому приятелю.
Он сидел молча, с мертвенно бледным лицом, понуря свою седую голову. Между друзьями вельможами произошел раздор, размолвка.
— Князь, я должен принять некие меры, для вас неприятные, — в дверях проговорил граф Румянцев-Задунайский.
— Делайте, граф, что хотите…
— Я прикажу вашим дворовым произвести строгий допрос.
— Если, граф Петр Александрович, вам на то дана власть, то допрашивайте.
— Может, потребуется и обыск…
— Как! Обыск в моем доме! — с негодованием воскликнул князь Полянский.
— Что делать… вы, князь, сами, своим упорством доводите до сей крайности.
— Ну, что же! обыскивайте!., перешарьте весь мой дом… срамите меня!.. Мне уже заодно терпеть!.. Только никак я не думал и в мыслях своих не держал, что вы, граф Петр Александрович, мой старый сослуживец, мой сердечный приятель, станете моим недругом, — как-то желчно проговорил князь Полянский.
— Я… я, твой недруг?.. Эх, князь, не знаешь ты моих чувств к тебе… Я всеми силами стараюсь замять сие дело… Я приказал посадить в острог поляка Зорича только за то, чтобы он не оглашал про амур твоей дочери… я много о тебе скорбел, а ты своим недругом меня называешь. Впрочем, считай меня кем и чем хочешь, а я все же должен выполнить повеление государыни… Я считаю это за мой священный долг! — с большим достоинством проговорив эти слова, фельдмаршал Румянцев-Задунайский вышел из кабинета князя Полянского.
