Позволяю себе касаться меди волос, рассыпанных по подушке, наклоняюсь и, как маньяк, вдыхаю запах — клубника, шоколад, нотки иланг-иланга…
Она вся — изысканное лакомство, которым я попировал вволю. Малышку надо было отвлечь, вернуть ко мне, в эту реальность… И мне не пришло лучшего способа, как наказать её… так невыносимо-сладко, что, кажется, она сорвала голос.
Только кого я наказывал — её или себя? Хотя, кому я вру — не наказывал, баловал. И буду впредь. Потому что она так выгибается и стонет, что у меня просто крышу рвёт… Сам не знаю, как сдержался и не взял её? Ограничился только руками и языком… Всё время в голове держал, что малышка только невинности лишилась — нельзя ей, не навреди!
А сам плавился, как шоколад, который размазывал по её нежной коже…
Мне тоже нужно было отвлечься. Создать себе иллюзию востребованности. Заглушить воющее в душе отчаяние. Там, во время разговора, я едва ли не сошёл с ума.
Она до сих пор ещё страдает о Вадиме. И если учесть, что он — брат Глеба, пусть и двоюродный, то, наверняка, стоит этих страданий.
А я? Монстр, который влез в их идиллию, разлучил, разрушил. Заграбастал себе прелесть и сладость… Только одного не учёл — купить, забрать, поработить — можно тело, а не душу. А вот как теперь мне пробраться к душе — где безраздельно царит другой, где от моего вмешательства остались лишь руины и пепел — я не знаю…
Раньше знал. Ведь судьба щедро одарила меня — деньги, внешность, отменное здоровье, положение в обществе… Этого хватало, чтобы девицы сами вешались на меня. И ни одной из них я не норовил заглянуть в душу. Хотя, не уверен, что хотя бы у одной из них была душа, а не гардеробная с дорогими брендовыми шмотками…
А сейчас? Ощущаю себя нищим уродливым бомжом-неудачником. Потому что той единственной, с которой захотелось соприкоснуться душами, мне, оказывается, нечего дать. Всё, что у меня есть и привлекательно для других, ей не нужно.
Ника…Никулечка… Сладкая моя… Сахарная… Что мне делать?
Она спит и улыбается во сне — юная, нежная, невинная. Не моя.
Наклоняюсь и целую эту улыбку… Ощущение паршивое — будто ворую. Дожился, Ресовский. У собственной жены тайком поцелуи срываешь! Скажи кому из друзей по мажорским тусовкам — на смех поднимут.
Только я не скажу. Никому. Никогда. Это слишком светло и интимно.
Выхожу из спальни, закрывая за собой дверь. Всё, что я могу сделать для своей малышки, это оградить её от угрозы. Закрыть собой от таинственного и могущественного врага, которому зачем-то потребовалось отыгрываться на маленькой хрупкой девочке.
И для этого нужно проникнуть в грёбанный «Серебряный лотос» и разнюхать всё изнутри. Только так смогу понять — кто такой и чего ему надо. Глебу в клуб не попасть, даже все ФСБшные связи не помогут. А вот меня — ждут. Сегодня ведь та самая пятница, когда лотос должен расцвести.
Морщусь от пафосности метафор и иду одеваться. Адепты «Серебряного лотоса» — как в униформе всегда: чёрные костюмы, белые сорочки, вкрапления серебра.
Упаковываю себя в дорогой «саркофаг» от кутюр и спускаюсь вниз, к уже ожидающей меня машине. Мысленно уговариваю себя не паниковать: всё должно пройти хорошо. Меня сами туда пригласили.
Впрочем, пригласил меня Драгин. А я понятия не имею — какой у него уровень посвящения и кто он там, в этом клубе, вообще. А главное, какую игру ведёт и что за роль отведена в ней мне и Нике?
К сожалению, сведений у меня — с гулькин нос. И это несказанно бесит, нервирует и дезориентирует. В клуб меня дальше прихожей не пускали — я ведь даже не неофит. А Драгин — как все оружейники — закрыт на кучу секретных замков, открывать которые — опасно для жизни. Не знаешь, где рванёт.
Адепты «Лотоса» собираются в лесу. В большом стильном фешенебельном доме. Это строение в равных долях принадлежит пятерым из высшей ложи. Кому именно — неизвестно. Парковка находится в полукилометре от здания. Водители, телохранители и прочий обслуживающий персонал остаются здесь. Дальше — за строго охраняемый периметр — пускают только причастных. Или тех, кто собирается таковыми стать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Здесь каждый сам по себе. Идут одинокими чёрными тенями. И тем удивительнее, что меня окликают.
Драгин стоит, опершись о ствол огромного дуба, беспечно насвистывает и рассматривает свои ногти.
Когда подхожу ближе — вскидывает взгляд. Вовсе не беспечный — озабоченный, строгий, сканирующий.
— Всё же приехал, — роняет.
— Как видишь, — фыркаю в ответ, прекрасно понимая, что он вовсе не это хотел спросить. Но вокруг слишком много ушей.
Сева манит меня поближе, берёт за грудки, притягивает и шепчет в ухо:
— Поможешь мне?
— В чём именно? — чуть охренев, говорю я, пытаясь вырваться из захвата. Он отпускает, воровато оглядывается и произносит так тихо, что мне приходится читать по губам:
— Украсть серебряный лотос.
Закашливаюсь, офигев от перспектив.
— Ты головой тронулся? — шиплю.
Он хмыкает:
— Нет. Сам поймешь, когда увидишь.
Мне уже и так доходит:
— Это не метафорический образ?
— Разумеется, — продолжается наш разговор на грани шёпота, — это артефакт. Оружие. Древнее. Мощное.
Киваю — так и думал. Оглядываюсь — кажется, мы перетираем тут слишком долго, может вызвать подозрения.
— Идём, — говорю.
— Ты первый.
Он прав — вместе нельзя. Лучше не привлекать к себе лишнее внимание. Между адептами «Серебряного лотоса» во время церемоний запрещены контакты, коалиции, группы. Тут каждый сам по себе и сам за себя. Без друзей, соратников, союзников.
И только мы затеваем нечто, ломающее систему.
Ухмыляюсь понимающе и ухожу, не оборачиваясь.
Адепты по одному подходят к массивной двери, на которой извивается цветок лотоса. Венчик повёрнут так, что видна коробочка в окружении лепестков. И выглядит невинный, казалось бы, цветок — агрессивно и хищно. Будто разверстый зев чудовища. Такое растеньице слопает — косточек не оставит.
В последнее время я плотно занялся делами «РесФарм». Заодно поднаторел и растениях — их лечебных свойствах, их ядовитости, опасности. Недаром всякие там маги и чародеи в своём вареве использовали различные травы. В них и впрямь скрыта огромная сила. Так лотос у многих народов Востока — символ абсолютной красоты и чистоты. Не оттого ли его с древности применяли в косметологии: масло лотоса борется с прыщами, разглаживает морщины, омолаживает, замедляет старение… Чем не магия?
Но цветок на двери способен только убивать, пожирать, вытягивать силу. Входить в такую дверь — жутковато. Я несуеверный, и вообще не воспринимаю всерьёз всю эту магическую хреномуть, но сейчас — испытываю странный мандраж. Будь я верующим — принял бы за религиозный экстаз. А так. Не могу понять причину своего состояния. Это крайне нервирует.
Посвящённые адепты слышат пароль, произносят отзыв и проходят за дверь с цветком. Гуськом. Соблюдая дистанцию в полтора метра. Длинная очередь тянется до забора.
Замечаю высокую фигуру Драгина. Сева умудряется подмигнуть мне.
Он стоит в другой очереди. Значит, ещё не адепт, только неофит.
Я топчусь в третей — нас называют небрежным словом «неприобщённые». Шарю глазами по… коллегам (определил их для себя так) — разный возраст и, судя по тому, что мало кого узнаю, разный социальный уровень. Интересный отбор кандидатов.
Нет, некоторых я всё же припоминаю — бизнес-тусовка тесная, и рано или поздно пересекаешься с тем или иным её представителем. Но все, кто стоит вместе со мной в очереди, даже не двузначные номера во всяких там списках. А трёхзначные и четырёхзначные, да и то — ближе к концу.
Как меня занесло в их ряды?
Чем больше смотрю — а очередь двигалась медленно и печально, похоронные процессии и то быстрее — тем отчётливее понимаю: мне здесь не место.
И ещё отчётливее — я в игре. В самом её грёбанном эпицентре. И ни хера не знаю правил.
Украсть древний артефакт, который, наверняка, охраняется похлеще золотого запаса, — это полбеды. Понять бы ещё — зачем?
