Кажется, я всё-таки всхлипываю или ойкаю, в общем, выдаю себя. И два хищника тут же оборачиваются в мою сторону. Они сейчас оба такие… жуткие. В глазах — гнев и ярость. Я — причина этих тёмных чувств? Или…
Думать некогда.
Нужно бежать, пока чудовища не совершили бросок. И я поворачиваюсь и несусь прочь. Куда?
Не знаю…
Подальше… по длинному коридору…
Бежать-бежать-бежать…
Не успеваю.
Меня настигают, хватают за шиворот, как нашкодившего котёнка, и, игнорируя треск ткани, приподнимают над полом.
Сучу ногами, извиваюсь, пытаюсь вырываться.
Аристарх перехватывает меня поперёк талии, сжимает вместе мои запястья и рычит в ухо:
— А ну, стоять! — замираю, жалобно скулю. Ощущаю спиной, как напряжены мускулы его большого сильного тела. — Всё, Сахарок, хватит. Набегалась! Одного раза достаточно! Я согласился купить тебя, если ты примешь мои условия. Какие, повтори? — жёстко, будто сечёт. — Ну! — аж полыхает весь яростью. — Говори! — встряхивает отнюдь немилосердно.
Он хочет, чтобы я снова сделала это. Сломала себя. Плюнула на свою гордость.
Но я не хочу. Не буду так. На его условиях. Иначе совсем потеряю всякое уважение к себе. Поэтому закусываю губу, тихо скулю и мотаю головой.
Я не скажу.
Он ярится ещё больше.
— Так, значит, — захват на запястьях усиливается, наверняка, останутся синяки. — Хорошо, — шипяще-рычаще выдаёт он, — я напомню. Освежу твою память. Так вот — ты согласилась быть моей игрушкой, подстилкой, моей собственностью. Домашней утварью. Личным питомцем. Тем, кем я пожелаю. Так?
Не дождёшься. Снова упрямо мотаю головой.
— Так, — сам же отвечает он. — А я, моя драгоценная, ещё не наигрался. Понятно?
— Когда наиграешься — что тогда? — зло выпаливаю я, наступая босой ногой ему на ногу. Над ухом раздаётся довольный смешок — ему ни черта не больно! Он развлекается! Сволочь!
— Я не загадываю так далеко, Сахарок, — насмешливо отзывается он, щекоча горячим дыханием мне шею и чуть прикусывая мочку уха. — Но в ближайшие семьдесят лет точно не мечтай от меня избавиться.
— Семь… десят?.. — поперхнувшись, переспрашиваю я.
— Если будешь себя хорошо вести — то, так уж и быть, могу скостить до шестидесяти. Но раньше — не надейся!
И… совершенно бесцеремонно взваливает меня на плечо и, смачно шёпнув по ягодице, тащит назад.
Я ору, колочу его по спине, извиваюсь. Но лишь зарабатываю новые шлепки… Увесистые! До слёз из глаз!
Гад!
Возвращается в гостиную, садится в кресло, устраивает меня в кольце своих рук.
Ерзаю у него на коленях.
Он сейчас тоже только в халате, огромном, байковом, я бы в такой могла замотаться три раза. И мои движения вызывают определённую реакцию его организма…
Так тебе и надо, злорадно думаю я, ощущая внушительный каменный стояк. Ловлю дикий горящий взгляд — и злость сменяется паникой. Я будто мышь в лапах большого котяры. Сейчас он расслаблен и доволен. Но это — мнимое спокойствие. В любой момент он может цапнуть и сожрать.
— Поймал свою беглянку? — ухмыляется Глеб, как будто у нас просто — ролевые игры в медовый месяц.
— Как видишь, — кольцо сильных рук на моей талии сжимается ещё крепче, меня притискивают к каменной груди — собственнически, по-хозяйски, на ближайшие шестьдесят-семьдесят лет…
— Алёна у меня тоже всё бегала… Поначалу… — говорит Глеб, выводя меня из себя тем, что рассказывает о чудесной смелой женщине так, словно она — маленькая непослушная девочка. Неразумное дитя.
Злюсь! Если бегала — значит, были причины! Алёна не похожа на человека, который принимает спонтанные необдуманные решения. Насколько я могла заметить — у неё всё выверено, по полочкам. Стало быть, выводил!
— И как ты это пресёк? — заинтересованно спрашивает Аристарх. Мне кажется, сейчас выхватит блокнот и будет конспектировать.
Что с этими мужчинами? Они вообще понимают, что говорят сейчас о живых людях, у которых есть свои жизненные установки, свои желания и…капризы. Да-да, они тоже!
— Радикально, — хмыкает Темников и бросает взгляд на меня: — Потом расскажу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Капец!
Мне хочется съязвить: сразу уже набери инструкцию и распечатай на принтере. Пусть повесит у себя в кабинете и читает каждый день!
Но я молчу, а Аристарх беззастенчиво целует мою шею, плечи, рукой пробирается к груди и накрывает её, довольно чувствительно сжимая…
Правильно, чего ему стеснятся. Он же барин перед прислужником. Тискает свою игрушку, как хочет. Нахожу ладонь, которая всё ещё сжимает мою талию, вцепливаюсь в неё ногтями изо всех сил. Не жалею!
Но он не реагирует вообще.
Нет, плотоядно ухмыляется. Лишь оттягивая время полного пожирания.
— Да, расскажешь потом, — говорит Глебу. — Сейчас расскажи Нике то, о чём мы говорили…
Глеб кивает и требует:
— Посмотри на меня, Ника.
Вскидываю взгляд…пугаюсь и, впервые радуюсь, что меня держит Ресовский.
Глеб… он… он колючий, холодный, и взгляд у него — полосующий, кожу с костей снимающий, как скальпелем…
Как вообще можно быть рядом с таким мужчиной? Любить его? В этот момент мне становится жалко Алёну… Хотя… ведь она же не жалуется. Более того, выглядит довольной и счастливой. Наверное, каждому своё. Мне так бррр… Жуткий!
— Ника, ты должна знать — Аристарх не отдавал приказ убить Вадима. Он вообще ничего не знал о вашей идее с побегом.
— А вы… то есть ты… знал?
— Я знал. И курировал всё с самого начала… И это я… — холодею, поскольку доходит, какой будет следующая фраза, — подстрелил мелкого. То было моё решение. Осознанное. Потому что так лучше для всех.
Сейчас я даже радуюсь, что меня держит Аристарх — большой, тёплый, домашний. Я сама приникаю к нему, прячусь, чураюсь того, другого. Он — страшный! Сейчас довольно скалится. Монстр! Убийца! Интересно, а Алёна знает? И как бы она отнеслась?
Глеб усмехается, притом невесело.
— Нарисовала себе ужасы? — говорит он. — Вы, девочки, это умеете. Но на самом деле, Ника, тебе придётся смириться с тем, что таким образом я спасал Вадима.
— Спасал, убив? — ёжусь я.
Даже произносить такое неприятно. Холодом дерёт по позвоночнику. Я ощущаю благодарность за горячие поцелуи и жаркие объятия, которые есть у меня сейчас.
— Выслушай сначала, — Глеб садится в кресло напротив, — а потом будешь казнить или миловать. Договорились?
И рассказывает.
Оказывается, почти с самого начала, когда мы с Вадимом только готовили наш побег, Темников заметил странную активность. Какие-то люди — мрачные типы — следили и за мной и за Вадимом. Но поскольку рядом со мной всегда была Алёна и люди Ресовского, то за мной следили менее внимательно. За Вадимом, который ничего и вовсе не подозревал, тщательнее.
— Но зачем? — прерываю я. — И кто они вообще такие?
— Не поверишь — я задавал себе те же вопросы. И это притом, что я — умею копать. Однако хорошо копать, когда ты хотя бы примерно знаешь направление. Предполагаешь цели. А тут — я терялся в догадках. Рабочей версией выбрал месть. Мелкий не раз ставил системы слежения богатеньким — кто-то пас своего мужа, кто-то вычислял жену. В любом случае, если информация вдруг выплыла наружу, сторона, за которой следили, могла серьёзно обидеться. Туда и начал рыть. Благо, богатых клиентов у Вадьки оказалось не так уж много.
Дальше идёт скучная сухая информация — проверки, поиски, сбор и сортировка…
— Всё это немилосердно жрало время, — тоскливо признаётся Глеб. — И уводило по ложному следу. О том, как я ошибся, понял лишь, когда увидел тебя на пожарной лестнице.
— Почему понял? — недоумеваю я.
— Потому что заметил снайпера на крыше. И он целился в Вадьку, но не стрелял, хотя возможностей — масса. Мелкий, олух, как на ладони. Мужик чего-то ждал. Или кого-то. Чьей-то отмашки. Но рассуждать уже было некогда. Я несся, как угорелый. Мне не хотелось, чтобы мелкого подстрелили. И ещё я понял — никто из его клиентов на такое бы не пошёл. Максимум — они бы наняли отморозков, чтобы Вадьку отделали. Но убивать… Нет, тут был кто-то более борзый и более ненаказуемый…
