Кто пьян да умен...
В редакции появился новый человек. Прапорщик Леонид Юша. Жилистый, выпить не дурак, белорус. Но у меня отлегло от сердца. Это был настоящий начальник типографии. Дело свое он знал отлично. А выпить мы все были не прочь.
У Лени после второго стакана запотевали очки на большом хрящеватом носу. А когда я, предупреждая безобразие, говорил: «Леня, не много ли будет?» – он неизменно отвечал: «Нет, командир. В самый раз». Кстати, водку в себя вливал он очень мучительным образом. Морщился, кривился, но пил. Еще он, выпив, засыпал с сигаретой. Просыпаясь, раскуривал чинарик, делал затяжку и вновь погружался в нирвану. Поэтому и курил «Приму». Один раз я дал ему сигареты с фильтром, те, что не гасли, как махорочные, так он пропалил дыру в матрасе и сам чуть не сгорел. А потом меня же и укорял, что я ему пожароопасные сигареты подсунул. Но это было годом позже. А пока с приходом Лени заработала как следует полиграфическая техника, но в палатке вдруг стало отчаянно вонять грязными носками. Что за чудо? Мы с Махно провели исследование на чистоту конечностей личного состава. Уж больно сильно пахло. Все в норме! Ага, вот район заражения! Юша ухитрился прятать старые носки под матрас. Стирать не хотел, выбрасывать – жалко. А носочки у него были еще из дома – нейлоновые. Мы их торжественно сожгли, а Юше подарили несколько пар хлопчатобумажных.
К этому же времени относится попытка Махно сотворить «айсликер». Он, видите ли, водку нашу, «керосиновую», не пил. А во Львове, «западенец» чертов, у тетушки ел ложкой ликер из спирта и гоголь-моголя. Под это дело, к своему дню рождения, он выпросил у меня пол-литра спирта. Очень хорошего спирта. С трудом достал десяток свежих яиц и долго колдовал над смесью. Вещь получилась убойной крепости. Сам Махно и двух ложек этой кремовой массы не осилил. Съели «айсликер» Юша с бойцами. Дня два ели. Не пропадать же добру!
О вечном
На аэродроме, прямо на стоянке у КДП, – трагедия. Там, где обычно раскручивал винты «Ан-26», уходивший на Союз, под лопасти попала женщина. Подбегая к самолету, когда уже вовсю ревели движки, она попала под винт. Несчастной вырвало полностью руку. Она погибла на месте. Удивительным для меня было и то, что одна из лопастей была изрядно повреждена. Борт простоял на ремонте дня три. Но каких-то особых мер безопасности никто не предпринял. По-прежнему, спотыкаясь, с тяжелыми «парашютными» сумками бежали по полосе офицеры и женщины в обтягивающих «батниках» (хлопчатобумажных майках) и джинсах «Levis» с бычьей головой (подделки типа «Кабул-подвал»). Вот тут один нюанс. Я не видел, чтобы офицеры оказывали особое рвение помочь женщинам в подтаскивании сумок с барахлом. Почему? А вот ответ, который я получил от офицера, старлея с «точки»: «А пусть тот, кто ее е...т, тот и подтаскивает». А поскольку чаще всего «покровителями» были большие, из штаба дивизии чины и советники, они не очень хотели светиться у самолета с озабоченной, нелепо одетой, суетливой «дочерью Евы». Самое большее, с ней прощались из «уазика», не вылезая. Вот она, мужская ласка! Как трахать, так... А как помочь!
Впрочем, за что винить и тех и других? Тут во мне, может быть, зависть говорит. Самому хотелось за сиськи подержаться. Но нечасто удавалось. Может быть, это неутоленное желание и сублимировалось в боевую злость и решимость пройти по всем кругам Афгана, пусть даже и в роли «пятой ноги» – корреспондента в боевых порядках.
А по поводу «афганских ласточек» был такой анекдот: «Сказочные персонажи решили помочь воинам-интернационалистам. Ну, Илья Муромец, тот, конечно, годится. Змей Горыныч, разумеется. Соловей-разбойник – в спецназ. Подходят к границе и вдруг обнаруживают, что между ними Баба-яга затесалась. «Ты, старая кочерга, куда? Всех распугаешь!» – «Это я здесь Баба-яга. А как границу перейду – Василисой Прекрасной стану!» Ох, была горькая правда в анекдоте. И за смелость свою, и жалость «бабаежки» сполна получали и злой лаской, и чем другим. Бывало, и дрались за них, и стрелялись (были дуэли в Афгане), и женились. А потом, увидев в Союзе, переходили на другую сторону улицы. Афган – другой мир. И в этом была спасительная мудрость жизни.
Тутти-фрутти-II
Тешу себя надеждой, что когда-нибудь, пусть и совершенно небольшому числу людей, мои заметки помогут не верить на слово множеству официальных исследователей и историков «по горячим следам». Чует сердце, много интересней будут детали. Вроде таких, что из алюминиевых банок из-под «оранжа», «Sisi» и прочей «кислоты» умельцы изготавливали пепельницы, абажуры, блюдечки и стаканы, а из гильз – зажигалки, из резных перегородок в снарядных ящиках – оригинальную мебель. На моих глазах дюжий прапорщик-хохол вертел задумчиво крышечку с колечком от банки «Sisi» и размышлял вслух: «А вот куда ее можно приспособить? Ну, вот кольцо. Вот крючок этот загнем. Ну, конечно, смотри, готовое кольцо для занавески, для шторки. А?»
Тут я упомянул об одежде, назвав ее нелепой. Это не совсем так. Конечно, полная задница и толстые бедра «забальзаковской» «интернационалистки» смотрелись в то время в суровых джинсах несколько необычно. Но ведь привыкли. Итак, об одежде, обо всем другом, что покупали в афганских дуканах. Тема большая, всем известная, но ведь не расскажи – забудется. И вновь, как в хорошем фильме «Афганский излом», покажут, к неправде, нищую лавчонку. Взгляду не за что зацепиться. Такие лавчонки были, конечно, но в них не ездили «скупаться».
Начнем, пожалуй, с курса «чек – афгани». За один чек летом 1981 года в Кундузе давали до 15 афгани. Это был высший показатель. Курс, как и положено, колебался. Отчего, мало кто вникал. Скорее всего дело зависело от подвоза товара через перевал Саланг и от дня получки, когда на руках оказывалось немалое количество «валюты» Внешпосылторга (сто несчастий на голову его основателя!). Афгани можно было получить в обмен на чеки у советников. Они их имели много, но им нужны были чеки. Можно было по курсу, о котором договаривались покупатель и продавец, чеками заплатить в магазинах.
Афганский дукан (лавка, магазин) поражал воображение. На совершенно скромном пространстве, 15—20 кв. м, было сосредоточено обилие самых невероятных, желанных для советского человека вещей. Торговец (дукандор), как правило, знал все названия на русском языке, как и цены. Он приветствовал, зазывал, кланялся и скороговоркой перечислял товары, наиболее заслуживающие, по его мнению, внимания.
«Командор, есть дубленка «Лама», джинсы, «Мадонна» (сервиз из дешевого фаянса с фоторепродукциями на пасторальные темы), чайник музыкальный, кожаные пальто, куртки, платки, «неделька» (набор женских трусиков семи цветов – святое дело!), свитер «Лама», кроссовки, для ханум твоей – тени, краска, тушь». И так до четырехсот названий тараторили иные.
Дуканщики были в основном узбеки. Потомки тех самых «басмачей», бежавших от ворошиловско-буденновских рубак и первых воинов-интернационалистов – «красных мадьяр». Последние рубали на Востоке «гидру контрреволюции» без особых затей. Потом ЧК постреляло их самих. Все мировые революции заканчиваются расстрельной стенкой в Урюпинске или в каком-нибудь кишлаке со смертельно скучным названием типа Душанбе (понедельник). Но даже в глуши для этого выбирают окраину.
Ну, ладно. Дукандор «целомудрен». Он с жадностью смотрит на «ханум-шурави», которую охраняет солдат с автоматом. А ей хочется побыть одной с дуканщиком, пустить в ход свои чары. Но нельзя. Дукандор тает, но цену не снижает. Мужику, втихую, он предложит еще и «свежую» водку, презервативы с «ушками и усиками», массу снадобий, главное из которых – «заморозка» – пролонгатор полового акта. Кстати, презервативы изымали на таможне, ссылаясь на то, что изображение грудастых красавиц на упаковках – порнография. Многие везли домой эти резиновые цацки без упаковок.
Еще была куча всякой заманчивой мелочи: зажигалки кварцевые, ручки с часами, «ногтегрызки», «джентан» (антиполицай – он тоже был запрещен к провозу в Союз. Так решила таможня), брелки, ножички, четки и гранатовые ожерелья (очень популярные), жевательная резинка. Ее покупали блоками – лучший гостинец в Союзе.
Особый вопрос – радиоаппаратура, часы и прочая техника. Ну, скажем, где в Союзе можно было увидеть «наручный» магнитофон «Шебро»? А «Трайденты», «Шарпы», «Сони» и «Sanyo» – от карманных до размеров с чемодан – одно-, двух– и трехкассетников с «эквалайзерами» и прочими премудростями. А диковинка – радиомикрофон?
Обилие наручных часов. Конечно, подделки. Но какие! «Ориент», «Ролекс», «Омега». И стекла часовые – стеклянные, а не пластмассовые. И продают их, держа образцы в аквариуме или банке с водой. Вот смотри, «шурави», – не боятся воды! Был даже такой спор, впрочем, вполне военный. Часы укладывали в кружку и из нее, для равномерности удара, метали их на пол или в стенку. Выясняли – чьи «противоударнее». Меня же забавляло «прилипание» влажного полированного хрустального стекла к оконному. Физически процесс был понятен, но как красиво! Висят часы на стекле. В дуканах стоял особый запах – это был запах индийской овцы, у нее такой жиропот неистребимый. Так пахли дубленки и кожаные плащи.
