Рейтинговые книги
Читем онлайн Утопленная книга. Размышления Бахауддина, отца Руми, о небесном и земном - Бахауддин Валад

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 31

В 1207 году, когда родился Руми, Бахауддин принимал участие в ожесточенных дебатах в Балхе, — эти споры бушевали, по крайней мере, столетие. Упрощая, можно сказать, что это была дискуссия между мистиками и философами, между полагающимися на духовное переживание и теми, кто принял доктринальное уложение и следовал ему. Газали (ум. в 1111 г.), нападками на рационалистическую философию греческой ориентации, положил начало этим спорам.

Бахауддин разделял взгляды Газали. Его главным противником был философ Фахруддин Рази. Оба они были друзьями правителя. Рази обвинил Бахауддина в притязаниях на верховную власть.

Рассказывают, что правитель послал Бахауддину ключи от своей казны и корону. Бахауддин ответил, что власть над земным царством не для него и что он готов покинуть страну, чтобы пресечь слухи о подобных притязаниях. Видимо, как раз в 1212 году, когда Руми было пять лет, Бахауддин с семьей отправился в добровольное изгнание в Самарканд. Потом они вернулись в Балх, а в 1219 году вновь пустились в путь. Он пролегал через Нишапур, Багдад, Мекку, Дамаск, Ларанду и привел их в Конью. До отъезда из Балха Бахауддин произнес проповедь перед правителем при большом стечении народа и предрек разрушение города монгольскими ордами и уничтожение царской власти. Все это случилось в следующем, 1220 году. Аллаудин Кайкубад из Сельджуков, просвещенный правитель области, известной как Рум, пригласил Бахауддина в Конью, где для него была построена школа. Спустя два года Бахауддин, духовный лидер общины Коньи, умер в возрасте восьмидесяти лет. Султан передал высокий пост его сыну, Джалалуддину. Руми тогда было двадцать четыре года.

Список « Маарифа» Руми — та самая утопленная книга — так и не был найден. Издание « Маарифа» Фурузанфара, осуществленное на персидском языке, с которым мы и работали, — это два тома общим объемом в девятьсот сорок страниц. Подборка, представленная здесь, дает лишь общее впечатление об обширном документе, который так любил Руми. Он столько раз читал его, что полностью вместил в свое сердце. Как-то он целую ночь напролет по памяти пересказывал « Маариф» своего отца, при этом один из его учеников записывал текст, а другой сушил у огня чернила на исписанных листах. Видный исследователь Анри Корбэн говорит: « Маариф», обширное собрание мистических наставлений почтенного шейха Бахауддина, нельзя игнорировать, если мы хотим понять духовную доктрину его сына». Можно предположить, что книга отца была постоянным спутником Руми в течение тринадцати лет — со времени смерти Бахауддина до встречи с Шамсом. Шамс неоднократно уговаривал Руми отвлечься от слов Бахауддина — вплоть до того, чтобы не обращаться к ним даже во сне. Шамсу были открыты сновидческие состояния Руми.

В тринадцатом веке рукопись « Маарифа» была раритетом, существовало всего несколько копий, а Руми помнил весь текст наизусть. « Маариф» никогда не издавался для широкой публики и циркулировал как частный документ. С момента создания и до наших дней рукописи « Маарифа» никогда не «терялись», выпадая из обихода, как, например, свитки «Мертвого моря», однако в течение нескольких веков они определенно оставались на полках библиотек невостребованными. Опубликован немецкий перевод, но он не получил широкой известности, а теперь стал библиографической редкостью. А. Дж. Арберри включил двадцать фрагментов из « Маарифа» в свою книгу «Аспекты исламской цивилизации, отраженные в аутентичных текстах».

Возможно, некоторые из дневниковых заметок были значимы лишь для самого Бахауддина: не исключено, что таким образом он намечал темы для позднейшей разработки. К подобным материалам могут относиться памятки по садоводству, различные снадобья. Он не предполагал, что эти заметки будет читать кто-то еще. Другие фрагменты явно навеяны пророческим откровением, чем-то напоминающим изумительные главы, завершающие Коран, в которых выражены краткие вспышки откровений на определенные образы и процессы. В Коране эти суры называются «Послеполуденное время», «Заря», «Смоковница», «Сгусток», «Звезда», «Утро».

В « Маарифе» можно найти и такие темы, как заживление раны, усвоение пищи, суть желания во всем желаемом. В одном месте (« Маариф» 1:151—153) Бахауддин в глубоком молитвенном состоянии просит Бога наделить его даром передачи священных текстов. Надеемся, что и нам удалось уловить и адекватно передать поражающую смелость этих фрагментов, повседневность других и колоритное разнообразие наиболее примечательных частей.

Главы книги Бахауддина сразу же поражают читателя удивительным проникновением в мир желаний. В молитве он просит, чтобы его желания были более пылкими. Когда энергия его желания возрастает, он ощущает в себе движение божественного. Этим он напоминает Уильяма Блейка: «Энергия — это вечное блаженство. Вечность — это любовь к произведениям времени», — вот мудрость энергии по Блейку и Бахауддину. То, что питает тело, питает и душу. «Без противоположностей нет прогресса». Бахауддин часто искренне молится о том, чтобы его желания обострились. Под этим он имеет в виду жить телом, как можно более полно и сознательно. «Лучше убить ребенка в колыбели, чем питать неосуществленные желания».

Анна-Мария Шиммель отмечает «эксцентричную чувственную образность» дневника Бахауддина. Исследователь Руми Франклин Левис называет некоторые пассажи «психоделическими» . Мы бы отнесли эту особенность за счет отменного здоровья Бахауддина. Руми говорит, что форма сама по себе экстатична, что уже лишь осознание тела и чувства способно повергнуть в состояние чистого восторга. Бахауддин объясняет, что каждая форма осознанности несет в себе вкушение присутствия Бога и что нужно осознавать себя, используя для этого все дарованные нам возможности, — трансцендентные мистические видения, страхи перед великими мира сего, восторженные молитвословия, гнев и раздражение и даже — эпилептические припадки.

Мы бы назвали Бахауддина мистиком «в соку», имея в виду, что ему по душе разные степени накала влюбленной человеческой осознанности. Бахауддин остро переживает сочное томление тела, достигающее кульминации в единении с Богом. Ему мил аромат человеческого общения и величие всего, что происходит в повседневности. Как-то утром он встал рано и собачий лай отвлек его. Собака лает в тринадцатом веке — а мы слышим это сейчас (1:381—382). Подробности сельской жизни семисотлетней давности остры и выпуклы в его описаниях. Для Бахауддина важны незамутненность бытия и сила желаний, поскольку это путь более углубленно проявить божественное. Пульсация жизненной силы позволяет божественному присутствию проявиться в теле более активно. «Я был скрытым сокровищем, и Я пожелал быть узнанным», — говорится в хадисе. Бахауддин говорит, что желание божества познать себя проявляется в силе нашего желания. Вот один из наиболее поражающих примеров этого в « Маарифе» (1:337—339):

Бахауддин описывает, как он проснулся утром, ощутив жгучее влечение к дочери судьи Шарафа. Она — одна из его жен, как и Биби Алави в аналогичном фрагменте (1:381—382), и тем не менее для своего времени, да и для нас, пожалуй, эти заметки поражающее откровенностью описание чувственного влечения. Профессор Фурузанфар, издавший « Маариф» в 50-е годы двадцатого века, позитивно оценивает выпуклость интимных откровений, отмечая их искренность и напряженность, но полагает, что подобная откровенность в устах выдающегося мистика граничит с безответственностью. «Нельзя забывать, что Баха Валад [Бахауддин] был выдающимся лидером мусульман. Он обучал учеников и проповедовал, а также был главным знатоком закона и судьей по проблемам религии. Именно он наставлял своих многочисленных учеников в вопросах этикета и морали». В такой открытости чувственному влечению мы, скорее, улавливаем силу искренности перед Богом, превосходящую привычные рамки морали. Бахауддин обнажает себя и собственную жизнь в исповедании своей веры. Он величествен в своей подлинности.

Название « Маариф» также может быть намеком на то, что рукопись была создана в состоянии марифата. Бава Мухайяддин часто упоминал четыре стадии просветления: шариат, хакикат, марифати суфийят. Марифат— завершение всех стадий, суфийят— полное слияние. О суфийятене оставлено никаких записей. Об этой области сознания ничего нельзя сказать, находясь внутри нее. Марифат— гнозис, постижение Бога, знание, которое приходит от изначального света, даруемого человеческим существам. Говорят, что этот свет сосредоточен в центре лба. Концентрация на данной точке приводит к встрече с проводником души. Марифат— это вместилище бесконечного в личности, благодаря которому человек сливается с океаном и становится его волной. В этом состоянии нет дня и ночи, рождения и смерти, лишь чистая данность всего существующего. Отсюда частое упоминание цветов у Бахауддина. Знание цветов лишено субъектно-объектной двойственности. Марифатслучается благодаря погруженности в присутствие, в целостность энергетического поля и его формы, цветение цветка и его аромат. Марифат— это места встреч, где Руми и Шамс смотрят в лицо друг другу. Моисей на Синае просит Бога о лицезрении лицом к лицу, что говорит о его переходном состоянии от марифатак суфийяту. Примером такого состояния является и ночное путешествие Мухаммада и последний ужин Иисуса. Мы ощущаем то же самое в неустанном желании Бахауддина не просто встретить божество, но стать им. Об этом же говорит эпизод, когда Шамс бросает книгу отца Руми в воду, чтобы избавить друга от опоры на письменную мудрость. Английское слово «мистицизм» имеет смутный и расплывчатый смысл, но ведь за ним что-то стоит. Самим мистикам становится неуютно от ярлыков и вообще от слов. Всемерно опираясь на непосредственный опыт, они говорят о вкушении и улавливании аромата того, что несказуемо. У Бавы Мухайяддина как-то спросили, как тот воспринимает жизнь. Он зачмокал губами, как сосущий грудь младенец. Мистики живут не по книгам и черпают свои знания не из книг. Это вкус и аромат, приходящие от присутствия и чувств. Они проницают нас так же, как мы — друг друга. «Таинство Бога изъясняет себя в том, как мы любим». Руми сказал, что его отец «продолжил длинную череду глубоко мистических душ, которые из поколения в поколение представляли редкие и тонкие учения» ( Беседа 16), — таинства, наилучшим образом передаваемые не стихами или словами, но посредством уединения и открытости присутствию, внутреннего собеседования, практики и интимного разговора по душам. Все это, вероятно, и привело к появлению подобной книги.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 31
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Утопленная книга. Размышления Бахауддина, отца Руми, о небесном и земном - Бахауддин Валад бесплатно.
Похожие на Утопленная книга. Размышления Бахауддина, отца Руми, о небесном и земном - Бахауддин Валад книги

Оставить комментарий