Молчаливость и сдержанность Пушкиной в обществе, вероятно, можно объяснить свойствами ее характера. Много лет спустя, уже после смерти поэта, Наталья Николаевна писала о себе:
«...Несмотря на то, что я окружена заботами и привязанностью всей моей семьи, иногда такая тоска охватывает меня, что я чувствую потребность в молитве... Тогда я снова обретаю душевное спокойствие, которое часто раньше принимали за холодность и в ней меня упрекали. Что поделаешь? У сердца есть своя стыдливость. Позволить читать свои чувства мне кажется профанацией. Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца».
Пройти мимо этого признания нельзя. Религиозная настроенность понятна в женщине, получившей строгое религиозное воспитание в семье, но мы должны обратить внимание на то, что скрытность и сдержанность, очевидно, одна из основных черт ее характера. Не каждому открывала она свое сердце. Сдержанность, казавшаяся холодностью, вообще, по-видимому, была свойственна многим Гончаровым. Внешне очень сдержанным был Сергей Николаевич, хотя это был добрейшей души человек; не со всеми, даже близкими, делилась своими чувствами и Екатерина Николаевна.
Несомненно также, что поэт руководил поведением своей молоденькой жены. Опасения, что она по неопытности и доверчивости сделает какой-нибудь ложный шаг, который вызовет осуждение, часто волновали Пушкина; об этом не раз пишет он Наталье Николаевне, особенно в первые годы.
«Слишком приметна была она, — пишет о Наталье Николаевне А. Ф. Онегин (известный пушкинист), — и как жена гениального поэта, и как одна из красивейших русских женщин. Малейшую оплошность, неверный шаг ее немедленно замечали, и восхищение сменялось завистливым осуждением, суровым и несправедливым».
Первые годы жизни в Петербурге были для Пушкиных светлыми и радостными.
Письма Пушкина к жене полны самой нежной заботы, особенно после того, как он узнал, что Наталья Николаевна ждет ребенка.
«...Надеюсь увидеть тебя недели через две; тоска без тебя; к тому же с тех пор, как я тебя оставил, мне все что-то страшно за тебя. Дома ты не усидишь, поедешь во дворец, и того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени комендантской лестницы. Душа моя, женка моя, ангел мой! сделай мне такую милость: ходи 2 часа в сутки по комнате и побереги себя. Вели брату смотреть за собою и воли не давать. Брюлов пишет ли твой портрет? была ли у тебя Хитрова или Фикельмон? Если поедешь на бал, ради Бога кроме кадрилей не пляши ничего; напиши, не притесняют ли тебя люди, и можешь ли ты с ними сладить. За сим целую тебя сердечно. У меня гости» (8 декабря 1831 г., Москва).
«...Не можешь вообразить, какая тоска без тебя. Я же все беспокоюсь, на кого покинул я тебя! На Петра, сонного пьяницу, который спит... на Ирину Кузьминичну, которая с тобою воюет, на Ненилу Ануфриевну, которая тебя грабит. А Маша-то? Что ее золотуха...? Ах, женка, душа! Что с тобою будет?..» (22 сентября 1832 г., Москва).
«...Ты видишь... я все еще люблю Гончарову Наташу, которую заочно целую куда ни попало. Addio mia bella, idol mio, mio bel tesoro, quando mai ti riverdo (Прощай, красавица моя, кумир мой, прекрасное мое сокровище, когда же я опять тебя увижу) (22 сентября 1832 г., Н. Новгород) .
«...Благодарю тебя за милое и очень милое письмо. Конечно, друг мой, кроме тебя в жизни моей утешения нет — и жить с тобою в разлуке так же глупо, как и тяжело» (30 июня 1834 г., Петербург).
Письма Пушкина к Наталье Николаевне необыкновенно искренни, удивительны по простоте и сердечности, полны любви и нежности.
Глубокое, всестороннее изучение писем Пушкина к жене, к сожалению, еще не нашло отражения в нашем пушкиноведении. Однако ими интересовались многие русские писатели.
Впервые эти письма были опубликованы И. С. Тургеневым в Париже в 1877 году. Но Тургенев в предисловии к этой публикации освещает только одну сторону вопроса — значение писем как писем Пушкина. Совсем иначе к ним подходит А. И. Куприн:
«Я хотел бы тронуть в личности Пушкина ту сторону, которую, кажется, у нас еще никогда не трогали. В его переписке так мучительно трогательно и так чудесно раскрыта его семейная жизнь, его любовь к жене, что почти нельзя читать это без умиления. Сколько пленительной ласки в его словах и прозвищах, с какими он обращается к жене! Сколько заботы о том, чтобы она не оступилась, беременная, — была здорова, счастлива! Мне хотелось бы когда-нибудь написать об этом... Ведь надо только представить себе, какая бездна красоты была в его чувстве, которым он мог согревать любимую женщину, как он, при своем мастерстве слова, мог быть нежен, ласков, обаятелен в шутке, трогателен в признаниях!
Вот вы говорите, что найдены и, может быть, будут опубликованы какие-то новые письма Жуковского к Пушкину. Есть будто бы письмо, говорящее с несомненностью о том, что разговоры о легкомысленном поведении его жены не были безосновательны. Мне это жалко и больно... Я хотел бы представить женщину, которую любил Пушкин, во всей полноте счастья обладания таким человеком!».
Нельзя пройти и мимо высказывания о Наталье Николаевне писательницы Ишимовой, той самой Ишимовой, в письме к которой обращены последние слова Пушкина перед дуэлью. Плетнев пишет, что Ишимова «очень полюбила Пушкину, нашед в ней интересную, скромную и умную даму».
Несомненно, огромный интерес представляли бы для нас письма Натальи Николаевны к Пушкину, но, к сожалению, как мы уже указывали выше, они пока не обнаружены.
И вот, наконец, перед нами новонайденные, неизвестные письма самой Натальи Николаевны Пушкиной! Написаны они не к Пушкину. И все же эти письма «поистине счастливая находка». Они, безусловно, редкий подлинный материал, рисующий облик жены поэта. Письма раскрывают нам совершенно новые душевные качества Натальи Николаевны и опровергают утверждение Щеголева, что якобы «главное содержание внутренней жизни Натальи Николаевны давал светско-любовный романтизм». В публикуемых письмах нет и намека на это. Мы читаем эти письма и как будто впервые знакомимся с женой Пушкина, о которой знали так мало.
Рассмотрим эти письма, а также и обстановку, в которой они были написаны. Первые из них относятся к 1833 году. К этому времени материальное положение Пушкиных ухудшилось. Наталья Николаевна не получила никакого приданого; те 11 тысяч, которые Пушкин одолжил в счет приданого Наталье Ивановне перед женитьбой, так никогда и не были возвращены. Подаренная Сергеем Львовичем (отцом поэта) к свадьбе часть Болдина была заложена, а деньги прожиты. Жалованье поэта было очень незначительным, всего 5000 рублей в год. Рассчитывать на постоянный литературный заработок Пушкин не мог, писать ради денег не хотел. («Не продается вдохновенье»). Кроме того, цензура то и дело чинила препятствия, запрещая печатать его произведения. Поэтому Пушкину приходилось занимать деньги у своих друзей, а иногда и у ростовщиков, брать в долг у казны в счет будущих своих произведений. Семья росла, росли и расходы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
