— Много злых людей на свете,— печально отозвался священник.
— Я хотел вас спросить,— прервал его Ликэ,— не видали ли вы случайно Рэуца? Не проезжал ли он мимо?..
— Нет.
— Тогда закушу чем-нибудь, да и поскачу через лес, чтобы к утру быть в Инеу… Рэуц, наверное, тоже отправился туда. Но если я ошибся и он все-таки будет здесь — передайте ему, пусть ищет меня в Инеу. Прощайте, батюшка, извините за беспокойство.
С этими словами Ликэ поскакал по направлению к лесу, потом выбрался на дорогу и только тогда помчался по долине к Счастливой мельнице.
XVI
Прежде чем отправиться из дому, Гицэ попытался найти Марца, чтобы отдать ему кое-какие распоряжения по хозяйству, но второпях не мог его отыскать.
У него не хватило терпения на более тщательные поиски, и он спешно уехал, не желая терять времени даром.
Немного отъехав, он оглянулся и заметил сзади, на проселочной дороге, повозку; однако ему и в голову не пришло, что в ней сидят люди, оставшиеся в корчме, так как они прискакали верхом.
И все-таки появление повозки удивило его.
Недалеко от Инеу он нагнал Марца. Венгр ехал известить Пинтю о том, что происходит на Счастливой мельнице.
Несколько мгновений Гицэ стоял ошеломленный, словно ничего не чувствуя.
«Что же, если бог не вразумил меня вовремя…— подумал он немного погодя.— Пусть я делаю плохо, но поступить иначе я не могу».
С этой минуты он понял, что Ана погибла, и стал думать только о мести.
Но надежда никогда не покидает окончательно человеческую душу, и Гицэ говорил себе: «А может быть, я все-таки успею вернуться обратно?»
И он спешил.
Гицэ, Марц, Пинтя и два жандарма очутились в окрестностях Счастливой мельницы вовремя; однако из опасения, что Ликэ может их обнаружить и сбежать из корчмы, всадники сошли с коней на вершине холма и решили подождать темноты, чтобы подойти незамеченными.
Гицэ, желтый, словно обескровленный, лежал, вытянувшись на земле, и пристально вглядывался в долину.
— Сильный ты человек, Гицэ,— сказал Пинтя задумчиво.— Я тоже ненавижу Ликэ, но у меня не хватило бы духу отдать ему такую женщину, как твоя жена, в качестве приманки, чтобы заманить его в западню.
— Жену я давно потерял,— отозвался Гицэ. «Не следовало брать в дом Уцу… Это она, и только она испортила ее»,— подумал он немного спустя. И снова молча, с напряжением стал ждать наступления темноты.
Вдруг он вскочил как сумасшедший и закричал:
— Они нас заметили! Вон он скачет верхом! Уезжает!.. Он оставался с ней один, один!.. Скорее на коней, в погоню! Боже мой!.. Собаки, которых я завел в доме, чтобы защищаться от него, собаки и те на моих глазах выпускают его, и он ускользнет из моих рук!
Гицэ выкрикивал последние слова, когда все четверо уже мчались верхами, вниз по склону холма, по следам Ликэ. Однако под гору они скакали медленнее, чем Ликэ в гору, да и кони их не могли сравниться с гнедым Ликэ, и расстояние между преследователями и Сэмэдэу все увеличивалось.
Когда они наконец добрались до села, Ликэ исчез из виду. Всадники в замешательстве остановились.
— Вы поезжайте направо,— сказал Пинтя,— а мы — налево; объедем вокруг, а потом вернемся посмотреть, не задержался ли он где-нибудь здесь. В такую погоду ему некуда деться.
— Эх, да что уж тут говорить! Упустили его, значит, конец,— ответил Гицэ со смехом.— Вы поезжайте дальше, а я вернусь свести счеты с ней.
И, дернув коня за узду, он повернул в долину и поскакал по направлению к Счастливой мельнице.
Услыхав цоканье копыт на каменной площадке перед корчмой, Ана, заливавшаяся все это время слезами, встала и вытерла глаза. Сердце у нее сильно забилось.
Гицэ вошел в комнату не сразу.
Сойдя с коня, он подумал, что надо дать ему сена, стереть с него пот и накрыть попоной; когда со всем этим было покончено, он еще немного задержался в дверях конюшни, чтобы собраться с мыслями, потом снял шляпу, трижды перекрестился и направился к корчме.
Войдя, он запер за собой дверь, а ключ швырнул в угол.
Ана вздрогнула всем телом, выпрямилась, сделала шаг назад и, задыхаясь, проговорила:
— Я не хочу умирать, Гицэ!.. Не хочу умирать! — повторила она громко и упала на колени к его ногам.— Делай со мной что хочешь, только не убивай!..
Гицэ отшатнулся от нее, потом, наклонившись, взял голову жены обеими руками и поглядел ей в глаза отсутствующим взглядом.
— Не бойся,— сказал он, растроганный.— Ты знаешь, что дорога мне, как свет очей моих. Я не стану тебя мучить, убью, как убил бы своего ребенка, чтобы избавить его от палача. Испустишь дух и не почувствуешь!
— За что ты хочешь убить меня? — воскликнула она, цепляясь за его рукав.— В чем я провинилась перед тобой?
— Не знаю,— ответил он.— Чувствую одно: что-то оборвалось у меня в душе, и я не могу больше жить, не могу и тебя оставить в живых без меня. Сейчас,— продолжал он, помолчав,— даже не глядя на твое лицо, я вижу, до чего я худо поступил, когда, как последний подлец, бросил тебя в его объятия, чтобы только отомстить ему. Если бы он был сию минуту здесь, я, может быть, и не убил бы тебя!
Ана поднялась с колен и посмотрела на Гицэ так, словно только что очнулась от сна.
— Куда ты уезжал? — спросила она.
— Я ездил за Пинтей, чтобы вместе с ним захватить Ликэ с его поясом, который набит золотом, что похищено у арендатора. Это от него я получал банковые билеты с метками, которые ты узнала.
— Гицэ, Гицэ, почему ты вовремя не сказал мне об этом? — воскликнула она глухим от рыданий голосом, обнимая мужа обеими руками.
Снаружи послышался крик филина, и снова наступила тишина.
Зарыдал и Гицэ. Потом он прижал Ану к груди и поцеловал ее в лоб.
— Бог не вразумил меня вовремя,— сказал он и внезапно повернулся к двери.
Снаружи послышались шаги, и немного погодя кто-то попробовал открыть дверь.
— Пинтя с жандармами! — прошептал Гицэ, вытаскивая из-за голенища нож.— Перекрестись, Ана, перекрестись!.. Времени не остается!..
— Сюда! Убивают!.. На помощь!..— крикнула Ана, борясь с мужем.— Ко мне, ко мне!..
Когда сорванная с петель дверь упала и на пороге появился Ликэ с Рэуцем и Пэуном — Ана лежала распростертая на полу, грудь ее была залита теплой кровью; а Гицэ, надавливая на нее коленом, все глубже вонзал нож, добираясь до самого сердца.
— Стреляй! — крикнул Ликэ.
Загремел выстрел. Рэуц попал Гицэ в затылок, и корчмарь рухнул ничком, так и не узнав перед смертью своего убийцу.
Не чувствуя больше тяжести мужнина колена, Ана попыталась приподняться.
— Ликэ, это ты, Ликэ?..— простонала она, устремив на него глаза.— Подойди, подними меня.
Но не успел Ликэ нагнуться над Аной, как она дико вскрикнула, схватила его зубами за руку, вонзила ногти в лицо и тотчас же упала мертвая рядом со своим мужем.
Ликэ вскочил на ноги и яростно принялся вытирать кровь с разодранного лица. Он тер себе щеку не переставая, словно пальцы Аны были пропитаны ядом. Потом он схватил и быстро надел лежащий в ногах кровати кожаный пояс.
— Ищите! В доме должно быть много денег! — приказал Сэмэдэу.— Когда, по вашим расчетам, я буду подъезжать к селу, подожгите корчму, да так, чтобы я видел пожар вместе с крестьянами из Фундурени. Потом ты, Рэуц, отправишься другой дорогой в Инеу, а ты, Пэун, возвращайся в Шикулу.
Все это он проговорил торопливо, не переставая вытирать лицо рукавом. Казалось, он боялся оставаться под этой крышей еще хоть мгновение. Отдав приказание, Ликэ отошел к ракитам, где он оставил своего коня.
Усталый гнедой, проделавший по дождю путь до Фундурени и обратно, выбился из сил и лег.
Это было дурным предзнаменованием для Ликэ, которому предстояло ехать в ту же ночь на изнемогшем коне через Фундурени до Инеу плохими окольными дорогами.
Ссадины Ликэ горели, и мозг сверлила назойливая мысль: что скажут люди, когда увидят меня с расцарапанным лицом и прокушенной рукой?..
Гнедой долго не хотел подниматься, а встав на ноги, весь дрожал и не мог тронуться с места. Казалось, конь никогда больше не побежит, как вдруг, собрав последние силы, он отчаянно рванулся вперед; но, проскакав немного, он снова рухнул на землю, отбросив хозяина в сторону.
— Вот когда меня постигла божья кара! — воскликнул Ликэ, с трудом поднимаясь.— Что теперь делать? Как быть с конем? Завтра же люди найдут его здесь… А тут еще лицо у меня расцарапано и корчма горит…
Как только Ликэ покинул Счастливую мельницу, его начала бить лихорадка; он обливался потом, дрожал и еле держался на ногах.
Он было подумал, не поднять ли павшую лошадь и не дотащить ли ее до вышедшей из берегов реки. Авось волны унесут ее дальше по долине. Но он был слишком слаб для этого. Сняв седло и уздечку, Ликэ направился к берегу, намереваясь добраться до Инеу пешком.
