Кобец искоса бросил взгляд на импровизированный натюрморт. С силой ударил — и опять мимо.
Ракитин присел на угол стола. Взял в руки стакан, в который было налито меньше.
— Ну что, Иван Сергеич, помянем? — спросил он.
Кобец отставил кий в сторону, достал из кармана несвежий платок и вытер мел с руки.
Затем вздохнул, закрыл глаза и решительно отправил портвейн за засаленный галстук. Стряхнув стакан, из которого не сорвалось ни капли, судмедэксперт поставил его на место. Не обратив внимания на обнаженный сырок, Кобец поднес к носу сжатый кулак и занюхал оттопыренным мизинцем.
— Хороший Сабуров был мужик, — печально выдохнул он. — Неугомонный. Осиротеет без него наша судмедэкспертиза.
Ракитин отпил из своего стакана глоток.
— А ведь последнее дежурство было не его, верно? — спросил он.
— Ну и что? — хмуро отозвался Кобец. — Мое должно было быть дежурство.
— Почему же тогда поменялись? — спросил капитан.
Вместо ответа Кобец подхватил кий. Теперь движения его стали более пружинисты. Не спуская глаз с зеленого поля, он обошел стол.
— Вот прямой стоит, — подсказал Ракитин.
Кобец усмехнулся и бросил на него быстрый взгляд.
— Спасибо, Глеб Андреич. На зрение пока не жалуюсь. Из всех болезней меня беспокоит только алкоголизм.
Проигнорировав подсказу, судмедэксперт остановился в совершенно неожиданном месте и вдруг нанес молниеносный удар. Он бил из очень сложной позиции, рассчитать траекторию в которой можно было лишь только теоретически. Однако, «штаны» вышли у него идеально — оба шара со щелчками влетели в противоположные лузы почти одновременно.
Кобец поставил кий на пол, взял мел и стал старательно натирать его кончик.
— Видишь ли… — сказал он. — Медсестра есть у нас одна, Вера… Длилось у них все это уже много лет. Мучительно и безысходно. Он женат. Она тоже несвободна — дети, муж. Подозрения, скандалы. Женщина все на нервах. Почему не поменяться сменами? Когда есть возможность, я всегда иду навстречу. А ты бы не пошел?
Ракитин пожал плечами.
— Не знаю… Наверное…
Кобец вздохнул.
— Он ведь и погиб, когда к ней шел… На пороге ее дома. Буквально.
— Ах, вот даже как?… — удивленно сказал Ракитин и спрыгнул со стола.
* * *
Через полчаса «Жигули» Ракитина въехали во двор дома, где погиб Сабуров. «Шестерка» остановилась рядом с кабриолетом, который недавно приобрел судмедэксперт. О нелепом несчастном случае, произошедшем тут вчера, уже ничего не напоминало. У подъезда было все прибрано. На новом деревянном козырьке сидел верхом плотник, который размашисто вгонял гвозди во свежеоструганные доски. Ракитин, бросив на него взгляд, вошел в подъезд.
* * *
Ракитин сидел за столом, накрытым вышитой скатертью. Посреди стола стоял никелированный электрический самовар, вокруг него располагались розетки с вареньем, чашки и заварочный чайник.
Вера Павловна взяла чайник обеими руками и подлила заварки в чашку Ракитина.
— Попробуйте варенье… — рассеянно сказала она. — Недавно сварила. Абрикосовое. Я раскалываю косточки и варю мякоть вместе с орешками.
Ракитин взял ложку и посмотрел на янтарную струйку, сбегающую обратно в розетку.
— Спасибо, — поблагодарил он. — Вспомните, пожалуйста, что было в ту ночь.
Вера Павловна вздохнула.
— То, что лейтенант пропал, вы и без меня знаете. Как только мы убедились в этом, Виктор Михалыч сразу же кому-то позвонил. А потом, уже ближе к утру, подъехала машина. Они заперлись в кабинете с каким-то человеком.
Ложечка Ракитина застыла на полпути ко рту.
— Кто это был?
— Не знаю.
— Вы хотя бы видели его лицо?
— Не видела, — ответила Вера Павловна. — Виктор Михалыч встретил его сам и сразу же провел в свой кабинет.
— Может, все-таки заметили что-то необычное? — спросил Ракитин.
Вера Павловна задумалась.
— Необычное?… — переспросила она. — Может быть, запах? Такой тонкий, из-за двери… Будто запахло чем-то таким… ароматным. Может быть, жареным миндалем?..
Ракитин, наконец, все-таки попробовал варенье и запил его чаем.
— Варенье-то какое… — с уважением сказал он. — Возьму рецепт. Обязательно. Но у меня к вам еще один вопрос. Постарайтесь на него ответить без утайки. — Ракитин отставил чашку в сторону и внимательно посмотрел на медсестру. — Вера Павловна, кто был в гробу вместо Лунина? Ведь Сабуров мертв. И скрывать теперь что-то — не имеет смысла.
Медсестра опустила голову.
— Вы правы… смысла теперь уже ни в чем нет… У нас половина холодильников неопознанными забита. Лежат иногда годами. Отчетности никакой… Одним больше, одним меньше. — Вера Павловна подняла глаза и посмотрела на Ракитина. — Так какая ж вам разница, кто? Номер семьдесят шесть дробь два, вот кто.
Ракитин встретил ее взгляд спокойно. Неожиданно он спросил:
— Может быть, это нескромно, но… Ваш муж знал о связи между Сабуровым и вами?
Брови Веры Павловны поползли вверх.
— Какой муж? Что вы имеете в виду?
Теперь настала очередь удивиться Ракитину.
— Ну, как же, — пробормотал он. — Ведь все же знают… Вы замужем… Семья, дети…
— Какие еще дети? Какая семья? — переспросила медсестра. — Ах, вот вы о чем… Знаете, Виктор Михалыч обожал опасность. Он не мог без риска — жизнь без адреналина теряла для него всякий смысл.
— Не понимаю, — сказал Ракитин.
— Я тоже сначала его не понимала. Но потом догадалась, что именно было ему нужно. Мы встречались шесть лет. Скажите, если бы я была просто доступной дурой, то эти отношения продлились бы так долго?
— Вот оно что… — догадался Ракитин. — Значит, вы…
— Ему нравилось получать запретное. Нравилась конспирация и случайные встречи в квартирах знакомых. Слежка и тайные явки. Он менялся дежурствами, чтобы попасть в одну смену со мной, — медсестра вздохнула. — Вот так, Глеб Андреич… Так что, никакого мужа у меня нет. А детей уж — тем более.
В этот момент в кармане Ракитина зазвонил телефон. Капитан достал аппарат и приложил его к уху. Изнутри донесся голос Самохина, который был приглушен и взволнован, будто обладатель его прикрывал трубку рукою, озираясь по сторонам.
— Приезжай, Глеб, — говорил Самохин. — Приезжай немедленно. Тут что-то случилось. Не пойму, что. Знаю только одно — Лунин пропал неспроста.
— Ты в квартире? — спросил Ракитин.
— Да… Тут такое творится… Короче, давай быстрее. Сам все увидишь.
Ракитин нажал «отбой» и спрятал трубку.
— Вера Павловна, мне пора, — сказал он, поднимаясь со стула.
Медсестра бросил взгляд на настенные часы.
— И мне. Я вас провожу, вы не против? — сказала она. — Хлеба дома нет. Зайду в булочную.
* * *
Плотник, который ставил над подъездом новый козырек, присел на корточки и стал собирать инструменты в пластиковый кейс. В этот момент хлопнула дверь, и из подъезда вышла Вера Павловна, которую Ракитин пропустил вперед. В десятке метров от дома стояли две машины — красный кабриолет с поднятым верхом и белая «шестерка» Ракитина. У машин Ракитин и медсестра остановились.
— Вас подвезти? — спросил капитан.
— Не стоит, — ответила Вера Павловна. — Булочная за углом.
Ракитин отпер ключом дверцу.
— Вера Павловна, если что вспомните, звоните, — сказал он. — Визитку я вам оставил, номер на ней вы найдете. Договорились?
Медсестра протянула ему руку.
— Договорились.
Ракитин пожал ее и сел в машину. Двигатель завелся, «жигули» тронулись с места и выехали сквозь арку со двора.
* * *
Несколько секунд Вера Павловна простояла неподвижно, провожая машину взглядом.
Мимо прошел плотник, который уже собрал свои инструменты. Тяжелый кейс оттягивал его руку. Вера Павловна двинулась вперед, и траектории их движения вдруг пересеклись. Угол кейса задел ногу медсестры, чуть ниже колена. Колготки вздулись конусом, оттянулись, лопнули и вновь легли на место, — от неожиданного контакта на их поверхности образовалась дыра. Касание было столь незначительным, что плотник, видимо, даже не ощутил его. Он прошел мимо, не повернув в сторону медсестры головы.
Зато касание это оказалось ощутимым для самой Веры Павловны. Лицо ее исказила гримаса, женщина наклонилась и посмотрела на ногу. Была не только разорвана поверхность чулка — на коже Веры Павловны появилась небольшая, но отчетливая царапина. Медсестра наклонилась, дотронулась до нее и поднесла руку к глазам. На подушечке пальца остался смазанный след крови.
— Эй! — крикнула Вера Павловна вслед плотнику. — Вы же мне колготки все порвали!..
Плотник не обернулся.
— Да пошла ты, — от души посоветовал он. — Надо ж, колготки!
Он свернул и безвозвратно исчез в подворотне.
