— Наверх! — крикнул Вадим и, бросившись к стене, хлопнул по выключателю.
Вспыхнула помпезная люстра, с которой шальные пули уже откололи несколько хрусталиков. Крики наверху усилились. Голосили женщины, мужчины. Кто-то протопал по галерее второго этажа. Но бойцы уже действовали. Рудницкий первым прыгал по лестнице — какими-то вычурными зигзагами, за ним летел Капралов, ловя мишени в прицел.
— Мужики, направо! — гаркнул Вадим. — Хватайте Нарбулу! Янковский тоже нужен живым!
Наверху уже хлопали пистолетные выстрелы. «Кретины, — мелькнула мысль, — повоевать решили? Будет им война!» Визжала женщина на долгой пронзительной ноте. Снова застучали автоматы, прозвучал мучительный вопль, затрещали перила на галерее, оторвались несколько балясин. Еще один подстреленный рухнул с высоты, свернув себе шею. Он дернулся, тряхнув золотой цепью с крестиком, украшающей волосатую грудь, и застыл с оскаленным ртом. Этого типа Вадим уже видел днем — подтянутый, с каким-то обтекаемым лицом, сотрудник СБУ, сопровождавший Янковского. К этой уважаемой организации Вадим Репнин относился с большим чувством юмора. СБУ в нынешнем ее виде — это что-то. Вобрать в себя все худшее, что было в КГБ, и разукрасить все это «самобытным» национальным менталитетом — это неподражаемо…
Они неслись с Амбарцумяном наверх, прыгали через ступени. Рудницкий и Капралов уже ушли вправо, топали по галерее. Амбарцумян завертелся. Распахнулась дверь слева, вынеслась девица с распущенными огненными волосами и с вытаращенными глазами, увидела двоих в масках, завизжала, как припадочная, кинулась обратно в комнату. Амбарцумян схватил ее за руку, потянул на себя. Вадим прыгнул дальше. Следующая дверь, еще одна девица «высоких аморальных качеств» — практически голышом, белобрысая — у нее от страха заплетались ноги. Ее крепко обнимал, прикрываясь, как щитом, смертельно бледный тип с обширными залысинами. Господин Янковский собственной персоной! Что, уже идут в бой с оккупантами суровые батальоны? Он тоже трясся от ужаса, дрожал пистолет в руке.
— Я убью ее… — сипел эсбэушник. — Дайте дорогу, я убью ее…
Это высший пилотаж — чувствовать то мгновение, когда ваш противник готов нажать на курок. Вадим каждой клеточкой ощутил это мгновение и свалился на колени, когда трясущийся палец уже давил на спусковой крючок. Пуля провыла над головой, ушла в многострадальную люстру. А он катился «сучковатым» поленом блондинке под ноги! Удар сбил с ног обоих. Пистолет запрыгал по полу. Он оттолкнул от себя девицу — она умчалась в объятия Амбарцумяна, которому одной прелестницы, видимо, было мало, а сам ударом обоих предплечий треснул Янковского по голени. Переломилась кость, руководитель подполья взвыл, как ржавая бензопила, рухнул на бок, схватился за искалеченную конечность. Вадим оседлал его и придавил к полу.
— Сволочи, москали поганые… — надрывался тот. — Слава Украине…
— Не за что, придурок, — засмеялся Вадим и точным ударом отправил «участника сопротивления» в глухой нокаут. Янковский — добыча знатная, но не за тем он сюда явился. — Гриша, запри девчонок, последи за этим… — и побежал на другой конец галереи, где было как-то тихо, не считая мужской ругани и жалобных причитаний третьей девицы. Когда влетел в большую спальню, совмещенную с гостиной, в груди кольнули недобрые предчувствия. Нет, не может быть! Он не имеет права повторить ошибку Харзрума! Безразмерная кровать напоминала взорванную прачечную. Вещи вокруг раскиданы, мебель перевернута. По комнате метались растерянные Рудницкий с Капраловым. Один отодвинул диван, другой ногой ударил по двери шкафа, а когда она распахнулась, прошил его содержимое очередью. Нарбула отсутствовал! Его не было ни в шкафу, ни за диваном. Капралов сорвал штору с окна — оно оказалось закрытым изнутри. Балконы в этой части здания отсутствовали. На полу, привалившись к кровати, обняв себя за плечи и натянув на себя простыню, сидела объятая ужасом миловидная брюнетка. Вадим шагнул к ней — она потрясенно пискнула.
— Успокойся, — сказал он, — ничего тебе не будет. А за отказ сотрудничать — срок. Где человек, с которым ты спала? Быстро говори!
— Т-там… — У нее от страха стучали зубы, она вытащила руку из простыни, стрельнула пальцем в дальний угол, где у стены стояла ширма — вроде тех, что устанавливают в медицинских кабинетах, но разрисованная японскими иероглифами. Упало сердце. Вадим уже все понял. Ширма стояла как-то криво, словно ее отодвинули, чтобы пролезть. Чертыхаясь, он помчался в угол, отшвырнул ширму. Вскрылась узкая, шириной сантиметров сорок, дверь, плотно входящая в створ. Рисунок на обоях был такой, что она не выделялась. Роль ручки выполнял небольшой шуруп. Он распахнул дверь, одновременно отпрянув вбок. Его не встретила ни пуля, ни граната. Все понятно, черт возьми! У главарей террористов такого ранга обязаны быть запасные пути отхода. Могли бы это предусмотреть! Но как это предусмотришь? Вадим скрипел зубами, чуть не с ненавистью смотрел на своих товарищей. Те бледнели, пожимали плечами — они-то чё? Да они всегда ничё! Он вытащил из подсумка гранату, выдернул чеку и бросил в темноту. Захлопнул дверь. Все отпрянули. Взорвалось глухо, далеко внизу, и имелось печальное подозрение, что при взрыве ни один террорист не пострадал.
— Рудницкий, за мной! — бросил Вадим. — Капралов, собирай народ! Баб изолировать, зачистить здание. Никого не впускать, маски надеть и не снимать — чего вы их опять стащили? Приедут местные силовики — держать оборону. «Светите» корками, но маски не снимайте. Телефон Хатынского и Панькова у вас есть.
Он осветил фонарем нутро тайного хода — узкая глубокая шахта метр на метр, повсюду бетон, падающая металлическая лестница — и, зажав фонарь во рту, начал спускаться. Дышать уже было нечем, он задыхался. Сам виноват, мог бы и не бросать эту гранату! К счастью, свет внизу горел! Слава богу, что взрывом не повредило проводку. Граната слабая, разрушения минимальные. Под ногами он различил крышку люка. Уже открыта — ну, конечно, Нарбула открыл! Вадим сгруппировался на последней перекладине, прыгнул вниз на бетонный пол, перекатился, подлетел, водя по сторонам стволом. Так и есть — он находился в низком подвальном помещении. Квадратура — метров двадцать. Видимо, не весь подвал, только часть. Бесполезный хлам на полу и стенах, какая-то древняя рухлядь. Под дальней стеной горела тусклая лампочка, озаряя помещение мутным светом. Взрывом разметало лишь доски, лежащие неподалеку, порвало мешковину с древним цементом. Спрыгнул Рудницкий, откатился в другую сторону.
— Твою-то мать! — выругался он. — Опять неудача?
У Нарбулы не было времени маскировать свой уход. Просто воспользовался возможностью уйти — и был таков. Дальнюю стену оплетали трубы канализации, меняли направление, уходили вверх. Там что-то чернело. Вадим, пригнувшись, бросился в угол. Еще одна дверь — вернее, горизонтальный люк, прикрытый жестяным листом, который сейчас валялся на полу. Он ругался благим матом, не веря, что опять этот дьявол обвел его вокруг пальца. Ведь мог бы догадаться, черт возьми! Нет, торопился вернуться к дочери и к своему курортному роману!
— Спокойно, командир, спокойно… — бормотал в затылок Рудницкий. — Призываю к сдержанности и благоразумию. И давай не лезть под пули…
Вадим передернул затвор, выпустил длинную очередь в черноту подземного лаза. Потом осветил его. Обычная земляная нора, в которую без проблем пройдет на корточках человек среднего телосложения. Распорки через пару метров, прибитые к доскам на потолке, чтобы земля не сильно осыпалась. Все элементарно, как два пальца! Надо выяснить между делом, что за криминальный авторитет тут жил до Нарбулы. Он и озаботился этим ходом, а Нарбула уже на готовое пришел… Вадим полз по лазу, обливаясь матерками и потом. К черту клаустрофобию и прочие «бытовые» неудобства! Злость отсекала все прочие чувства. Земля сыпалась за шиворот, кислорода катастрофически не хватало. Он размеренно дышал, рывками двигался вперед. Рудницкий полз за ним, благоразумно выдерживая дистанцию, чтобы не получить каблуком по лбу. И снова путь оказался недолгим — порядка семидесяти-восьмидесяти метров… Лаз пошел вверх, и вскоре Вадим уперся в массивную, сколоченную из досок крышку люка. Какая милая непосредственность. Но ведь работает же! Он перевалился на спину, надавил на крышку ногой — она отъехала. Над головой зависло темно-фиолетовое небо, тускло мерцали звезды. Стрелять по небу он не стал — уже горю не поможешь! Поднялся, выбрался наружу, обнаружив себя в какой-то неглубокой яме, окруженной каменными глыбами. Луч от фонаря прыгал по пучкам ползучего можжевельника, по камням, по глинистой земле, уперся в склон и запрыгал вверх. Кряхтя, выбирался из лаза Рудницкий. Трещала под подошвами отброшенная крышка люка — сбитые сосновые бруски с выложенным сверху дерном. Вадим завертелся — ну, так и есть, подземный ход выводил к горе, с которой спецназ и начал свое очередное унизительное шествие. Местечко близко от дороги, но заросло колючим кустарником, обложено камнями, простой прохожий сюда не залезет. Нарбула мог свалить куда угодно — вдоль дороги в любую сторону, наверх по склону, — растворился в лесу, и поминай как звали. Пусть не сибирская тайга, но все равно чаща. А на севере еще и горы…
