никак не мог предположить, что РНЦ не только свободна от налогообложения, но и использует эту лазейку для своих коммерческих операций. Мне забыли сообщить, что выросшие в лоне РНЦ радикалы могут оказаться опаснее боевиков Исламского Государства – вторые хотя бы не угрожали по глупости разрушить всю архитектуру международной безопасности.
Позже сложилось мнение, что мой конфликт с РНЦ начался на заседании Парламентского комитета по образованию. Я приехал туда по делам, к образованию отношения не имеющим, – мне нужно было переговорить с вице-премьером по Дальнему Востоку. Я сидел там, слушал вполуха, ждал вице-премьера и воображал. Воображал, как следующим утром приземлюсь в Каннах, позавтракаю на Круазетт и отправлюсь в отчий дом, где вечером поужинаю с друзьями и хорошим вином по случаю своего тридцатилетия.
У меня тогда был недолгий, но приятный роман с молодой певицей из Большого театра. В сравнении с предыдущей должностью оказалось много свободного времени, я часто летал к себе во Францию, и в этот раз она обещала сбежать от мужа и полететь со мной. На ужин я пригласил её, генерала Уэллса и Корнелию с мужем (она специально прилетала из Вашингтона, где продолжала работать на недружественное нам ЦРУ).
Я размышлял, не стоит ли воспользоваться поводом и позвать Энсона, но отказался от этой идеи. Во-первых, он не мог сидеть за одним столом с Уэллсом; во-вторых, мне претило то, во что он превратился: лёгкая слава, эфиры и толпы недалёких поклонников сделали его высокомерным и самодовольным. Мне было грустно наблюдать, как гибнет его потенциал.
Так что да, на том заседании меня занимали мысли поинтереснее, чем строить планы по «разрушению последней святыни России», как вскоре прокомментирует тот же Энсон.
Я действительно оживился и прекратил плевать в потолок, когда слово взял человек в рясе и с крестом на шее. У него были маленькие глаза и даже не особо ортодоксальная борода, жиденькая и короткая, зато громкий голос, широкие плечи и внушительный живот. Ничего похожего на кротких священнослужителей, которых я видел в Англии и во Франции; никаких тривиальных мудростей, никакой патоки в речах, ничего от припадочных пасторов «библейского пояса».
Он сразу начал обвинять – строго, как прокурор, словно мы дождались Страшного суда и Господь назначил его дознавателем. Его речь меня удивила. Я привык слышать критику от «зелёных», социалистов, альтер- и антиглобалистов, регионалистов, националистов, правых, левых, центристов, консерваторов, ультраконсерваторов, неомарксистов, анархистов, либертарианцев, моралистов и прогрессистов – но от священника?..
Я ещё не так долго пробыл в России, чтобы понимать сложную химию взаимодействия власти и РНЦ. Наивный француз, шпион еврейского тайного мирового правительства, я слушал раскрыв рот. (Кстати, с «еврейским» я, может, и соглашусь, всё же фамилия генсека была Мирхофф, но вот с «тайным» поспорю – мы никогда не скрывались!)
Человек в рясе прочитал длинную нотацию о том, как Организация своими международными стандартами что-то там разрушает и куда-то затягивает, что надо противодействовать, что нельзя, что нужно, что через детей, что идентичность, что традиции, что права человека – троянский конь, что следует, что мировой капитал, что патриотизм, что русский народ, что церковь, что безбожие и мировое господство, бла-бла-бла и так далее. Должно быть, господа депутаты позвали комика, и я решил им подыграть.
Клянусь, на моих губах была улыбка, когда он закончил и я в отведённое регламентом время задал вопрос.
– А что вы здесь делаете, гражданин? – спросил я.
Иронию не оценили.
Гражданин в рясе насупился, став похожим на шарпея, и захрипел, что он здесь живёт, что это его страна, что он не «гражданин», а «отец Феосиф», и он не понимает, кто я такой.
Я честно признался, что я на работе; что если бы мой работодатель не настаивал, я бы никогда не узнал, что на заседания парламентского комитета по образованию приглашают граждан страны, которые даже в качестве получателей с образованием не соприкасались.
Тот вспылил: заявил, что у него тоже есть работодатель, это сам Господь Бог, а мой работодатель – человек и, скорее всего, сатанист, так что его работодатель сильнее моего.
В ответ я попросил охрану – исключительно в шутку – вывести «гражданина» из зала. Некорректно, непрофессионально, недальновидно. Мне следовало догадаться: если он пришёл сюда и произнёс эту феерическую речь и если его сопровождает своя охрана, на то есть причины.
С другой стороны, мне слабо верилось, что в парламенте одной из важнейших стран мира, входящей в Северный альянс, могут всерьёз принимать клоуна. Я думал, здесь какой-то трюк, какая-то отдельная и безопасная для меня интрига; я устал и предвкушал отпуск.
Следующим утром, когда я летел в Канны, вся русскоязычная Сеть обсуждала, как представитель Организации назвал «гражданином» и попросил «вывести из зала» отца Феосифа, который оказался фаворитом в борьбе за пост патриарха РНЦ. Коллеги удивлялись, как я мог не знать, но я правда понятия не имел: думал, это вне сферы моей ответственности.
Я ошибался.
Через полгода его избрали патриархом Московским и Вселенским РНЦ.
Второй раз я встретил его летом в Кремле, на приёме в честь какого-то праздника. Он внезапно появился и затесался в один ряд с премьером. Все обращались к нему уважительно, говорили «ваше святейшество», целовали перстень. Надо ли уточнять, кто – единственный из присутствующих! – панибратски шепнул ему под камеры: «Как дела, гражданин?»
Это был скандал. Но кто сказал, что я хотел избежать скандала?
Традиции – это прекрасно, но я ненавижу традиции. Если глупость передаётся из поколения в поколение, это не делает её мудростью. Британские колонизаторы очень уважали традиции и сперва почти не вмешивались в традиции аборигенов, великолепные традиции – сжигание вдов, жертвоприношения, каннибализм, женское обрезание. С собой они принесли тоже очень уважаемые в южных штатах Тринадцати колоний традиции – рабовладение и работорговлю. Политика – это лицемерие, я постоянно улыбаюсь неприятным людям, но иногда, очень редко, позволяю себе хулиганить и быть честным. Некоторым пастырям душ людских нужно указывать их место, потому что иначе они примутся вести даже тех, кто идти не хочет.
Так что да, я прилюдно унизил патриарха, но если вы думаете, что это вопрос личной неприязни, спешу вас разочаровать. Мне уже тогда донесли, чем Феосиф собирается заниматься и как он говорит об Организации.
У него было своё видение России. Патриарший жезл был не целью, а средством. Власть, богатство – ему всё не хватало. Он хотел больше, больше. Хотел видеть себя духовным вождём, Россию – осаждённой крепостью. Организация, говорил он, работает на Антихриста, и год последней битвы близок. Несломленный крестоносец,
